Эффект Гирлянды (СИ) - Тезий Фэн
Мать бессильно опустилась на стул и, снова закрыв лицо руками, горько заплакала.
— Я не говорила, что ты недостойна, — Юля вскочила со своего места и, подойдя к ней, обняла за плечи. — Ты имеешь право на счастье, но…
— Так и знал, что ты будешь на её стороне, — послышался из коридора голос отца.
Из кухни была видна входная дверь. Отец стоял возле неё уже полностью одетый для выхода на улицу, и лицо его было чёрным от злобы.
— Я воспитывал тебя правильно, Юля, и мне больно видеть, что ты оправдываешь распущенность и измену. Больше мне в этом доме делать нечего. Надеюсь, что никогда вас не увижу…
Девушка не успела ничего ответить. Отец так сильно хлопнул дверью, что шторы в кухне колыхнулись от порыва ветра. Мать дёрнулась в руках дочери и тихо завыла, словно побитая собака. Столько боли и отчаянья было в её голосе, что у Юли сжалось сердце. Она налила в стакан воды и принялась отпаивать мать, а в голове билась мысль о том, что отец теперь непременно уедет в Германию, и она его больше никогда не увидит.
Так нельзя, думала она, нужно как-то остановить его. Всё ещё можно вернуть. Почему-то Юля была уверенна, что родители помирятся, если встретятся и поговорят.
Мать пришлось успокаивать долго. Она то затихала, то снова принималась голосить. Когда она наконец-то затихла, Юля помогла ей перебраться в спальню, уложила на кровать и укрыла одеялом. Через несколько минут женщина заснула, а девушка выскочила из комнаты и схватила свой телефон. Среди списка контактов где-то должен был быть номер Бориса Евсеева — лучшего папиного друга. Юля была уверенна, что отец направился к нему.
Дрожащими пальцами девушка набрала нужный номер и, кусая губы, стала ждать, слушая длинные гудки.
— Алло, Юля?! — наконец-то пробился встревоженный мужской голос.
— Дядя Боря, папа у вас?! — крикнула она.
— Да. Что там у вас случилось? Павел прибежал ко мне чернее тучи, сказал, что вы его предали и бросили, собирается ехать в аэропорт.
— Некогда объяснять! Всё потом расскажу. Задержите его у себя. Я сейчас прибегу.
— Хорошо. Я постараюсь, только…
Юля отключилась, не попрощавшись, и стала собираться, роняя вещи. Сердце бешено колотилось. Боже, как же такое могло случиться? И отец, и мать любят друг друга. Всегда любили. Наверное, мама специально сказала ему про другого мужчину, чтобы позлить. Надо как-то помирить родителей, иначе они натворят глупостей, отец уедет в другую страну, и тогда уже ничего не получится вернуть.
Юля быстро надела сапожки, схватила куртку и выскочила из дома. На улице уже стало темнеть, резкие порывы ветра едва не сбивали с ног, липкие хлопья снега врезались в лицо, мешая увидеть то, что было впереди. Девушка пожалела, что не взяла шапку и перчатки. Пришлось накинуть на голову капюшон. Теперь она почти ничего не слышала и не видела. Меховая оторочка закрывала обзор с двух сторон. Ничего, дом папиного друга недалеко. Она добежит за пять минут.
Сапоги на гладкой подошве скользили на припорошенной снегом дороге, но Юля не сбавляла шаг. Она выскочила на проспект, побежала по тротуару вдоль высоких домов. Мимо мелькали светлые пятна освещения фонарей, тени прохожих. Юля смахнула с лица налипший снег, выглянула из глубин капюшона. Так… впереди дом с аркой, за ним ещё две девятиэтажки, потом надо повернуть налево и пройти ещё три дома.
Юля рванула вперёд. Стук сердца отдавался в ушах, дыхание сбилось, морозный воздух врывался в лёгкие с хрипом. Пробегая мимо арки, девушка едва не подавилась снегом, попавшим ей прямо в рот. Она остановилась, стала отплёвываться, услышала какой-то гул и шипение. В глаза ударил ослепительный свет, тело её что-то дёрнуло с такой силой, что ноги оторвались от земли, а капюшон слетел с головы. Земля понеслась ей навстречу, ударила боком, в руке хрустнуло, и Юля потеряла сознание…
***
Очнулась Юля уже в больнице. Оказалось, что её сбил автомобиль. Когда девушка бежала мимо арки, оттуда выехала машина. Был сильный ветер и снег. Водитель видел бегущий силуэт и предполагал, что пешеход успеет перебежать дорогу, но Юле в рот попал снег, она остановилась, стала отплёвываться. Владелец авто пытался тормозить. На заснеженной дороге колёса не слушались. Шофер включил фары и стал сигналить, но девушка плохо его слышала из-за кашля и плотного капюшона, а яркий свет её ослепил и дезориентировал.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Врач сказал Юле, что ей очень повезло. Закрытый перелом руки, сотрясение мозга и многочисленные ушибы — это, конечно, огромное везение! Всё тело болело, а особенно голова и рука, но ещё хуже у потерпевшей было в душе.
Попасть в больницу за пару дней до праздника — очень обидно. Она мечтала встретить Новый год вместе с любимым человеком, закупила продукты, чтобы приготовить изысканные блюда, приобрела красивое платье и комплект соблазнительного белья. На первое января был заказан ресторан, где их ждала встреча с друзьями. И вот теперь все планы — коту под хвост.
Больные в отделении старались всеми правдами и неправдами покинуть больницу, чтобы провести эти праздничные дни с родными, а Юле пришлось остаться одной в холодной мрачной палате с облупившимися стенами и потолком, и рваным линолеумом на полу. Давно ей не было так тоскливо и одиноко. Депрессия затягивала несчастную всё глубже, словно зыбучие пески.
Отец, с тех пор как ушёл из дома, больше ни разу не дал о себе знать. Попытки связаться с ним заканчивались неудачей. Мать каждый раз, когда звонила Юле, плакала в трубку и причитала, как ей плохо и одиноко. Тимофей был в другом городе. Он контролировал проведение праздничных концертов, и если изредка дозванивался, то говорил мало — чаще всего извинялся и обещал, что скоро приедет.
Врач, медсёстры и санитарки в больничном отделении смотрели на девушку с нескрываемым раздражением и неприязнью, словно она нарочно застряла здесь, чтобы портить им настроение своим пребыванием. Одна из медсестёр не выдержала и процедила сквозь зубы:
— Праздник ещё не начался, а молодёжь уже напивается до беспамятства и кидается под машины. Совсем девки стыд потеряли, а нам приходится прислуживать им. Даже с работы пораньше не уйти! Детям подарки купить не могу. Придётся перед свекровью унижаться, просить, чтобы за мелкими присмотрела, пока в магазин бегаю.
А доктор, проводивший утренний осмотр, даже не стал заходить в палату, просто заглянул в приоткрытую дверь и произнёс:
— Как же не вовремя вы к нам угодили. Надо бы провести обследование головного мозга, но праздники… придётся отложить всё это на несколько дней. Впрочем, можете обратиться в платную клинику — так и вам, и нам будет проще.
Утром тридцать первого декабря приехала мать. Она была в новой норковой шубке — непонятно как её пропустили в верхней одежде — и выглядела посвежевшей и радостной. При входе в палату она наморщила нос и недовольно заметила:
— Тут ужасно воняет лекарствами и плесенью. Ремонт, наверное, сто лет не делали. У меня каблук в щель между плитками провалился — чуть ногу не сломала.
Она поставила обшарпанную табуретку возле юлиной кровати, но так и не решилась сесть.
— Ты уже намного лучше выглядишь. Врач сказал, что перелом не опасен. Скоро тебя выпишут. А мы с Александром Николаевичем приготовили тебе сюрприз. Он предлагал не говорить тебе, но сегодня же праздник! Когда ты вернёшься, у тебя будет своя квартира! Собственная! Сможешь там жить со своим Тимофеем. Я решила оставить жилплощадь в твоё единоличное пользование, а сама перееду к Александру Николаевичу, чтобы не мешать. Ты рада?
— Мама, ты про кого вообще говоришь? — удивилась Юля. — Какой ещё Александр Николаевич? Ещё вчера ты мне плакала в трубку, переживала, что папа нас бросил, а сегодня…
— Твой отец всегда был жутким эгоистом, — махнула рукой родительница. — Я была у него прислугой, и только мешала. Пусть теперь живёт в своей Германии, как хочет. Я столько страдала, терпела его выходки, грубость, равнодушие. Ты сама говорила, что я имею право на счастье. Смотри, какую шубку мне Саша подарил… И вот, колечко ещё…