Excommunicado (СИ) - Темида Ди

Бум.

Последний удар о грудную клетку.

Внутренний таймер нещадно пищит, возвещая о начале катастрофы в тот миг, когда я наконец решаюсь поднять взор и встречаюсь глазами с Альваро.

Всё те же тёмные, засасывающие в бездну, карие глаза с опущенными наполовину веками. Всё та же несущаяся вихрем от высокой фигуры опасность. Я почти вижу, как воздух между нами начинает вибрировать…

— А вот и вы, мисс Ричардс, — неприкрытый сарказм, бьющий по намеренно изменённой форме обращения, в очередной раз показывает, насколько этот ублюдок ни во что не ставит трагедию, случившуюся в моей жизни. В его взгляде вспыхивает мрачное торжество, и уголок рта дёргается. — Добро пожаловать…

~VIII~

Тело сковывает неловкостью, и я не могу разлепить губы, чтобы хоть как-то поприветствовать этого самодовольного мерзавца в ответ. В солнечном сплетении начинает полыхать огонь ненависти и злости, хотя, по сути, злиться я должна только на себя. Неписанная истина — любой человек виноват в своих проблемах сам.

В памяти непотушенными угольками тут же вспыхивает всё то, что произошло на складе: распотрошенный труп того криминалиста, наручник на моём запястье и ледяная угроза Рамиреса.

Держаться. Надо как-то держаться.

— Не стойте на пороге, Джейн, — добавляет он обманчиво мягким тоном, неторопливо пряча ладони в карманах безупречно выглаженных брюк. Сегодня Рамирес в костюме-тройке цвета берлинской лазури. Тонкая серебристая цепочка, очевидно часов, уходит от кармана жилета под борт пиджака. Рубашка в подходящий оттенок и начищенные до блеска тёмно-коричневые туфли. Меня начинает раздражать тот факт, что я снова признаю наличие непревзойдённого стиля у этого мужчины. — Проходите, присаживайтесь. Признаться, я ожидал увидеть вас утром, а не в час дня.

Сам он стоит с ровной осанкой рядом с широким столом с чистейшей стеклянной столешницей — чёртов педант, — и пока я молча делаю первый несмелый шаг, Рамирес продолжает внимательно наблюдать за мной, не шелохнувшись.

— Мне нужно было закончить некоторые дела… — я тщательно стараюсь придать небрежности своему тону.

Чтобы не зацикливаться на мандраже и чрезмерно идеальном облике своего нового начальника, полностью вписывающегося в обстановку, я решаю украдкой осмотреться.

За спиной Рамиреса огромные панорамные окна в пол — как и в любой высотке, ничего особенного. Зато в целом убранство кабинета чересчур выдающееся и одновременно аскетичное: прозрачный стол с двумя креслами для посетителей и высоким кожаным для хозяина компании, два небольших пуфика у одной стены в углу, а вот по левую руку — лишь странная экспозиция в рамке, которую с трудом можно назвать картиной. Я завороженно уставляюсь на неё: в чёрном металлическом обрамлении за стеклом… тоже разбитые кусочки стекла, собранные в мозаику, и на каждой частице размазано нечто алое, как капли крови. Меня слегка передёргивает от заключённой в раму идеи жестокости и от неуместной мысли, что в любви к минимализму в обстановке мы с моим мучителем схожи.

Медленно опускаясь в гостевое кресло, я продолжаю изучать этот одинокий элемент интерьера, пока не слышу размеренный и хладнокровный голос Рамиреса:

— Любите искусство, Джейн?

Я вскидываю одну бровь, наконец, повернувшись к нему. И не отвожу прямого взгляда, кое-как собравшись:

— Не увлекаюсь и не разбираюсь, — в звенящей тишине помещения мой голос звучит чеканяще, и это придаёт мне сил. Сохраняя видимость спокойствия, я опираюсь на подлокотник одной рукой, перекидывая ногу на ногу, и сцепляю пальцы в замок на животе.

Рамирес безразличным взглядом скользит по натянувшейся ткани юбки на моём бедре, на что я внутренне чертыхаюсь, и снова смотрит на своеобразное панно из стекла.

— Думаю, придётся начать, — выносит он свой непонятный вердикт, вынимая руки из карманов, и совершенно расслабленно устраивается в своём кресле напротив, предварительно расстегнув пуговицы пиджака.

Я состраиваю максимально кислую мину и в раздражении закатываю глаза. Опять эта дурацкая недосказанность, из-за которой даже страх перед этим человеком уступает место бешенству.

— Я была бы крайне благодарна, сеньор Рамирес, если бы вы изъяснялись точнее. Адвокаты ценят чёткость. Что означает это ваше «придётся начать»?

Альваро медленно прикладывает палец к губам, словно в умолкающем жесте, но после коротко улыбается максимально холодной улыбкой, от которой я тут же чувствую себя неуютно. От его пристального внимания не ускользает и то, как в затянувшуюся паузу я начинаю ёрзать.

Чёрт. В словесных баталиях Рамирес пока выигрывает по очкам: у него непробиваемый подход к оппоненту и чрезвычайно самоуверенный язык жестов. Нужно хотя бы добить его по доводам, поэтому я жду ответ, подбирая варианты, чтобы отпарировать, как шпагой на фехтовании. Я не должна позволять ему играть со мной и перехватывать инициативу слишком часто.

«Клиент, Джейн, он — всего лишь очередной клиент… Думай об этом».

— Вдобавок к нашему сотрудничеству мне требуется кое-что ещё, Джейн.

Почему-то среди вращающейся, как на игровом автомате секций, выборки не было того варианта, который тут же вылетает из моего рта необдуманно. Кажется, я повторяю ситуацию с бельём…

— Я не собираюсь ложиться с вами в постель, — ощетинившись, отсекаю и сильнее прижимаю влажные ладони друг к другу.

И неожиданно Альваро заходится в смехе. Заразительном смехе, который удивительно резко меняет выражение лица и словно сбрасывает с его обладателя десяток лет. Интересно, сколько ему сейчас? Около сорока? Я замираю, слушая его переливчатый хохот, и думаю, что если бы мою раздражительность можно было бы сейчас заложить в градусник, мы бы давно сидели в груде осколков и разлившейся ртути.

— Мне это и не нужно, — наконец остановившись, сквозь отголоски проходящего веселья произносит Рамирес. — К чему нам эта вульгарность? Вы — профессионал своего дела, Джейн, и в первую очередь я желаю заполучить ваши мозги и навыки.

Я хмурюсь, поджимая губы в нитку, и он, видя мою реакцию, тут же умиротворённо добавляет:

— Но никак не могу отказать себе в небольшой прихоти. В небольшом условии.

— Сделаю вид, что мне любопытно, и спрошу — в каком?

— Иногда я буду приглашать вас на встречи. Мне будет приятна ваша компания, Джейн, — я открываю рот для очередного шквала возмущения, но Рамирес опережает меня, буквально затыкая следующей фразой и пресекая отрицание мрачным тоном: — На следующей неделе мы поедем на одну выставку. Так что не пренебрегайте интересом к искусству.

От скрытого в голосе приказа и властной угрозы я вновь ощущаю липкий страх, кутающий позвонки. Если эти эмоциональные качели будут продолжаться, от моей нервной системы точно останется её подобие.

— А если я не хочу?..

Мой резонный вопрос — какого чёрта он решил, что может навязывать мне хобби и интересы? — выходит разъяренным шипением. Взгляд Альваро вновь прорезает меня насквозь, вынуждая задержать дыхание, но благо это длится недолго — пока я перевариваю услышанное, он переводит взор на дверь, шум открывания которой возвещает о новом посетителе. Меня захлёстывают разномастные бурлящие эмоции, грозящиеся вылиться наружу, и я, не оборачиваясь, в праведном негодовании продолжаю:

— В договоре не было такого пункта. И я вам не юрист-эскортница.

Чувствую спиной присутствие третьего человека, который, похоже, замялся, услышав меня.

— Я могу зайти позже, сеньор…

Узнав голос Смита, я всё-таки сажусь вполоборота, чтобы взглянуть на него.

— Нет. Проходи, — твёрдо отрезает Рамирес, и я вновь ощущаю на своём профиле его внимание. — Мы с мисс Ричардс обсуждаем её функционал.

— Миссис, — цежу я сквозь зубы, намеренно поправляя его и игнорирую любезное приветствие помощника, подошедшего и вставшего за плечом этого невыносимого человека. — Вам, кажется, стоит запомнить две вещи, сеньор Рамирес: то, что я — вдова, и то, что вы обойдётесь без моей компании вне работы.