Девушка лучшего друга (СИ) - Гранд Алекса

– Артем.

– Иван.

Представляются ребята, пока Тимур усаживается рядом со мной, притягивая меня за плечо и прижимаясь губами к волосам. И я снова улетаю к сверхновой, растворяясь в человеке с пронизывающим взглядом и сильными руками с выпирающими венами. Все-таки счастье в этом мире есть.

– Гром, с Шиловым надо что-то решать, – между делом бросает Артем, бездумно листая меню, и не смотрит в глаза Громову. – У нас через месяц командник, а вы в одном зале находиться не можете.

– Это его трудности. Я прихожу тренироваться.

Жестко отрубает Тимур, и я ощущаю, как напрягаются его пальцы у меня на предплечье. Я накрываю его ладонь своей и одобрительно сжимаю, понимаю, что не появись я в его жизни, проблем у Громова было бы меньше.

– А я бы тоже выбрала Тимура, – невпопад выдает Лидка и, наткнувшись на три пары удивленных глаз, спрашивает: – что? Он крутой!

Смех разных тональностей разбивает опустившуюся на наш столик тишину, и я не замечаю, как сама хохочу во весь голос, утирая рукавом слезы. А Летова не унимается, продолжая поражать всех своей непосредственностью и прямотой.

– А что я такого сказала? Красавчик, спортсмен, и татуировка у него - огонь!

Сейчас мне даже хочется поблагодарить подругу, потому что градус напряжения между нами снижается и посиделки приобретают шуточный характер. Что-что, а расположить к себе людей Лида умеет.

По неизвестным причинам к ней тянутся все, начиная от капризных детей, заканчивая угрюмыми пенсионерами.

– Татуха - бомба! – в унисон ей вторит Иван и мечтательно вздыхает. – Я тоже хочу что-то подобное. Волка или тигра.

Я гляжу на сверкающего, как начищенная монета Ваньку, и вдруг осознаю, что для этих парней, стремящихся казаться взрослыми и независимыми в свои восемнадцать, Тимур – идеал. Кумир, к которому они тянутся и на которого хотят быть похожими. И это не мудрено. Громов по своей природе лидер и боец, а вокруг таких людей всегда собираются массы.

Я провожу два часа в непринужденной беззаботной атмосфере, попутно узнавая, что ребята хотят пойти по спортивной стезе и совсем не любят свою специальность. А еще, что с момента отбора количество их поклонниц увеличилось в два раза, и это явно льстит их мальчишескому самолюбию.

И мне не хочется, чтобы вечер подходил к концу, но уже поздно и пора расплачиваться по счету. Так что мы покидаем уютное кафе в приподнятом настроении и разбиваемся на два лагеря. Артем с Ванькой обещают доставить Лиду домой в целости и сохранности, мы же с Тимуром едем ко мне.

И я реально не могу отлипнуть от Громова ни на секунду, переплетая наши пальцы, пока едем в лифте. Прислоняясь щекой к его плечу, пока он отпирает замок. И взъерошивая его волосы в уже привычном движении, пока он скидывает дубленку.

Я снова выпадаю из реальности, отключая телефон, и покоряюсь будоражащей все мое существо зависимости. Дышу Тимуром, пью его запах, от которого становлюсь пьяной, и скатываюсь в котел бурлящих чувств.

Близость с ним настолько острая и каждый раз разная, что у меня не получается насытиться его присутствием. Я оставляю неглубокие полосы-метки на его загорелой кожей и не боюсь показаться одержимой.

Потому что Громов, как никто другой меня понимает, срывая с моих искусанных губ сиплые стоны и вновь отправляя в пучину неприкрытого удовольствия. Кайф.

– Тимур, у нас с тобой серьезно? – задаю нормальный в моем понимании вопрос, устраивая голову на широкой крепкой груди рядом с офигенной татуировкой, и вслушиваюсь в рваное дыхание, перемешанное с хриплым смехом.

– Как никогда и ни с кем, принцесса.

Он говорит именно то, что мне сейчас нужно, пусть это может быть преувеличением. И я улетаю в нирвану, растекаясь счастливой лужицей рядом с сильным мужчиной. В его руках я ощущаю себя фарфоровой статуэткой, которую берегут и с которой сдувают пылинки.

И это приятно. До поджимающихся пальцев ног и до невесомости, зарождающейся в районе солнечного сплетения.

А потом у Громова начинает орать телефон, отчего я вся обращаюсь в слух  и перебираю в уме различные варианты. Скинет звонок? Поднимет трубку и пошлет дуру-бывшую?

По каким-то неведомым мне причинам я не думаю, что в такой поздний час Тимура могут тревожить ребята-пловцы или нуждающиеся в его поддержке родственники. И я переживаю за наше хрупкое счастье и до противных спазмов под ребрами боюсь, что оно может осыпаться мелким колючим крошевом.

– Да, мам. Все в порядке. Нет, ночевать дома не буду, – сонно бормочет Громов, неосознанно подгребая меня ближе к своему боку и обдавая макушку горячим шепотом.

И я беззвучно смеюсь от беспочвенности собственных подозрений. Раньше я и не предполагала, что любовь делает из нормальных девчонок ревнивых глупышек.

Наутро мы едва не просыпаем будильник, наспех собираемся и на ходу пьем омерзительный крепкий кофе из аппарата на первом этаже. Чтобы за минуту до начала пары ввалиться в пустую аудиторию, где за первой партой сидит сонная, отчаянно зевающая Летова.

– Станислава, вы не сообщили одногруппникам об изменениях в расписании?

Заданный полуутвердительным тоном вопрос ржавым гвоздем ввинчивается между лопаток, и я медленно разворачиваюсь, встречаясь с ничего не выражающим взглядом Белова.

– Сообщила.

Говорю тише, чем мне того бы хотелось, и осознаю, что скептически вздернувший бровь вверх преподаватель мне не верит. От слова «совсем».

Я начинаю копаться в сумке, перебирая ненужные сейчас предметы. В разные стороны летят тетради, ручки, губная помада и пудреница. Скользят по столу и падают на пол влажные салфетки. Пока я, наконец, не нахожу телефон, чтобы открыть переписку и доказать принципиальному доценту свою правоту.

Но молодой высокорослый блондин с дорогущими запонками в рукавах черной дизайнерской рубашки предупредительно поднимает ладонь вверх и явно не советует никому раскрывать рот. Так что я прикусываю язык и грустно жмусь к плечу Тимура, поспешно заталкивая лишние вещи обратно в сумку.

Всю пару я сижу, как на раскаленной сковородке, стараясь не считать секунды до конца занятия и максимально внимательно усвоить материал. Потому что из-за дорогих одногруппничков Белов только что заимел на меня зуб, и я удивлюсь, если это не обернется серьезными или не очень проблемами в обозримом будущем.

– Советую хорошо подготовиться к следующему семинару, Аверина. Вас я спрошу первой.

Так заканчивает информативную лекцию работающий консультантом в серьезной фирме препод, и мне остается лишь обреченным взглядом провожать его спину.

– Вот уроды!

Дождавшись, пока дверь за Беловым захлопнется, я гневно шиплю и строчу пятое по счету сообщение оборзевшим студентам. В красках расписывая их родословную и что я с ними сделаю, когда они соблаговолят появиться в стенах уважающего себя учебного заведения.

Безрезультатно. Пожалуй, проще найти в пустыне воду или разбудить пришедшую в пять утра после гулянки Лидку, чем призвать их к ответу.

– Не парься, все устаканится.

Вслушиваясь в мягкий успокаивающий шепот Громова, я хватаюсь за его руку, как утопающий за соломинку, и латаю бреши в изрядно покореженном щите собственного равновесия. Хочется крушить, ломать и кричать. Но вместо этого я пересекаю длинный коридор, просачиваюсь в нужную аудиторию и сажусь за первую парту аккурат перед раскрывшей журнал Игнатьевой и вскидываю подбородок, готовясь к следующей битве.

Время течет медленно, превращаясь в резину, и я нервно тру кожу запястья под новенькими «Пьер Ланьер», купленными для меня Тимуром. Многие говорят, что дарить часы – к расставанию, но я не верю в глупые приметы. А вот в чужую подлость –  с лихвой.

– Станислава?

В холодном, как арктические льды, обращении явственно читается не прозвучавший вопрос, и я набираю в легкие воздуха, выпаливая на одном дыхании.

– Нет, больше из группы никого не будет. Да, я ставила их в известность заранее.

Ольга Аркадьевна изучает меня ровно минуту, за которую я успеваю прочитать Отче наш, вспомнить все свои прегрешения и пообещать Деду Морозу быть хорошей девочкой в следующем году. Если это поможет переменить гнев затянутой в стильное вязаное платье-футляр преподавательницы на милость.