Её невыносимый лжец (СИ) - Майер Жасмин
Сейчас и не поймешь, когда все пошло не так и в какой момент оказалась пройдена точка невозврата.
Теперь я ясно понимал только то, что на прежний курс моя семейная жизнь уже никогда не выйдет. Отказ всех систем. А дальше столкновение с землей. И конец.
А с Соней я вчера летал наяву.
Да, я чертов пилот до мозга костей. И это уже не лечится.
Картер прав. Я всю жизнь был правильным. Не перевозил наркотики и не торговал оружием, как он, чтобы выжить. И до этого дня у меня и скелетов в шкафу-то не было ни одного.
Но и поцелуй в парке с незнакомкой пока не сделал из меня монстра. Я не могу просто взять и написать женщине, бок о бок с которой провел десять лет, что все кончено. Мне, как минимум, нужно дождаться ее возвращения. И да, это будет больно. И зная Нику, вряд ли спокойно.
Но и сообщать о разводе смской неправильно.
И если с Никой мне все понятно и ничего, кроме неприятной изжоги, я при этом не ощущаю, то, что делать с Соней, я не знаю.
У Сони есть ребенок.
Вчера эта мысль вышибла из меня дух.
Сегодня я понимаю, что сильно удивился скорее тому, что по ее телу вообще не скажешь, что она была беременна. По форме груди — что кормила, если кормила вообще. Мужчины впечатлительные личности, помню так сказала моя мама, когда обсуждала с Леной беременность, когда они с Картером навещали родителей в России. Она и выдворила нас из кухни с Картером и отцом, чтобы мы не слушали о трещинах в сосках и прочих ужасах.
Я тогда не понимал, как в здравом уме можно заставить пройти свою женщину через такое. Но я понимал, что женщины устроены иначе и однажды материнский инстинкт все равно срабатывает.
Я аккуратно спросил о детях Нику, когда мы возвращались домой в тот вечер.
— Даже не думай об этом! — ответила она. Я заметил, как ее передернуло. — Вам хорошо, вас хоть с кухни выгнали. А меня заставили все это выслушать, якобы, чтобы набраться опыта. Да к черту такой опыт! Нет, нет и нет. Я не готова набирать двадцать пять кило! Не готова к тому, чтобы входить в дверные проемы боком! Что мои ноги раздует настолько, что я смогу носить даже в разгар зимы только вьетнамки. Ни за что, Андрей! Я пока не готова к детям.
И я успокоился.
Но только теперь задался вопросом — а настолько ли это все ужасно, как кажется?
Сестру после родов я видел лишь однажды. Да, она изменилась, но не стала ужасней, страшней, не растолстела до размеров бегемота, ее кожа не пошла складками, как у шарпея. Большая перемена произошла в ее взгляде, мягких чертах лица появилось что-то новое, другое, неуловимое.
Лена часто жаловалась на то, что не справляется одна с сыном, даже с поддержкой Джека и Замиры, их взрослой приемной дочери. И я тогда просто кивал, мол, ну да, материнство это тяжело.
Но у Лены хотя бы была поддержка, а насколько это тяжело, если ты совсем одна? Если вокруг нет родственников и даже мужа? Если бы у Антошки был муж, она первым делом упомянула бы о нем. А так для нее на первом месте ребенок, она и сказала мне об этом, чтобы раз и навсегда отпугнуть.
И это сработало там. В тот момент. Я опешил. И отпустил ее, позволил уйти.
Может быть, она в разводе. Может быть, у нее и не было никогда мужа, а раз обжегшись, теперь она держится от мужчин, как можно дальше. Но не все же из нас такие сволочи и козлы? Вот я никогда…
А нет.
Значит, все-таки все.
Глава 16. Соня
После того, как я забрала Алю из сада и мы собрали новую порцию шишек и каштанов на аллее перед домом для чертовой поделки, я решила завернуть еще и в магазин. К брокколи и куриной грудке в моей тележке прибавились «Мартини» и яблочный сок.
Я все-таки напишу эти статьи про отношения и секс.
Просто пойду по пути Хемингуэя — «Пиши пьяным, редактируй трезвым». Спасибо классику за совет. В трезвом уме я не выдавлю из себя и слова, но эта работа мне нужна и за нее хорошо платят.
Мама трубку так и не брала, значит, с конкурсом мне все-таки придется распрощаться. Искать в срочном порядке какую-то няню и оставлять ребенка на пять вечеров в неделю с совершенно незнакомым человеком мне, во-первых, страшно, во-вторых, не по карману. А напрягать всех кругом — тоже не мой выход.
Шесть лет назад, обдумывая свое положение, я твердо решила, случись вдруг что, я справлюсь. Одна. И сейчас пришло время в очередной раз доказать это на практике. Я смогу.
Все равно у меня нет никакой возможности профессионально заниматься танцами и в ближайшем будущем не появится.
Увлекшись мыслями среди магазинных полок, только на кассе я поняла, что в корзине оказалось слишком много всего. В итоге, я оставила в магазине круглую сумму за два объемных пакета с продуктами.
Все бы ничего, но в моих руках уже был Алин рюкзак, мой спортивный и еще пакет с каблуками. Ничего из этого нельзя было оставлять в машине. Хорошо хоть шишки Аля несла сама.
К тому же еще в магазине мы начали с ней повторять стих для утренника, и всю дорогу до дома Аля продолжала безжалостно картавить строки, а мне ничего не оставалось, кроме как постоянно поправлять ее.
Так что когда мы наконец-то добрались до подъезда, даже у такой тренированной меня на этот раз сбилось дыхание.
Ладно, подъезд уже рядом, а там лифт и скоро будем дома. Дотащу.
В подъезде оказалось, что лифт не работает.
Поверх дверей было наклеено объявление о техническом обслуживании оборудования, «просим прощения за причиненные неудобства» и тому подобное. Но работать будет только завтра.
— Мамочка?
— Идем пешком, Аль.
Кивнув, она легко взбежала на первый лестничный пролет и остановилась.
— Я иду, лапочка, — отозвалась я. — Прямо за тобой. Все в порядке.
Перехватив пакеты, я двинулась следом. Аля продолжила повторять стихотворение, но я на этот раз ее не поправляла. Просто шла следом, крепко стиснув зубы, а «Мартини» громыхало в пакете так, как будто с собой у меня был запас для недельного запоя.
Настроение у меня было — начать пить прямо с порога, даже не разуваясь, и прямо с горла и можно без сока.
Конечно, нельзя пить на глазах у ребенка, но я чувствовала, как с каждым шагом истончалась моя решимость, а взведенные нервы достигали предельной точки. Нет, я, конечно, все могу. И работать без выходных, и носиться между двух работ, и на мечты свои забить. И даже со всем справлюсь, и коня на скаку, и в горящую избу, и шишки в полночь, но, проклятье, за что мне все это?
Почему я?
Почему все время одна?
Восьмой этаж. А на девятом живет мой горячий сосед, который больше знать меня не хочет. И сложись моя жизнь иначе, сейчас я бы прямо на лестничной клетке хлебнула «Мартини», а потом первая постучала бы в его дверь. Мной владело уже не просто примитивное физическое влечение и потребность переспать хоть с кем-то, чтобы ощутить на своем теле мужские руки, а не только свои.
Я просто была сыта по горло одиночеством.
— Ой, мамочка! — ахнула Аля.
По ступеням, как бешеные лягушки, стали прыгать каштаны. Покатились шишки. А я стояла с пакетами, рюкзаками и сумками и просто смотрела на то, как все, что мы собрали на аллее, скачет и летит в дыру между лестницами. Этот дурацкий день просто не мог закончиться иначе.
— Липучие вы лепестки… — протянула я.
В тишине подъезда это прозвучало довольно громко, но я не придала значения звуку шагов, раздавшихся сверху. В доме было шестнадцать этажей, был вечер, а лифт не работал, конечно, на лестницах будет столпотворение.
— Плости, мамочка! — всхлипнула Аля. — Только не кличи. Это пакет полвался!
— Солнышко, ты не виновата. Не плачь.
Тяжело опустившись на ступеньку, я выпустила наконец-то пакеты из рук, сбросила рюкзаки на лестницу и раскрыла объятия, в которые Аля и бросилась, всхлипывая и рыдая.
— Мы спустимся вниз за новыми?
Идея топать туда и обратно десять этажей без лифта за ненавистными каштанами мне не нравилась. Особенно в свете того, что мы и так задержались, пора было готовить ужин, а времени на поделку оставалось все меньше.
