Мэри-Роуз Хейз - Аметист
— Простите, мадам, но мистера Рейвна нет дома.
Мадам? Мистер Рейвн?
— Кто это говорит?
— Говорит Блайн, мадам. Привратник.
— Когда Танк… когда мистер Рейвн будет дома?
— Понятия не имею, мадам. Думаю, что не раньше чем через несколько недель.
— Недель?! — невольно вскрикнула Гвиннет. — Но он… но мы… Куда он уехал?
— В Шотландию, мадам, — терпеливо ответил Блайн, словно объясняя Гвиннет то, что она должна была бы и сама знать. — Поезд мистера Рейвна, если мне не изменяет память, отходит через несколько минут.
Значит, Танкреди, говоря все это время, как она красива, дурачил ее?
В автобусе, всю дорогу до своей гостиницы, Гвиннет как могла сдерживала слезы. На следующей неделе она, слава Богу, уедет.
В Калифорнии она будет в безопасности; она ни за что не вернется в Англию. Гвиннет больше никогда, никогда в своей жизни не увидит Танкреди Рейвна.
Глава 7
— Да, очень мило. — Доминик Каселли просмотрел папку Джесс и пожал плечами. — Спасибо, что показали мне свои рисунки.
Это был отказ, простой и ясный. Джесс почувствовала себя совершенно разбитой.
Ей необходимо было поступить в этот класс, жизненно необходимо. В первый раз в жизни она открыто пошла против воли родителей и теперь поступала в Лондонскую школу живописи и прикладного искусства. Располагалась школа в мрачном здании викторианского стиля в Блумсбери — кафельные стены, грязные каменные полы и акры стеклянной крыши, сплошь покрытой голубиным пометом. Занятия здесь вели самые престижные художники Англии. И никто из них не мог сравниться с Домиником Каселли, ставшим в последнее время притчей во языцех в кругах художников благодаря своим скандальным, но прекрасным декорациям для Королевского балета. Конкурс в группу Каселли был сумасшедший.
Джесс засунула руки в карманы юбки.
— Очень мило, — повторил мистер Каселли с совершенным безразличием, приближаясь к концу альбома. Но тут, увидя последний рисунок, он запнулся. — А вот в этом что-то есть.
Неожиданный всплеск радости и надежды заставил Джесс вскинуть голову; она посмотрела на свой рисунок. Это был пруд, тот самый пруд с завалами ветролома и грязно-зеленой водой.
— А у вас есть еще что-нибудь в этом роде? — поинтересовался Каселли.
Первый день занятий не принес Джесс ничего, кроме разочарования. Она ожидала от этого дня вдохновения и радости или, в крайнем случае, похвалы за классную работу.
Однако Доминик Каселли, пришедший на занятия, вероятно, с жуткого похмелья, был раздражителен, вспыльчив и страшно сквернословил, решив, очевидно, с первого же дня поставить новую ученицу на место.
— Чему, черт возьми, они там вас учили в этих долбаных шикарных школах? — ругался Каселли. — Вы не отличаете собственной задницы от собственного же локтя.
В жизни еще никто не говорил с Джесс подобным тоном. Она была обижена и возмущена до глубины души.
Шли дни, но отношение к ней не менялось. Вконец разуверившаяся в себе, Джесс пришла к выводу, что никто ее здесь не держит. И делать ей здесь нечего.
Выслушав очередную порцию ругани в свой адрес, она окончательно вышла из себя.
«Больше меня это не волнует», — в бешенстве решила она.
Когда же модель — гибкая, стройная девушка из Западной Индии с подушкообразной грудью — вышла на подиум и начала разминаться перед десятиминутным сеансом, Джесс с нескрываемым пренебрежением, сильно нажимая на карандаш, принялась наносить эскиз на бумагу. У нее просто скулы сводило от злости. Мистер Каселли в это время проходил по рядам мольбертов, бормоча свои обычные причитания:
— Держите линию. Ловите движение. К черту детали.
«К черту тебя, — мрачно думала Джессика. — Как кончится этот день, я уйду отсюда и больше никогда не вернусь».
Во время обеденного перерыва кто-то за спиной Джесс многозначительно произнес:
— Да не переживай ты так. Старый педрила достает тебя только потому, что ты — лучшая, за исключением меня, разумеется.
Голос с резким лондонским акцентом принадлежал Альфреду Ригсу — долговязому парню в потрепанной одежде, с темным лицом цыгана. Фред непринужденно облокотился на полку кассы рядом с Джесс.
— Лучшая? — с изумлением переспросила Джесс.
— Кроме меня. И, если ты этого до сих пор не заметила, ты гораздо тупее, чем я думал.
— Но…
— Я наблюдал за тобой. — Фред жадными глотками осушил кружку пива. — Ты хорошо рисуешь. И он так считает.
Он мне сам говорил.
— Он действительно тебе это сказал?
— Ты меня удивляешь. — Фред пожал плечами, — Это же ясно, как Божий день.
Джесс не верила своим ушам, отказывалась верить. Но тем не менее на душе у нее стало теплее. «В конце концов, вслед за зимой всегда наступает весна», — подумала Джессика и счастливо рассмеялась.
Если Доминик Каселли сказал, что она молодец, то, значит, все ее мучения не напрасны. В этот момент Джесс с радостью могла бы умереть за Альфреда Ригса…
Вскоре после их разговора в столовой Джессика обнаружила, что смотрит на Фреда иначе, чем прежде. Временами Фред встречался с ней взглядом, и губы его расползались в белозубой цыганской улыбке. Джесс улыбалась в ответ. Теперь она с нетерпением ждала нового дня. Когда в студию пришел очередной натурщик — высокий, стройный молодой парень, Джесс поймала себя на мысли, что смотрит на него с новым интересом. Глядя на длинную линию бедер, покатые плечи, стрелу треугольника черных волос, покрывавших пах, она задалась вопросом: выглядит ли обнаженный Фред так же? При этой мысли Джесс страшно покраснела и прикусила губу, ужасно разозлившись на саму себя, ведь Фред, как она считала, не должен был интересовать ее как мужчина, поскольку в первую очередь он был для нее художником.
Лежа ночью в холодной постели в своей девичьей одинокой квартире, Джесс, сгорая от стыда, думала о том, что ее ощущения — не что иное, как желание физической близости. Она хотела Фреда…
Субботний день.
Джесс с путеводителем «Лондон от А до Я» под мышкой выбралась из подземки на Фулхем-Бродвей и углубилась в лабиринты боковых улочек, забитых лотками, с которых продавалось все, что душе угодно: от рулонов ковров до шелковых шарфиков, от велосипедных запчастей до фруктов и овощей. С трудом пробираясь сквозь пеструю толпу, Джесс, крепко прижимая к груди сумочку, упорно искала нужную ей улицу.
И нашла. Узенький дворик без каких-либо признаков деревьев или цветов, но забитый искореженными автомобильными кузовами.
Из дверей подъезда появился паренек, на вид лет шестнадцати, катящий перед собой наполовину стершуюся автомобильную покрышку.
— Кто вам нужен? — живо поинтересовался он.
