Татьяна Лунина - Когда забудешь, позвони
— Вась, привык народ к твоим пирожкам, — докладывала булочница, сокрушаясь и разводя руками. — Заелись! Торты им подавай, пирожные. Может, на тортики перейдешь, а? — И, преданно глядя в глаза, убеждала: — Вась, больше двадцати копеек за штуку дать не могу, хоть убей. Честно!
Цена была смехотворной, но отступать не хотелось, и, вынимая из духовки золотистых близнецов, Васса удивлялась капризам сытого потребителя. К концу пятого месяца не выдержала и, упрекая себя за подозрительность и недоверчивость, отправилась в булочную. Убедиться в честности работодателя.
Над входной дверью млела деревянная парочка: румяный пирожок в обнимку с пышной ватрушкой. Призывно белела завитушками вывеска: «Из духовки бабушки Василисы». «Бабушка», пролетевшая с легкой Иркиной руки через поколение, хмыкнула и переступила порог. Одобрительно огляделась: чисто, уютно, хорошо пахнет. На окнах — цветочки в горшках, улыбчивые продавщицы в голубых нейлоновых халатиках по чекам хлеб выдают и конфеты отвешивают. В углу толпится скучающий народ. Васса направилась туда, пристроилась к молодой женщине, нетерпеливо поглядывающей на часы.
— Ну, что за безобразие! Вечно из-за этих пирожков на работу опаздываю! — Дальше шло неразборчиво, но, судя по артикуляции, выразительно, по-русски.
Васса предпочла не прислушиваться, а спросить прямо, не таясь. Тем более что ответ требовал не открытия — подтверждения. Оставалось только уточнить кое-какие детали.
— Простите, вы не пирожки ждете?
— Нуда, пирожки!
— А кто последний?
— Не знаю, — досадливо отмахнулась опаздывающая, — не уверена, что сегодня их вообще привезут. — И, бросив короткий взгляд на часы, заспешила к выходу. — Тьфу ты, черт, зря прождала!
Любознательная придвинулась к могучей кучке.
— Простите, кто за пирожками последний?
— Я! — по-пионерски подняла правую руку старушка в каракулевой шубке.
У Василисы была такая лет двадцать назад, на заре романа с Владом. Эта шубка сразу согрела сердце, и Васса придвинулась к ее владелице поближе.
— А что случилось-то, почему так долго ждем?
— Так у них перебои с транспортом, — охотно ввязалась в диалог старушка. — Говорят, правда, что эта пекарня где-то недалеко, но не знаю, врать не буду.
— Название какое хорошее придумали! — похвалила вывеску «крайняя».
— Почему «придумали»? — удивилась незнанию местного колорита аборигенка. — Это не придумка, а самая что ни на есть правда. Разве вы не знаете? В нашем районе живет бабушка Василиса, у которой своя пекарня. Она — дочка того самого Филиппова, ну, булочника знаменитого, слыхали? — Васса заинтересованно кивнула. — Так вот, Василиса эта знает рецепты, которые передал ей отец, но никому не открывает. Даже из московского правительства к ней посылали — молчит. Говорят, правда, что заведующая нашей булочной за большие деньги выкупила их у нее. Но не знаю, врать не буду. Старухе где-то под восемьдесят, капризная и очень жадная. Сама не печет — командует только. А за все платит заведующая, потому и цену приходится подымать. Но народ все равно берет, потому как лучше домашних. Спрашивается: зачем колготиться? Пришел, купил — и делов нет. Оно все равно: так на так и выходит, чуток подороже. Зато по старинным рецептам, сейчас так не пекут.
— А сколько стоят?
— Ну, это по-разному, — просвещала темную бывалая клиентка. — С маком — те дороже, по три рубля, а с капустой — рупь с полтиной, ну и с творогом — по два.
Лихо! Оборотистая заведующая знала цену соседке. И легенду хорошую придумала: жадная бабка, отпрыск знаменитого московского купчины, доверила свой секрет начинающему предпринимателю, тронувшему старое сердце честностью и щедростью. Отлично, ай да Ирина! В булочную стали вносить лотки с «бабкиной» выпечкой. Народ оживился, повеселел и стал выстраиваться в управляемый хвостик. «Бабушка Василиса» двинула к выходу.
— Девушка, а вы за кем стояли? — спросили сзади.
Она молча указала рукой на каракулевую старушку.
Тесто послушно укладывалось под скалку, пузырилось и было легким, мягким, почти воздушным. Эмалированный таз занимала начинка — ворох маленьких прямоугольников плотной белой бумаги. Над тем и другим самозабвенно трудилась автор будущих мучных шедевров, известная в народе как «бабушка Василиса». Мечтательно улыбаясь и напевая, она фаршировала маленькие пушистые лепешки, с помощью каких-то выкрутас превращала их в затейливые лепестки и, любовно поглаживая каждый, бережно выкладывала на большой противень. Потом смазывала взбитым яйцом и посыпала сахаром — все честь по чести, как и положено. Вот только начинка, мягко говоря, слегка озадачивала: мастерица брала маленький бумажный квадратик, старательно выводила печатными буквами «Бабушка скончалась. Внучка», аккуратно складывала и запихивала в тесто. Подписывала и лепила прилежно, не торопясь — видно, что вкладывала всю душу.
В назначенное время раздался звонок. На пороге стоял водитель, усатый Валентин, и, приветливо улыбаясь, блаженно втягивал в себя ванильный аромат.
— Привет, Егоровна! Ну и запах у тебя — мечта желудка, никак не привыкнуть! Все готово? Я сегодня как штык — минута в минуту. А то Ирина Аркадьна забодала: покупателя, говорит, надо уважать, а ты опаздываешь! Грозится по карману ударить.
Васса улыбнулась и молча кивнула на свою продукцию.
Скандала не было. У Василисы. Булочнице же отвертеться от возмущенных покупателей не удалось. Разгневанные фанаты «бабушкиной» выпечки взяли штурмом булочную, атаковали заведующую и потребовали вернуть деньги за некачественный товар. Призывы опомниться и воззвания к совести никого не убедили — деньги пришлось возвращать. Мало того, одна из разъяренных стукнула в санэпиднадзор, и те прислали комиссию. Обо всем этом поведала «Филипповской дочке» дворничиха баба Люся. Булочнице высказаться не удалось: экс-партнер ее просто не пустила на порог. Но каждый субботний вечер румяная гвардия продолжала выскакивать из духовки, и ароматный дух жизнерадостно витал по квартире. Вассины творения с завидным постоянством поглощались Стаськой. Настенька все больше привязывалась к ней, появляясь, как часовой, по выходным на пороге.
— Теть Вась, а почему бы вам не поменяться? — как-то спросила она, с аппетитом уплетая очередной шедевр.
— Зачем?
— Новое место — новая жизнь. И люди новые. Это же так интересно! Я, например, обожаю перемены! Перемены обновляют унылый ход жизни, — авторитетно прочирикал стреляный воробей.
Васса улыбнулась юному радикализму, но, пораскинув умом, пришла к выводу, что мысль не так уж и плоха. Дальнейшее развитие событий показало, что устами юной Стаськи с ней говорило само провидение. Ровно через месяц (!) новоселка уже засыпала на новом месте. Жених во сне, правда, не явился, но приснилась широкая лестница, по которой почему-то непременно надо подняться. Подниматься было тяжело: ступени то расходились, образуя огромные щели, в которые запросто провалиться, то опять сходились, наползая одна на другую. Ноги — тяжелыми гирями — тянуло назад, и чтобы ускорить продвижение да не угодить в щель, Васса перетаскивала их с помощью рук. По перилам скользил лихой народ — мужчины и женщины — в ярких разноцветных лохмотьях, весело перекликались между собой и подшучивали над неумехой, что-то выкрикивая. Слова были непонятны, но смысл их ясен: неуклюже топаешь, милая, бери пример с нас, легких и ловких. А наверху стояла одинокая мужская фигура и терпеливо ждала корявую альпинистку. Лица не разглядеть — только посверкивают на глазах какие-то прямоугольники. Очки, что ли? Промучившись несколько ступеней, она проснулась. «Господи, какая чушь!» Прочитала даже утреннюю молитву: «От сна восстав, благодарю тя, Святая Троица…» — и так далее. Позавтракала чашкой кофе с молоком без сахара и принялась обдумывать свое бытие. Бытие, как и учили материалисты, определило сознание, которое выдало установку: найди работу. Хорошо устроилось: ему-то — слово, а Вассе — дело. А делать, как выяснилось, она умеет немного: тексты дикторам писать да пирожки выпекать. С текстами, похоже, распрощалась навсегда, а с пирожками куда сунешься? Информация внучки о бабушкиной кончине, запеченная в тесте, наверняка облетела многие булочные — слухом земля полнится. И кто же согласится после этого принять из ее рук продукцию, пусть даже и очень аппетитную? Васса задумчиво посмотрела в не зашторенное окно. По улицам сновал озабоченный народ, на углу бабулька торговала семечками. Двери какого-то учреждения поглощали коллектив, временно разбитый на индивидуалов. Некоторые тормозили у жареного товара, а затем шмыгали к усердной двери. Судя по всему, приучрежденческая торговля процветала: бабулька выбрала бойкое место. И тут Василису осенило.
