Кэтрин Лэниган - Волшебное очарование Монтаны
Волосы ниспадали на спину пышными светлыми волнами и выглядели так, будто Моника расчесывала их несколько часов подряд. Никакой косметики, зато на щеках горел румянец. В ее глазах было выражение такой беззащитности, будто она недавно плакала. Даже в голосе ощущался какой-то надлом.
Если бы Остин был в Чикаго и в его квартире появилась девушка в столь откровенном одеянии, он знал бы, что делать. Однако здесь было не Чикаго, а у Моники Скай вместо визитной карточки был дробовик.
— Если тебе не нравится, что я тут натворил, ты пальнешь в меня опять? спросил он.
Она повернулась к нему с улыбкой на лице.
— Но мне нравится.
— Шутишь?
— Нет, теперь здесь почти так же, как у меня.
— Как это?
— У меня такой же потолок и камин. Гостиная и столовая объединены, а кухня — отдельно. Дом мой дедушка построил сам, по проекту своего друга-архитектора. Его звали мистер Морган.
— Дж. П. Морган?
— Да, — кивнула она, продолжая осмотр.
— А ты знаешь, кем был Дж. П. Морган?
— Да. — Ее глаза сверкнули озорным блеском, когда она вновь повернулась к нему. — В горах Адирондак он строил бревенчатые хижины вроде моей и заработал кучу денег.
— Точно, — кивнул Остин с улыбкой. Глаза Моники блуждали по комнате, словно выискивая что-то.
— Ты ищешь что-то особенное? — не выдержал он. — Может быть, какую-то вещь Харрисонов? — И прежде чем она разразится какой-нибудь гневной тирадой, поспешил пояснить:
— Я сложил все их вещи в сарай. Если тебе что-нибудь нужно на память, то я с радостью…
— Где твой компьютер?
Вот почему она надела такое платье. Видимо, полагала, что ради получения информации ей придется его соблазнить. Ее мнение о нем, оказывается, еще хуже, чем он думал.
— В спальне. — Его слова прозвучали двусмысленно: не подстраивает ли он ловушку для себя самого? — Пойду распечатаю сводки и принесу их тебе.
Моника обошла гранитную стойку и шагнула к нему ближе.
— Мне нечем тебя отблагодарить. «Красноречивый намек, лишь глухой не услышит», — подумал он и сказал:
— Неважно. Я скоро. Присядь пока на диван. — И он пулей вылетел из комнаты.
Моника не понимала, что с ним. У него был вид затравленного зайца. Она присела на диван и откинулась на спинку, из-за чего на платье тут же расстегнулась верхняя пуговица. Слыша, как Остин наткнулся на что-то в соседней комнате, она хмыкнула себе под нос и привела платье в порядок.
Казалось странным сидеть на современном кожаном диване, стоящем на недавно уложенном полу, и взирать на новенькие окна и ободранные стены. Она ожидала, что будет во власти теней прошлого, но ничего подобного не ощущала. Наоборот, ей все здесь нравилась. Нравилась прочность каменной кладки камина и то, как вписана в новую среду мебель из прошлой, чикагской жизни Остина. Ее ошеломило ощущение уюта этого места, где еще не закончен ремонт.
Она залюбовалась звездами сквозь застекленный потолок. Мало сказать, что это было редкостное зрелище. У нее возникло ощущение, будто она лежит под звездным небом на вершине горы. Как у Остина хватило ума додуматься до такого? Откуда у него, мужчины, потребность видеть над головой свечение звезд, не выходя из дома?
— А вот и я, — сказал Остин, входя в комнату, и замер.
Моника почти лежала, подняв глаза к потолку, и волны ее светлых волос ниспадали со спинки черного кожаного дивана. Остин скользнул по ее чарующему лицу к наполовину открытой груди. Моника покоилась, блаженно вытянув руки вдоль диванной спинки.
— Мне нравится твое окно, — промолвила она, выпрямляясь, и взглянула на Остина.
— Застекленная крыша, — поправил он.
— Что ты узнал? — спросила она, заметив в его руках листок бумаги.
— Мы должны продавать телятину по семьдесят пять центов.
— Ты хочешь сказать, я должна.
— Извини.
— Какую цель ты преследуешь, вмешиваясь в мои дела? — хмуро спросила она, поднявшись.
— Никакую. Просто я всегда занимался подобными делами и, по-моему, не разучился их делать успешно.
У Моники пробежал холодок по спине. Неужели он такой же, как ее дедушка? Сначала хочет одно, а потом меняет свое желание на другое?
— Тебе нравилась твоя работа?
— Да, — живо откликнулся он. — Но слишком много удачи убивает.
— Тебя это убивало?
— В какой-то мере. — Он приблизился к ней и протянул лист с распечаткой информации из компьютера. — Нет, работа меня не измотала. В самом деле, я здоров как лошадь. Просто я понял, что еще пять-десять лет подобной гонки, и мне не избежать серьезных проблем со здоровьем. На бирже постоянно играешь с огнем, это часть профессии. Только молодые выдерживают такие перегрузки и стрессы. Нужно точно рассчитать свои силы: вовремя войти в дело, сделать себе имя, разбогатеть и вовремя выйти. Я ушел вовремя.
— Какой мрачный взгляд на собственную жизнь, На свою работу. Когда ты понял, что пришло время уйти?
— Когда приехал сюда… в Монтану. Я всегда крутился как белка в колесе. Закончив одно дело, хватался за другое. Работал на износ круглые сутки. Жизнь неслась мимо меня. До того, как появился здесь впервые, я и представить не мог, что подобные места существуют. Помню, как стоял в болотных сапогах в чистейшей и холоднейшей на всем белом свете воде и забрасывал удочку с наживкой. Меня не особенно заботило, поймаю я что-нибудь или нет. Просто наслаждался солнцем, рокотом водопада у себя за спиной. Помню, что никак не мог надышаться здешним воздухом. Наверное, я опьянел от этого места. Но самое странное случилось, когда я вернулся в Чикаго. Там мне все показалось таким далеким, как будто я был чужеземцем. Я понял, что больше не вынесу чикагской жизни.
— Ты оставил свое сердце здесь, — догадалась она.
— Да, — произнес он низким голосом, глядя в ее глаза, глубокие, с чистой голубизной вокруг бархатистых зрачков, что придавало им пленительность и пылкость.
Остин вновь подумал о том, что Моника пришла соблазнить его. Она получила от него, что хотела. Почему же не уходит?
— Я рада, что ты обрел его опять, Остин, — сказала Моника, через силу отводя от него глаза.
Теперь у нее в руках была необходимая информация о ценах. Тема для разговора исчерпана. Больше нет нужды приходить к Остину. Самое замечательное в том, что ей не пришлось ни о чем его просить.
К сожалению, его власть над ней, побудившая ее сделать шаг к нему навстречу, не уменьшилась, а, наоборот, возросла. Моника хотела увидеть мир его глазами, ощутить солнце и воздух его кожей, а вкус еды — его языком. Глядя на Остина, она чувствовала, как оживает ее тело, так же, как вчера у озера, только теперь ощущения были острее. Телесный жар обжигал ее изнутри…
