Делия Хирст - Та самая, единственная…
— Это только из-за того, что он был для тебя частью прежней жизни, дорогая.
— Да, теперь я это понимаю и собираюсь сделать карьеру.
Мать пробормотала что-то непонятное.
Они провели вместе очаровательные две недели. Освободившись от мелочной тирании своей матери, миссис Хардинг вновь превратилась в приветливую домохозяйку. Она ходила в деревню за продуктами, готовила для Оливии превосходные ужины, ездила в Бат, чтобы походить по магазинам, а в свободный день Оливии они съездили туда вместе и осмотрели этот чудесный город. Проводив мать обратно в Лондон, девушка поклялась, что, даже если мисс Кросс решит не оставлять ее в школе, она найдет себе работу за пределами Лондона, где сможет жить вместе с матерью.
— Экономкой или что-нибудь в этом духе, — пробормотала Оливия, сидя за одиноким ужином. — Вакансий должно быть много, и по крайней мере хорошую рекомендацию от мисс Кросс я получу.
Через пару дней два автобуса отправились в Чеддерское ущелье. В задачу Оливии входило под строгим взглядом мисс Каттс, ехавшей с ней в первом автобусе, помогать тем, кто плохо себя почувствует, сдерживать наиболее бойких детей и раздавать пакеты с едой. Во втором автобусе ехали мисс Росс с сестрой-хозяйкой — они не ладили с мисс Каттс и не пытались скрыть это.
До Чеддера было километров тридцать, и большую часть пути мисс Каттс читала сухую лекцию о всевозможных архитектурных памятниках, мимо которых они проезжали. Слушавшая вполуха Оливия прекрасно понимала, что сидящие вокруг нее маленькие девочки тоже не слушали эти объяснения, да и зачем им это нужно? Я не позволю, чтобы моим дочерям забивали головы лекциями о памятниках архитектуры до тех пор, пока им не исполнится по крайней мере лет десять, подумала она. Мальчики, конечно, дело другое, им, конечно, подобные вещи будут интересны, они вырастут умницами и настоящими джентльменами, вроде мистера Ван дер Эйслера. Тут, по счастью, ее мечты прервал резкий голос мисс Каттс.
— Мисс Хардинг, вы разве не видите, что Амелия себя плохо чувствует? Будьте добры, помогите ей.
Оливия занималась этим до тех пор, пока они не подъехали к ущелью, а затем и к пещере Го, где для детей должны были провести экскурсию. Оливия увидела рядом с собой Нел.
— Я не люблю пещеры, — прошептала та.
Оливия тоже не любила их, но противостоять энтузиазму мисс Каттс было невозможно.
— Я буду держать тебя за руку, — пообещала Оливия. — Это должно быть даже интересно: сталактиты, сталагмиты, кремни…
— А они живые? — заинтересовалась Нел.
— Нет, дорогая, это камни. Ты сама увидишь.
Экскурсия, казалось, никогда не закончится. К ее концу Оливия чувствовала, что в нее вцепилось несколько дрожащих ручонок. Но даже самые робкие удивительным образом преобразились, когда настало время подкрепиться захваченными с собой завтраками.
Далее последовала ознакомительная прогулка, и Оливия, шедшая позади всех, чтобы не упускать детей из виду, снова погрузилась в свои мысли. Стоял прекрасный, солнечный и теплый день, дул легкий ветерок, и она подумала, как это все не похоже на Сильвестер Креснт и на больницу. При мысли о больнице Оливия вспомнила мистера Ван дер Эйслера. Интересно, что он сейчас делает, подумала она и мысленно представила целый ряд весьма красочных ситуаций: вот он проводит рискованную операцию или, сидя за великолепным дубовым столом, консультирует какую-нибудь важную персону, а может быть, со скоростью сто пятьдесят километров в час мчится на своем чудесном автомобиле, чтобы спасти чью-то жизнь!..
Ничего подобного он не делал, а сидел за столом в довольно убогой приемной амбулаторного отделения крупной Амстердамской больницы. Ему было жарко, он устал и чувствовал голод, так как пришел на работу пораньше и отказался от обеда, потому что обещал этим вечером встретиться с Ритой. Она позвонила ему утром, сказала, что хочет поговорить с ним о Нел, и он предложил поужинать вместе. Сейчас он предпочел бы, чтобы она отказалась от приглашения, хотя, конечно, все, что касалось Нел, для него важно. Он попытался убедить Риту переселиться в Англию, но она была непоколебима, довольствуясь обществом Нел во время школьных каникул.
— В конце концов, — напомнила она своим нежным голосом, — ее бабушка живет рядом со школой, и Нел очень любит ее, а если дочка приедет жить сюда, ей будет одиноко. Меня целыми днями нет, и мне нравится моя работа, я просто не могу бросить ее. — Потом с сожалением добавила: — Конечно, если бы я встретила человека, который бы все понимал и смог обеспечить мне жизнь, какую я вела до смерти Роба, который полюбил бы Нел… — Она замолкла и улыбнулась ему. — Как хорошо, что я могу посоветоваться с тобой, Хасо.
Окончив дела, он сел в машину и поехал домой, в островерхий особняк, восемнадцатого столетия, стоящий в ряду ему подобных у узкого канала, ответвляющегося от Принсенграхт. Тут было очень тихо — мирный уголок в шумном городе, где над водой склонялись деревья, а улица была вымощена булыжником. Он припарковал машину, поднялся по ступеням и вошел в парадную дверь.
Холл был узким, с отделанными панелями стенами и высоким оштукатуренным потолком. По сторонам виднелись двери, лестница с вытертыми от времени деревянными ступенями, изгибаясь, вела на второй этаж.
Мистер Ван дер Эйслер пересек холл и почти подошел к двери возле лестницы, когда из-за занавешенной суконной шторой двери на другом конце помещения вышел плотный, уже немолодой человек. Мистер Ван дер Эйслер остановился:
— А, Брогнер! Я сегодня поздно.
Дверь распахнулась, и оттуда вышла восточноевропейская овчарка.
— Перед уходом пройдусь немного с Ахиллесом. — Он положил руку на громадную голову собаки. — Мне тоже надо глотнуть свежего воздуха.
— Вы поздно придете?
— Надеюсь, что нет. Попросите, пожалуйста, Офке оставить для меня кофе на плите.
Вскоре он с бегущей рядом с ним собакой вышел из дома. В этой части города было тихо, а поблизости находился маленький парк, где Ахиллес мог побегать, пока его хозяин прохаживался по дорожкам. Вскоре он свистнул собаке, и они быстро пошли обратно к дому. Потом мистер Ван дер Эйслер поднялся наверх, чтобы переодеться к ужину.
Когда он снова спустился, в холле его поджидал Ахиллес.
— Извини, приятель, мне надо идти, — мягко произнес мистер Ван дер Эйслер и потрепал собаку по загривку. — Хотя по некоторой причине мне не очень этого хочется.
Он снова сел в машину. У него вовсе не было желания проводить этот вечер с Ритой. На минуту его мысли обратились к Оливии. В отличие от Риты, за нежным голосом которой скрывалась непоколебимая решимость поступать по-своему, высказывания Оливии были бесхитростны, хотя потом она нередко оказывалась вынужденной извиняться. Рита, отметил он, никогда не извинялась, потому что она никогда не чувствовала себя виноватой.
