Анна Яковлева - Тоннель желаний
Помогая себе крепкими непечатными словами, перелезла через ствол, рассмотрела смятую машину и на последних метрах сбавила шаг.
Машиной оказался перевернутый и сплющенный седан, левое переднее крыло которого висело над обрывом. Буквально размазанный по стволу отшлифованного селем платана, он чудом не улетел в пропасть.
Окна в машине были выбиты, и Ленкины глаза приклеились к пассажирам на заднем сиденье.
Изуродованный задний бампер смял салон, и со стороны казалось, что двое мужчин подвинулись, уступая ему место.
Запрещая себе разглядывать пострадавших, Ленка волевым усилием отвела глаза.
«Им, должно быть, очень тесно», – вскользь подумала она и сосредоточилась на этой мысли, избегая главного – серой куртки из грубой джинсы.
Куртка казалась знакомой до озноба, гипнотизировала и переводила пострадавших в разряд конкретных жертв.
Чушь! Такие куртки носит каждый второй мужчина, независимо от национальности, страны проживания, вероисповедания и возраста, – заставила себя поверить Ленка.
Она еще не узнала их, она только предчувствовала узнавание.
Кровь отлила от головы, но никуда не прилила и вообще куда-то делась, потому что руки и ноги вдруг стали ледяными. Сердце остановилось.
Лена непроизвольно охнула.
– Кто там? – услышала она дрожащий голос Таисии – та вышла из фургона агента и как сомнамбула брела за подругой.
Брезгливо морщась и хромая, Карпо осторожно двигался за Таисией.
– Не ходи сюда, – гаркнула Ленка, выходя из оцепенения, – Карпо, черт тебя подери, задержи ее! Ей сюда нельзя!
Ничего не изменилось: продолжая традицию, Елена отвечала за Таську, как отвечал за нее каждый, в чью орбиту она попадала.
– Леночка? – позвала Тася слабым голосом. – Там Егорка со Славиком? Да? Как они здесь оказались? Они же в баню ушли…
– Не знаю, – рявкнула Ленка, – стой, где стоишь. – Сознание противилось горю, в голове звенело от пустоты, воздуха не хватало.
Чавкая кроссовками в бурой жиже, одной рукой Лена взялась за сук дерева, другой рукой пыталась открыть хоть какую-нибудь дверь седана – их заклинило.
– У тебя есть инструменты? – хрипло спросила Ленка, не глядя на Карпо.
Тот не ответил, и Ленка вывернула шею и краем зрения успела заметить, как Таисия медленно осела и повалилась на несчастного агента.
Изрыгнув что-то непереводимое, Карпо подхватил Тасю под мышки и покрутил головой, высматривая, куда ее можно прислонить.
– Тащи ее в фургон, – распорядилась Ленка, пресекая попытку устроить Таисию на ближайшем камне.
Руки у Ленки были в крови, но боли она не чувствовала. Она вообще ничего не испытывала, кроме единственного, всепоглощающего желания вытащить мужиков из яичной скорлупы, в которую превратился седан. Главное – не позволить железу рухнуть в пропасть.
Конечно, они живы. Они не могут погибнуть. В голову лезла какая-то чушь: у Славки же сахарный диабет – уж он-то точно не может погибнуть в катастрофе.
Осторожно, стараясь не раскачать машину, по второму разу попробовала замки – ничего не получалось, двери не поддавались.
– Карпо!
– Что? – издалека отозвался он.
– Здесь нужны инструменты!
– Сейчас, сейчас, – лопотал Карпо, подчиняясь. Адреналин из Ленки так и пер, и не подчиниться ей было невозможно.
– Карпо, кретин, шевели батонами!
Наконец агент дотащился и подал ей через ствол дерева крестообразную отвертку.
– Ты издеваешься? – обрушилась на него Ленка. – В заднице у себя будешь этим ковыряться! Что ты мне суешь? Здесь автоген нужен, а не эта пилочка для ногтей! Ферштейн? – Почему-то она перешла на немецкий, хотя никогда его не учила.
– Ферштейн, – испуганно подтвердил Карпо.
– Есть лом или рычаг?
– Есть, – сообщил радостную весть Карпо, кидаясь к фургону. Похоже, агент приходил в себя.
Вернулся он, таща настоящий гвоздодер с загнутым и раздвоенным, как жало, концом.
С горем пополам перелез через платан и уставился преданным взглядом на Ленку.
– Так. Давай вставляй и поддевай замок. Не спеши, – командовала Ленка, будто всю жизнь только тем и занималась, что руководила спасательными работами. – По моей команде отожмешь замок, а я буду противовесом. Если ты слишком резко дернешь, мы все рухнем вниз. Ферштейн?
– Ферштейн.
Ленка вскарабкалась на ствол, обошла машину и сползла почти в пропасть.
Там она вцепилась обеими руками в сучья, которыми ощетинился платан, ногами уперлась в островок земли, напоминая кариатиду, подставила плечо под бампер. В кожу тут же впился покореженный металл, боль ударила в голову, Ленка взвыла и с чувством выругалась.
– Что? – переполошился Карпо.
– Ничего, – сквозь зубы процедила Ленка, – давай!
Осторожно, сантиметр за сантиметром, Карпо удалось отжать замок и буквально отковырять переднюю дверь.
Безнадежно мертвого Али пришлось тащить через коробку передач и пассажирское кресло. Тело застряло и не поддавалось, но критическая точка была пройдена – теперь машина стояла устойчивей.
Куртка на плечах набухала кровью, пот катился со лба, заливал глаза – Ленку это не трогало. Цепляясь за обломанные ветки и сучья, она снова вскарабкалась на ствол, вернулась на «большую землю».
Ноги дрожали, почему-то замерз нос. Лена согнулась пополам и закрыла глаза от навалившейся дурноты.
– Ты как? – Карпо оказался рядом и заглядывал в Ленкино бледное лицо.
Все еще стоя с закрытыми глазами, Лена еле слышно проговорила:
– Пошел к черту.
Если бы не Ленкин напор, Егор и Славка так и лежали бы двумя мумиями в турецком госпитале, выделенном правительством для пострадавших от селя.
Когда осада не помогла, Ленка взяла на абордаж посольство, и на четвертый день Славку и Егора эвакуировали в Москву рейсом санавиации.
Партнеры остались партнерами и здесь – оба лежали, подключенные к аппаратам искусственной вентиляции легких, с катетерами и капельницами, опутанные шнурами и проводами.
Врачи разводили руками, и Таську жгла обида.
Как пристегнутая, она сидела над мужем и обижалась: на Егора, на врачей, на Ягу с Настеной, в целом на весь белый свет и на судьбу.
Дома Таська не могла находиться, даже вспоминать не хотела о доме.
Дома за ней следили две… нет, три пары глаз – Яги, Настены и Барончика, все с немым, как казалось Таське, укором: не уберегла внука, отца и хозяина.
А мужа? Никто об этом не думал.
Дома воздух казался раскаленным от напряжения, от страшных, черных мыслей и таких же страшных, невысказанных обвинений.
И от звонков.
Звонили Светка и Наташка – зачем, спрашивается? Что теперь она им могла рассказать о своей семье? О Егоре? Что он… в коме?
