Моника Айронс - Фамильное кольцо
«Вы знали это с первой минуты нашего знакомства…»
Теодор прикасался к ее лицу кончиками пальцев, заставляя тело гореть огнем, и вполголоса произносил слова, которых она боялась и жаждала одновременно: «Вы не девочка, а женщина. Вам нужен мужчина». — «Только не вы», — возражала тогда она.
Не правда. Этот человек мог овладеть ее душой и телом. Если бы все сложилось по-другому…
Она потрясла головой и вернулась к действительности. Слишком поздно. Все было решено еще до их встречи. А теперь они враги, короткий миг предательского влечения канул в Лету. Мария принадлежала только Максимилиану, который любил ее как мог и в смерти которого она винила себя куда сильнее, чем думал Теодор.
Да, катастрофа произошла по его вине, но если бы она повела себя по-другому, Макс бы не впал в панику. А если бы они вообще не узнали друг друга, молодой Хантер был бы жив. Это бремя ей придется нести всю жизнь. И она будет ощущать его тяжесть при каждом взгляде на Теодора Хантера.
5
Вскоре после завтрака сиделка привезла кресло на колесиках.
— Вас переводят в другую палату, — сказала она. — Рядом с мистером Хантером.
Не имело значения спрашивать, кто отдал такое распоряжение. Конечно, в этом был смысл, но своеволие Теодора раздражало Марию. Она молча собрала свои вещи и села в кресло.
Новая палата была очень уютной. Когда туда доставили ее пожитки, Мария захромала к соседней двери. Должно быть, медсестра была предупреждена заранее, поскольку пропустила молодую женщину с улыбкой. Похоже, любой приказ Хантера выполнялся здесь неукоснительно.
Франк спал. Мария села рядом с кроватью.
— Как он?
— Сначала мы думали, что это конец, но он выкарабкался. Будет жить… если это можно назвать жизнью. Он парализован и практически лишился речи.
Старик открыл глаза, улыбнулся Марии, но тут же снова впал в забытье.
Вечером деда навестил Тео, а затем зашел к ней.
— Как вы себя чувствуете? — задумчиво глядя на Марию, спросил он.
— Спасибо, я поправляюсь очень быстро.
— А ребенок?
— Ребенок чувствует себя хорошо.
— Заботьтесь о нем как следует.
Мария взбеленилась.
— Вы еще будете указывать, как мне заботиться о собственном ребенке!
— Но он ведь не только ваш, верно?
— По закону он мой.
— Вы хотите сказать, что остальные родные полностью лишены права голоса? — стараясь казаться равнодушным, поинтересовался Теодор.
— Кажется, я ясно сказала, что не позволю вам вмешиваться.
— Да. Совершенно ясно. Но я надеюсь, что неприязнь ко мне не заставит вас слишком рано выписаться из больницы. Ради ребенка вам придется провести здесь еще пару недель. — Его тон стал ироническим. — Мне разрешается предложить это, или я снова проявляю невыносимое своеволие?
— Это ведь частная больница, не так ли? Мне не нравится, что все расходы ложатся на ваши плечи.
— Я делаю это для ребенка. Разве вы не хотите мне этого позволить?
— Если вы так ставите вопрос, у меня нет выбора.
— Вы — воплощенное великодушие. А если вас волнуют расходы, то возместите их, ухаживая за дедушкой… Ваша компания приносит ему больше пользы, чем моя, — ледяным тоном добавил он. — Я постараюсь беспокоить вас как можно меньше.
Как ни странно, следующие две недели Теодор неукоснительно держал слово. Он посещал Франка каждый день. Если в это время в палате старика была Мария, она уходила к себе, оставляя их наедине. За пять минут до отъезда он заходил к Марии и холодно справлялся о ее здоровье.
Все это время они держались со скованной вежливостью и избегали встречаться взглядами, словно боясь выдать себя. При таком поведении две недели прошли мирно и безоблачно. Мария встревожилась только однажды — когда не смогла найти свой паспорт. Но тот скоро обнаружился в шкафу, очевидно, его по ошибке положили туда после переезда.
Однажды она с удивлением обнаружила, что миновало три с лишним недели и что пора уезжать. Больше всего Мария волновалась, как сказать об этом Франку. Он достаточно оправился для того, чтобы вернуться на виллу. Тео сказал ей, что все готово: спальня старика переоборудована под больничную палату, сиделки наняты. А в день, когда Франк покинет больницу, ей дадут возможность попрощаться с ним.
Однажды Мария попыталась подготовить старика.
— Скоро конец нашим разговорам, — мягко сказала она. — Через несколько дней вы вернетесь домой, и… ну, все изменится.
Старик улыбался. Мария тяжело вздохнула. Это оказывалось труднее, чем она думала.
— И для меня тоже, — осторожно начала Мария. — Понимаете…
Тут она остановилась, заметив, что Франк пытается поднять руку. Наконец, к неудовольствию Марии, он ухитрился указать на ее безымянный палец и едва разборчиво произнести:
— Венчание…
Мария застыла на месте, как пораженная громом. Она не собиралась выходить замуж! Может быть, старик не в себе? Неужели он еще не понял, что Макс мертв?
— Мистер Хантер, — мягко сказала молодая женщина, — я не могу быть женой Максимилиана.
— Тео… — с трудом промолвил он.
Она смотрела на старика, широко раскрыв глаза и начиная понимать страшную правду. Но рассудок отказывался верить этому. Неужели Теодор мог решиться на такое?
Ответа не требовалось. Конечно мог. А почему бы и нет? Он привык настаивать на своем, минуя любые препятствия. Ее отказ был лишь временным неудобством.
Марию охватил лютый гнев. Но расстраивать старика было нельзя.
— Я… я скоро вернусь, — пробормотала она и быстро ушла к себе.
Она сидела на краю кровати, дрожа не столько от ярости, сколько от потрясения. Есть ли предел низости Теодора? Он позволил ей думать, будто забыл о своем неслыханном предложении, а тем временем пытался преодолеть ее сопротивление, словно это был какой-то пустяк.
Кто-то прошагал по коридору и вошел в палату Франка. Спустя мгновение Тео очутился в ее комнате, плотно закрыл за собой дверь и молча остановился посреди комнаты.
Мария подняла глаза.
— Я не ошиблась, нет? — бросила она. — Старый Хантер ждет, что мы поженимся. Значит, все это время вы готовились к свадьбе? Даже после того как я ясно дала понять, что не даю согласия на этот брак?
— Да.
— И это все, что вы можете сказать?
— Говорить не о чем. Все было задумано по-другому. Я не сообразил, что старик сможет рассказать вам.
— И когда же вы собирались сообщить об этом? — негодующе спросила она. — На полдороге к церкви?
— Я понимаю ваше раздражение, но…
— Кажется, мое раздражение вы понимаете не лучше, чем мой отказ. Мистер Хантер, разве до сих пор никто не говорил вам «нет»? Вы что, не знаете этого слова?
