Рози Томас - Чужие браки
Где-то там наверху, невидимая глазу, распахнулась дверь, и полумрак собора наполнился звоном голосов. Из-за угла появилась группа мальчиков-хористов, одетых в белые стихари поверх фиолетовых роб с плотными воротниками. Они проскользнули мимо Нины и Гордона, болтая и смеясь, и вошли в основное помещение собора. За ними появился хормейстер в сопровождении хористов более старшего возраста, а затем капеллан с массивной связкой ключей. Большинство мужчин поздоровалось с Гордоном, подняв руку, он поприветствовал священника. Наступило время вечерни.
Нина и Гордон последовали за хористами и, пройдя через неф, опять очутились около западного входа.
— Спасибо, — сказала Нина. Сейчас в ее голове все смешалось — убранство собора, свет свечей, белоснежные стихари хористов.
— Надеюсь, не очень утомил вас? — спросил Гордон, неожиданно осознав, что говорил-то все время он, а Нина произнесла за все время их экскурсии лишь несколько слов.
— Нет, что вы, — улыбнулась ему Нина. Хор уже начал петь. Высокие, но сильные голоса мальчиков улетали все выше и выше, столь же непобедимые в своей красоте и гармонии, как и все здание собора.
Снаружи было темно. Гордон, обдумывая, куда же им отправиться теперь, прикидывал в уме, сколько у него еще есть времени. В какой-нибудь бар? Или опять к Нине домой? Гордону нестерпима была мысль о расставании, но в то же время где-то в глубине души он постоянно помнил, что скоро надо идти в больницу к Вики и осознавал, что просто обязан помочь жене выбраться из охватившей ее депрессии.
Нина все еще улыбалась. Все вместе — и величественное спокойствие собора, и это пение, и то неясное волнение, которое она испытывала в присутствии Гордона, — все это принесло ей ощущение счастья. После смерти Ричарда Нина существовала как бы внутри какого-то ящика с голыми стенами и была не в состоянии поднять голову и оглядеться вокруг, поверх стен этого ящика. В то же время Нина вдруг поняла, что от Гордона исходит какая-то невнятная угроза, что они вместе ходят по краю чего-то. Нина и боялась этого чего-то, и в то же время ей хотелось шагнуть за этот край, ощутить, познав физическое наслаждение, хотя бы ненадолго освобождение из плена своего одиночества. Сейчас Нине казалось, что перед ней много путей освобождения. Подумав, что Гордон хочет протянуть руку и коснуться ее, Нина инстинктивно отстранилась.
— Сейчас я должна идти, — пробормотала она. — Надо доделать кое-какую работу.
Да, сейчас Нине вдруг захотелось одиночества. Она была уверена, что у них с Гордоном впереди еще завтрашний день и много, много других дней. Эта уверенность удивила ее, но Нина решила не копаться в себе.
Гордон почти что побежал за ней, совсем как мальчишка, преграждая Нине путь к отступлению.
— Мы встретимся еще? Может, я могу пригласить вас завтра на ланч?
Ах, нет, не на ланч. Гордон вспомнил, что завтра они с Эндрю завтракают с двумя крупными заказчиками.
— … или, еще лучше, на ужин, — поправился он. — Вы сможете? Я думаю, довольно поздно, после того, как я съезжу в больницу.
— Хорошо, спасибо за приглашение, — прервала его Нина.
— Заеду за вами около половины девятого.
Стуча каблучками по мощеному тротуару, Нина почти что кинулась к своему дому, и слова прощания Гордону пришлось кричать ей вслед.
Выводя машину со стоянки, Гордон чувствовал себя безмятежно счастливым.
Время посещений еще не наступило. Вики очень удивилась, когда Гордон откинул цветную занавеску, отгораживающую ее кровать. Девочка была у нее на руках, а в единственном кресле рядом с кроватью сидела Марсель Уикхем.
— Здравствуй, дорогой. Все в порядке?
Гордон подумал про себя, что последнее время жизнь его идет так, что, если он приезжает куда-то хоть на минуту раньше, вполне уместно поинтересоваться, все ли с ним в порядке.
— Конечно, милая. Все хорошо. Просто хотелось скорее увидеть вас обеих. — Гордон поцеловал пылающий лоб жены и приложил палец к щечке ребенка. Затем он поцеловал Марсель, почувствовав знакомый запах ее духов — ему часто приходилось танцевать с ней на вечеринках. Гордон огляделся, соображая, куда бы ему присесть. Вокруг кровати было множество ваз с цветами, которые, к сожалению, быстро увядали в жарком воздухе послеродовой палаты. Эти цветы, втиснутые в узкие, совершенно неподходящие для них вазы, должно быть, чувствовали себя так же, как Гордон. Помимо запаха цветов и духов, если принюхаться, в воздухе палаты ясно чувствовался запах детской рвоты. Гордон снял пиджак, положил его на кровать Вики и ослабил узел галстука.
— Садись сюда, Гордон, — предложила Марсель. — Мне уже пора ехать забирать детей с репетиции рождественской пьесы.
— Нет, Марсель, — запротестовала Вики. — Не надо уходить только потому, что пришел Гордон.
— Останься, я не видел тебя сто лет, — они уговаривали Марсель хором, так как обоих она, видимо, устраивала в качестве своеобразного буфера между ними.
— Ребенок просто чудный, — Марсель наклонилась, чтобы еще раз полюбоваться малышкой. — Я вам от души завидую.
Лицо Марсель выглядело печальным. Наверное, ей тоже хочется еще одного ребенка, а непреклонный Майкл Уикхем никак не соглашается. Гордон вспомнил, как однажды летом на пикнике Майкл, язык которого развязался от выпитого пива, сказал ему: «Эти чертовы дети — как вампиры, норовят отнять каждый час времени, высосать каждую каплю энергии, и моей, и жены — и все-то им мало. И почему мы их только заводим?» А в это время вокруг них носились дети всех возрастов, отовсюду слышались крики: «Это несправедливо!», «А-а-а, он меня ударил!». Гордон не помнил, что он ответил тогда Майклу.
Когда Марсель ушла, Гордон пересел в кресло и взял из рук Вики ребенка. Он глядел на крошечное личико дочки и видел немало общего с мордашками Мэри и Элис. Вроде бы все то же, но одновременно и что-то другое. Подержав немного дочку, Гордон переложил ее в кроватку, стоявшую рядом с койкой Вики.
— Марсель принесла мне перекусить. Я была голодна, — сказала Вики. На столике около кровати стояла белая коробка с остатками какого-то довольно аппетитного пирога и два пирожных. Вики была сладкоежкой. Гордон почувствовал себя виноватым: ему даже не пришло в голову привезти Вики чего-нибудь вкусненького, хотя он и знал, что в больнице кормят однообразно. Гордон взял руку жены в свою и стал перебирать ее пальцы. В последние недели беременности у Вики очень сильно опухали руки, и ей пришлось снять все кольца.
— Ты все еще хандришь? — спросил Гордон.
— Уже не так сильно, — слегка поморщившись от боли в шве, Вики откинулась на подушки. — Все эти дурацкие швы.
