Энн Кэрберри - Сбежавшая невеста
Если он сможет вытянуть из нее хоть несколько слов о ее семье… Тогда, возможно, и найдется какое-нибудь решение.
— Что ужасного в том, что ты едешь домой? Растолкуй мне, ради Бога!
Звук собственного голоса показался ему неприятно фальшивым. Джули подняла глаза, ему потребовалось мужество, чтобы встретить ее взгляд. Непролитые слезы все еще блестели под ресницами.
— Домой? — прошептала она с грустной улыбкой. — Ранчо моего отца — не «дом». Это просто здание.
Мик секунду смущенно тер свою челюсть, потом спросил:
— Где же тогда дом? У твоей бабки?
Девушка горько усмехнулась и прижалась лбом к подтянутым коленям.
— Донья Анна? Дом? — печально покачивая головой, Джули смотрела на него. — Синьор… то есть, Мик. Ты даже не знаешь, как ты смешон!
Это не первый раз, когда она над ним смеется. Бог с ней! Но он должен знать, почему! Мик переменил позу и резко сказал:
— Может быть, ты все же расскажешь мне?
Джульетта глубоко вздохнула, а он упорно отводил взгляд от холмиков ее груди, плавно приподнявшихся при этом.
— Что ты хочешь знать? — грустно спросила она.
— Расскажи мне о своем отце.
— Bueno, — мой «отец», как ты его называешь, не любит меня.
Ее губы задрожали, видно было, что ей стоит больших усилий признаться в этом.
— Но так было не всегда, — легкая полуулыбка тронула ее губы. — Когда я была маленькой, отец брал меня с собой, если ехал куда-нибудь верхом или катал на лошади по ранчо. А вечером мы садились с ним в большое кожаное кресло, и он часами читал мне волшебные сказки. Мне до сих пор иногда кажется, что я чувствую его дыхание, как прежде, когда он целовал меня на ночь.
Мик чувствовал себя вором, забравшимся в чужой дом во время похорон. Но все же с деланной веселостью заметил:
— Звучит не так уж плохо!
— Да! — Джули выпрямилась и, всматриваясь куда-то в вершины сосен, закончила. — Но те времена давно ушли.
— Мы все вырастаем и забрасываем книжки со сказками.
— Si. Но это было по другому. — Она обхватила руками колени и крепко их сжала. — Когда мама умерла, было похоже, что и он умер тоже.
— Печаль делает с людьми…
— Нет! — крикнула Джули, будто выстрелила, прервав его на полуслове. — Это была не печаль. — Она повернула голову, чтобы видеть его. — В последний год ее жизни, мне кажется, отец ненавидел ее больше, чем когда-либо любил!
— Что?
— Он так ненавидел ее, — выдавила она из себя, тяжело дыша, — что после ее смерти вместо нее возненавидел меня.
«В этом нет никакого смысла. Конечно же, она ошибается. Она ведь была тогда совсем ребенком. И потерять мать… И все такое… Да этого было достаточно, чтобы любого заставить видеть все в черном цвете».
— Может быть, горе так сломило его…
— Ты не понимаешь, Мик, — ее глаза сверлили его. — Я видела всех Бентинов вместе. Существует какая-то сила, объединяющая вас. Вы — разные люди, но в то же время вы — единое целое. Разве может такой человек, как ты, понять, что значит расти в доме, полном ненависти, сам воздух которого душит тебя при каждом вдохе?
По спине Мика пробежал холодок. В неровном свете костра он видел, какая мука отражается на ее лице. И ни секунды он не сомневался в ее искренности: такое никто не станет выдумывать. Пока сам не поживешь такой жизнью — ничего подобного и не придет в голову. Девушка права. Он не может ее понять.
Сколько Мик помнил себя, его всегда окружали близкие люди. Он рос в семье, с самого рождения ощущав себя частью чего-то целого. У него были родители, которые любили его. Был старший брат, который поучал его, была младшая сестра, которую он изводил и дразнил. И более того: Мик был одним из близнецов. Джерико и Шед были для него даже больше, чем просто братья. Между ними существовала другая, более тесная связь. Они трое ощущали себя единым существом, и обидеть кого-то из них было для Мика то же самое, что обидеть себя. И уж вовсе бессмысленными казались ее слова о ненависти.
Мик не мог представить себе жизнь без семьи, так же, как не мог представить, что у этой красивой девушки, сидящей у костра, была другая жизнь, наполненная лишь злобой и холодным расчетом. Обязательно должен быть кто-то, кто любил бы eel
Он прочистил горло и спросил:
— А как насчет твоей бабки?
— А, донья Анна!
Было видно, что Джули никак не может отделаться от мыслей об отце. Наконец, она встряхнулась и потянулась за холодным пирогом. Отламывая маленькие кусочки и отправляя их в рот, она стала рассказывать:
— Моя бабушка совсем другая.
— Не такая, как твой отец?
— Si. Но это вовсе не значит — «лучше».
Девушка положила крошечный кусочек пирога в рот и лизнула кончик пальца. Мик сжал кулаки и попытался сосредоточиться на ее голосе.
— Донья Анна непохожа на отца тем, что не может ненавидеть кого-либо.
— Ну, по крайней мере, это уже кое-что.
— Она ненавидит всех.
— О, Боже! Да есть ли хоть кто-нибудь приятный в вашей семье?
Джули вскинула голову и неожиданно улыбнулась.
— Есть. Это я.
Он недоверчиво хмыкнул. Явно задетая, Джули ехидно сказала:
— Я очень славная. Ты просто еще не видел меня с лучшей стороны.
— Не будем спорить. Лучше вернемся к разговору о твоей бабушке.
— О, si. Донья Анна, — она глубоко вздохнула. — Говорят, донья Анна прокляла мою мать, когда та вышла замуж за моего отца.
— О, Господи!
— И свела моего дедушку в могилу своей сумасшедшей жаждой богатства и власти.
— У тебя отличная родословная!
— А теперь она хочет, чтобы я вышла замуж за одного из ее соседей, а тот в благодарность за это вернет ей участок земли, который много лет назад продал ему мой дедушка.
— Этот парень… — Мик перевел дыхание, — ну, за которого твоя бабка хочет выдать тебя… Какой он? Наверное, молодой и богатый?
— Нет. Старый и богатый.
Если бы он и не поверил Джульетте с самого начала, то сейчас отпали бы все подозрения: такое неподдельное отвращение звучало в ее голосе.
— Ты знаешь, он был уже дважды женат.
— Однако! — тяжело вздохнул Мик. — Что же с ними случилось? Он что, убивал их, как Синяя Борода?
— Не знаю, — девушка вскинула голову и постучала пальцем по подбородку. — Никто никогда не говорил этого.
Мик понимал, что потом пожалеет, что спросил об этом, но не спросить не мог:
— Но, наверняка, ходили какие-то слухи?
В первый раз Джульетта подумала всерьез о своей бабке и о человеке, которого та выбрала ей в мужья. И, похоже, это ее здорово обеспокоило.
— Говорят, что в его доме часто были слышны крики по ночам.
— Это могло быть все, что угодно, — сказал Мик. Однако тень сомнения закралась в его душу.
— А когда, — продолжала она, — слуги упоминали об этих криках, их тут же увольняли и выгоняли вон с ранчо. После смерти его первой жены никто больше не слышал криков… пока он не женился во второй раз. — Джули кусала губы, глядя на Мика. — Ты не знаешь, почему женщина может вести себя так? Он делал с ними что-то плохое?
