Диана Палмер - Самый лучший папа

Это была правда. Нина его кое-чему научила, но ее не волновали его прикосновения, и ее отклик всегда был тепловатым, равнодушным. Она не знала, что он был невинным, считала его неопытным, а под конец просто насмехалась над ним. Он не любил это вспоминать. Пусть лучше Мередит считает, что он грубиян, чем узнает, какой он еще зеленый.

Наблюдая за ним, Мередит удивлялась. Она-то считала его опытным. Если дело обстоит не так, это многое объясняет. Становится понятнее его свирепая гордость. Она подошла, чуть тронула за рукав. Он дернулся, будто его обожгло огнем.

— Все в порядке, Блейк, — нерешительно сказала она.

Он смотрел на тонкую руку на своем рукаве.

— С женщинами я как слон в посудной лавке, — неожиданно сказал он, глядя ей в глаза.

Признание окатило ее волной чувств. Никогда он не был так доступен, как сейчас. Одна ее половина осторожничала, другая жаждала один раз, только один раз, сдаться без борьбы.

Она встала на цыпочки и притянула к себе его голову. Он выпрямился, и она замерла.

— Нет! — жарко прошептал Блейк, и она в смущении попятилась, — Продолжай. Делай, что собиралась.

Теперь ей не верилось, что он правда хочет, чтобы она его поцеловала, но ведь он сказал это.

Мередит нежно прижалась губами к его твердым губам. Ее дыхание касалось его рта, она держала его голову. Пальцы забрались в густые волосы над сильной шеей, ногти царапали кожу, а рот нежно играл с его ртом.

— Этого мало, — хрипло прошептал он. Он держал ее руками за бедра — интимность, которой она должна бы воспротивиться, но не могла. — Делай как следует.

— Не сразу, — шепнула она. Сомкнула зубы на его нижней губе, чуть прикусила. Он задрожал, когда она провела языком по верхней губе.

— Мередит, — взмолился он и сжал ее сильнее.

— Хорошо. — Она знала, что ему надо. Открыв рот, скользнула языком внутрь и получила реакцию, подобную электрическому разряду.

Блейк вскрикнул. Руки гладили ее, прижимали к твердой груди. Он дрожал. Мередит почувствовала беспокойство, восторг, гордость, что она сумела вызвать эту страсть после такой красавицы, как Нина.

— Блейк, — прошептала она с закрытыми глазами, прильнув к нему всем телом.

Под спиной она ощутила стену, и он навис над ней.

Она не закрыла глаза, его бедра тяжело и плотно надавливали.

Мередит ощущала его могучую восставшую плоть, но это почему-то не пугало ее. Он действовал медленно, нежно, без нетерпения.

— Так здорово напугать можно, правда? — хрипло спросил он. — Ты знаешь, чего я хочу, я уже не могу собой управлять.

— Ты не сделал ничего плохого на этот раз. Я сама начала, — прошептала она.

— Да. — Он повторял ртом движения ее нежных губ. — Нравится, Мередит? Ты так любишь?

— Да. — Ее шепот тоже был хриплым от возбуждения. Она упиралась руками ему в грудь и сквозь ткань рубашки чувствовала, как бьется сердце в сильном теле.

— Давай я расстегну рубашку, чтобы ты меня потрогала, — шепнул он. — Но это может оказаться соломиной, переломившей спину верблюду, а рядом за дверью есть удобный длинный диван.

Предложение было соблазнительным. Она хотела его, и не было причин сказать «нет». Но гордость сопротивлялась тому, что он хочет только ее тело, и ничего больше.

— Я не могу с тобой спать, — жалобно сказала она и постаралась выбраться из-под его тела. — Блейк, остановись, — простонала она, — я схожу с ума!

— Я тоже. — Он отпрянул, тяжело дыша. Потемневшие зеленые глаза смотрели на нее сверху. — Ты меня хотела, — сказал он, будто только что это понял.

Она вспыхнула и вскинула на него взгляд.

— Не понимаю, чего тебе от меня надо.

— Саре нужна женская забота, — кратко сказал он.

— Но ты не потому хотел заняться со мной любовью. — Она ловила его взгляд. Он глубоко вздохнул.

— Не потому. — Он отошел к краю террасы, прислонился к белой колонне, глядя на широкую равнину. Деревья росли только вокруг дома, где они были посажены, дальше простиралась открытая ветрам земля, кое-где над ручьем торчали ивы да чахлые кустики, и все равно это была плоская, безжизненная пустыня до самого горизонта.

— Почему же, Блейк? — Ей надо было знать, чего он добивается.

— Ты знаешь, что такое наваждение, Мередит? — сказал он после минутного молчания.

— Да, наверно.

— Так вот это я и чувствую. Наваждение. — Он чуть повернулся, чтобы видеть ее. — Не знаю почему. Ты не красавица. Даже не чувственна. Но меня ты волнуешь больше, чем любая другая женщина, в прошлом и будущем. К Нине я ничего подобного не испытывал. — Он усмехнулся. — С тех пор как она ушла, у меня никого не было. Я не хочу никого, кроме тебя.

У нее подкосились ноги. Казалось, она уже не дышит.

— Ты же… пять лет меня не видел, — беспомощно произнесла она.

— Я видел тебя каждую ночь. Каждый раз, когда закрывал глаза. Господи, разве ты не помнишь, что я сделал тогда в конюшне? Я тебя раздел… — Он закрыл глаза. — Я смотрел и трогал тебя руками и ртом… — Он оттолкнул видение и открыл измученные глаза. — Я вижу тебя в своей постели каждый чертов вечер своей жизни. Я хочу тебя до умопомрачения.

Она вцепилась в перила и устояла на ногах. В это невозможно было поверить. Чтобы мужчина испытывал такое желание. Когда вокруг другие женщины. Но ведь это Блейк. Как сказала Элиза, он не знает, что такое быть любимым. Да, но ведь все мужчины испытывают вожделение, для этого не надо любить.

Он усмехнулся.

— Не бойся, я тебя не стану брать силком. Я только хотел, чтобы ты знала, что я чувствую. Если твой поцелуйчик был игрой, тебе лучше знать, что ты играешь с огнем. Я не сойду с ума, дотронувшись до тебя. Я ни в коем случае тебя не обижу. Но я хочу тебя как черт.

Она разлепила спекшиеся губы.

— Я не играла, нет… Ты… — она подыскивала слова, — ты так страдаешь из-за давней своей грубости, я хотела показать, что уже не боюсь тебя.

— И ты не боялась? — Он смотрел не мигая. — Я даже прижался, чтобы ты почувствовала, что делаешь со мной.

— Не надо было этого делать, — жалобно сказала она.

— А зачем прятать? — Он подошел, ободренный ее тоном. Придется, черт возьми, сознаться, это, может быть, его единственный шанс. — Могла бы и сама догадаться.

— Догадаться о чем?

— Нина была моей первой женщиной, — резко сказал он. — Первой и единственной.

Ей захотелось сесть, но не было стула. Она прислонилась к балюстраде, растерянно глядя на него. Он не шутил. Это была правда.

После долгого молчания она сказала:

— Мне надо идти.

Он проводил ее до ступенек террасы.

— Ладно. Провожу тебя через рощу. С Сарой ничего не случится, и дом все время на виду.

— Сара очень похожа на тебя, — сказала Мередит.