Анна Яковлева - Птичка над моим окошком

– Спасибо за цветы, не стоило этого делать, – Августа быстро подсмотрела имя на лицевой стороне карты, – Константин Петрович. Я и без цветов сделаю все, что положено в вашем случае.

Мачо вспыхнул:

– Августа Михайловна, вы не так поняли. Я же от чистого сердца, в другом смысле. В хорошем. Не подумайте. С чистыми помыслами, так сказать…

Под тяжелым взглядом серых глаз пациент замялся, сбился с мысли, запутался и сник.

– А как вы в нашей поликлинике оказались? – не удержалась от вопроса Августа.

– Можно сказать, случайно, – встрепенулся Бовбель, – после развода выписался по прежнему адресу и снял в этом районе квартиру. Тут меня и скрутило.

– Понятно. – Августа вздохнула. Скрутило не случайно, а потому что развод запивал водкой – это как водится. – Я рекомендую вам Трускавец.

Она запустила бы Бовбеля К. П. в открытый космос или поселила на бескрайних просторах пустыни Сахары – в любом месте, где нет сковороды и свинины.

Еще рекомендовала бы соблюдать все православные посты, но в пустых глазах Бога не было. Там водили хороводы черти, и Августа удержалась от человеческих рекомендаций. Хватит медицинских. Все равно Бовбель душу продал за подкопченное сало и жареные пирожки. Пусть все так и будет. Каждому свое.

Взгляд Татьяны Ивановны осуждал: такой мужчина, настоящий полковник, а вы…

Вот и берите себе это сокровище, просигналили нахмуренные брови Августы.

– Августа Михайловна. – Бовбель покосился на медсестру.

Татьяна Ивановна точно ждала сигнала – прижала к груди кипу медицинских карт и с деловым видом снялась с места:

– Я в регистратуру.

– Татьяна Ивановна, – попыталась удержать медсестру Августа, – потом все сразу отнесете, в конце приема.

– Так уже окончен прием, – отозвалась та с порога, – заработались совсем, Августа Михайловна.

– Посмотрите, там есть кто-нибудь? – смирилась с предательством медсестры Августа.

Татьяна Ивановна оглядела коридор.

– Ни души, – доложила она и, довольная, исчезла за дверью.

Августа удивленно посмотрела на часы – до конца приема оставалось еще около десяти минут. Обычно и по окончании приема под дверью толпился народ, особенно вечером, а тут за десять минут до конца – и никого. Колдовство какое-то.

Бовбель подхалимски улыбнулся:

– Это судьба. Надеюсь, вы позволите себя проводить домой? – интимным полушепотом спросил он. Тяжелое дыхание не забивала даже жвачка.

– А вот это лишнее. – Отказ прозвучал, пожалуй, жестче, чем Августа хотела.

– Почему? – обескураженно поинтересовался Бовбель – к отпору он готов не был.

– Потому что это неэтично. Вы мой пациент.

– Так я же здесь временно, – напомнил хитрец.

– Временное – самое постоянное.

Но не так просто оказалось сбить с толку этого Бовбеля.

– Так вы же меня выписали.

– Это ненадолго, – заверила любителя сырокопченых колбас Августа.

– Почему это? – оскорбился тот.

– Потому что вы не станете соблюдать и десятой доли предписаний. Так ведь? Не станете?

– Не стану. – На сытой физиономии появилась горделивая улыбка.

– Значит, попадете ко мне снова. Причем скоро. Хотите, назову приблизительную дату?

– Ну?

– Гну, – Августа не церемонилась с Дискинезией. – Через три месяца будете сидеть здесь с теми же симптомами. Так что провожать меня не нужно. И цветы перестаньте присылать. Пожалуйста. Мне перед коллегами неловко.

– Ну извините, – с кривой ухмылкой изрек поклонник. – Можно идти?

– Да-да, конечно. Печать на больничном в регистратуре не забудьте поставить.

– До свидания.

– Всего хорошего.

Смягчая впечатление, Августа улыбнулась, чем окончательно добила Бовбеля. Натыкаясь на казенную мебель, тот попятился к выходу.

Дверь за посрамленным пациентом не успела закрыться – в проеме возникли две мужские фигуры: одна – высокая, во всем белом, другая – темно-синяя, пониже.

В первую минуту Августа приняла высокого белого за Ильина – завполиклиникой (тот любил заглянуть в конце приема): тот же рост, та же консерваторская грива, худоба и неуклюжесть.

Высокий чуть приотстал, второй сунулся в дверь, рассмотрел Августу и присвистнул:

– Везет же некоторым. Мотя, я тебе завидую белой завистью: лучше бы это у меня живот прихватило. Девушка, мне и моему другу требуется срочная медицинская помощь. Мы оба при смерти. Я не знаю, что у него, а у меня от вашей красоты пульс сделался нитевидным.

В голове Августы включилось сканирующее устройство, но идентифицировать посетителей не получилось – диагноз не вспоминался.

В этот момент позади парочки материализовалась Татьяна Ивановна. Она оттеснила молодых людей плечом и вошла в кабинет, чуть не наступив на вялого второго.

– Прием окончен, – совсем другим, противным голосом предупредила посетителей медсестра.

– Наша смерть будет на вашей совести, – очень серьезно предупредил говорливый. Группа поддержки, оруженосец, определила Августа.

– А что, скорую помощь в городе упразднили?

– Ну зачем же сразу скорую? – насторожился долговязый. – Может, ничего серьезного.

– Карту взяли? – мобилизовалась и начала возводить препоны Татьяна Ивановна.

– Взял. – Долговязый продемонстрировал зажатую в кулаке жиденькую тетрадку.

– Тогда быстро.

– Вот как раз спешить ни к чему, – вклинился не в меру активный друг долговязого.

– А вы посидите в коридоре, – осадила друга медсестра.

Оруженосец попытался возражать и затянул что-то о коварстве злодейки судьбы, но сдался под напором Татьяны Ивановны и попятился, только успел выкрикнуть:

– Братуха, держись!

Дверь перед любопытной физиономией захлопнулась.

Оставшийся без поддержки долговязый тип продвинулся в глубь кабинета, еще раз поздоровался, да так и замер – с открытым ртом, рассмотрев под медицинской шапочкой те самые надменные брови и серые с влажным холодным блеском северных морей глаза.

Сердце Августы подпрыгнуло, повисло где-то в горле, раздулось, и теперь удары раздавались в темени, прямо под шапочкой.

Перед ней стоял парень из аптеки, с которым они столкнулись в подъезде, – Матвей. Друг соседа, полового гиганта. Якобы друг, якобы…

Летние брюки из небеленого льна, стильная фуфайка, золотой браслет и цепь на шее – почти как у Бовбеля, только изящней, с налетом цивилизации. И море обаяния, несмотря на нездоровый, серый цвет лица и такие же серые губы.

Секунды тикали, глаза смотрели в глаза, кабинет, предметы, вещи, медсестра – все исчезло.

– Это вы? – севшим голосом задал посетитель сакраментальный вопрос.

– Я, – в тон ему ответила Августа. Чувство нереальности происходящего усилилось.