Энни Джокоби - Прекрасные иллюзии
После того, как индейка обжарилась, я разбила в ту же сковородку яйца, добавила немного оливкового масла и молотого чеснока. Я уже поставила бисквиты в духовку, и они были почти готовы. Я откопала в холодильнике пакет концентрированного апельсинового сока и вылила в его в контейнер, добавив воды.
Все было готово, я достала две тарелки — пришлось прервать цикл посудомоечной машины, чтобы сделать это — и наложила понемногу индейки, яиц и бисквита на каждую. Я поставила тарелки на кухонную тумбочку, чтобы мы могли поесть.
— Извини, — сказала я сконфуженно, — у меня нет места для обеденного стола, так что придется есть прямо так.
Райан искренне улыбнулся — первая искренняя улыбка за все время его визита, если быть честной.
— Не проблема.
Пока мы ели, я боролась с желанием задать ему целый миллион вопросов. О его бывшей жене, о терапевте, о Шелдоне (друге и спасителе). О ком-то с именем Ник. И больше всего о его сне. Что его отец сделал с ним?
— Итак, чем займешься сегодня? — спросил Райан.
Кроме большой стирки?
— Планов никаких.
Он вдруг словно смутился.
— Не хотела бы ты провести время… хм, со мной? — спросил он, не глядя мне в глаза. Как будто боится отказа.
— Конечно, что ты предлагаешь?
— Ну, я выбирал занятие в прошлый раз. Твой ход, — лицо Райана залилось краской.
— Хм, ну ладно… Как насчет корзины для пикника, куда мы положим немного жареной курицы, хлеба и вина и пойдем в парк у галереи искусств. Кажется, там сегодня играют Шекспира. Дай-ка я гляну в газете, — я принесла газету, открыла раздел искусства. — Да, смотри, «Двенадцатая ночь».
— Обожаю это.
И мы так и сделали. Я довезла Райана до его машины, поднявшись по улице, потом он проследовал за мной к моему жилому комплексу, где я пересела в его машину, и мы отправились в парк. Мы остановились у закусочной, чтобы взять жареную курицу, и я положила курицу в корзину для пикника, которую купила в магазине несколько лет назад. Мы захватили несколько печеных молодых картофелин и зеленых бобов. Бутылка «2 Бак Чака» дополнила меню вместе с маленькой буханкой хлеба. Я захватила индейское одеяло, но нам все равно пришлось остановиться у дома Райана, чтобы взять пару складных кресел для вечерней программы. И, конечно, Райану нужно было проведать собак и переодеться. Он все еще был одет в брюки, шелковую рубашку и Феррагамо.
— Дэниел присмотрит за ними, пока меня не будет, но мне нужно побыть с ними хотя бы немного до нашего отъезда, — сказал Райан, имея в виду собак.
— А почему бы нам не взять их с собой?
Я помнила, что животные в этом парке разрешены.
— Звучит здорово.
Итак, остановившись у его дома, мы надели на Максимуса и Брута поводки. Собаки прыгали вокруг, радуясь тому, что смогут погулять. Райан взял два складных кресла.
— Хм, лучше взять Эскаладу.
Еще одна Эскалада? — подумала я, помня о том, что на Эскаладе, вроде бы, ездит его водитель.
Мы добрались до гаража, и Райан посадил собак в их переноски, рядом со складными креслами и наполненной вкуснятиной корзиной для пикника.
Ведя машину к парку, Райан держал мою руку. Каждый раз, останавливаясь на светофоре, он нежно целовал меня. Я наблюдала за его пахом, помня ночную эрекцию. Надеюсь, сейчас это не создаст проблему. Однако то, что я видела, свидетельствовало о том, что создает. Одежда особенно ничего не скрывала, «стояло» хорошо. Я занервничала, но втайне порадовалась этому.
Райан покраснел.
— Я воздержусь с поцелуями на время.
Я тоже покраснела. Я больше не переживала из-за того, что он увидел во мне. Райан что-то видел, что-то, чего я не видела в себе, и это так. Хватит переживать. Но воспоминания о прошедшей неделе, когда я думала, что не увижу его больше, преследовали меня. Это все может кончится в любой момент. У него какие-то дела с его бывшей, и возможно, другие, серьезные проблемы, которые дадут о себе знать. И у него может быть подружка. Будь осторожна.
Мы прибыли в парк, и достали фрисби для и мяч для собак.
— Сколько им лет? — спросила я.
— Максимусу два, а Бруту — восемь месяцев.
— Неудивительно, что они такие радостные.
— Радостные — не то слово. Гиперактивные, бешеные — будет вернее.
И они были такими.
Мы разложили одеяло на траву, достали бумажные тарелки и пластиковые стаканчики. Он налил нам обоим немного вина, я разломала курицу.
— Ножку?
— Ножка — это чудесно.
Я положила куриную ножку, четыре картофелины и столовую ложку бобов на тарелку.
Когда мы поели, Райан достал из машины подушки, и мы прилегли. По его просьбе я положила голову ему на живот. Я могла чувствовать мышцы пресса, без грамма жира. Тело Райана было мускулистым, подтянутым и сильным. Он погладил мои волосы.
— Никогда не думал, что смогу чувствовать себя так, как сейчас, — промурлыкал он.
— Как?
— Счастливым, беспечным.
Я сыграла в «дурочку».
— Но ты же был женат.
— Да, — сказал он просто. — Но я никогда не чувствовал такого с ней.
— Тогда почему ты женился?
Личный вопрос.
— Тс-с-с.
Тайна осталась тайной.
Через несколько минут Райан заговорил.
— Всю прошлую неделю я страдал, думая, что могу не увидеть тебя снова.
— Почему ты так решил?
— Я подумал, ты подумала, что это отстой — ходить к психотерапевту, и больше не захочешь увидеть меня.
— Что же заставило тебя прийти?
Он улыбнулся.
— Напиток храбрости.
Лежа на Райане, я складывала вместе детальки этого пазла. Я хотела дать ему больше пространства, когда уходила после его реплики о терапевте. Я почти разрушила все из-за этого. Почему я не поняла этого раньше? Я наверняка ранила его чувства своим безразличием. Да уж, вот так можно ранить другого, даже не зная об этом.
Я лежала на его животе, барабаня пальцами по твердокаменному прессу. Спросить о терапевте?
Я рискнула.
— Ну, и как прошел сеанс терапии?
— Прекрасно. Я поговорил с доктором, — в любом случае, Райан почувствовал себя более комфортно, заговорив об этом.
— Что-то случилось, что заставило тебя записаться к нему на прием в тот день?
— Ну, у меня был разговор с бывшей женой тем утром. Он… прошел нехорошо.
Мягко говоря.
— Расскажешь?
— Ну, ей все еще что-то нужно от меня, хотя при разводе все было поделено.
Никакого упоминания о шантаже и угрозах обнародовать… что-то.
Всему свое время.
Я полежала молча. Было трудно бороться с любопытством. Я хотела, чтобы он понял, что мне не все равно, но не хотела давить. Я была очень осторожна с вопросами.