Королевы и изгои - Алена Игоревна Филипенко
– Что это было? – спросила я, когда мы отстранились, но продолжали приобнимать друг друга за локти.
– Ничего, – тепло улыбнулся он. – Просто решил, что никому не позволю забрать у тебя пятьсот двадцать первый поцелуй.
Вот так мне удалось растопить этот лед. А затем я замахнулась на большее – решила вернуть Женю в коллектив. Но с этим вышел полный провал.
В середине зимы я взяла его на тусовку к Марине – моей знакомой не из школы. У Марины была своя компания, все играли в настольную игру «Имаджинариум». Жене игра не удавалась, его фишка все стояла на старте, когда остальные уже сильно выбились вперед. Женя вспылил и смахнул игровую доску со стола, рассыпав все фишки и карточки. А затем гордо удалился. Он часто обижался на меня из-за ерунды и так же удалялся, но я обычно шла за ним и первая мирилась. На этот раз я осталась на месте. Он ушел, громко хлопнув дверью. Его никто не провожал. Все какое-то время со смехом обсуждали его поведение, а затем заново начали игру и забыли про инцидент.
Женя несколько дней провел в гордом одиночестве, и я чувствовала, что он во всем винит меня. Но сама я себя в этот раз виноватой не чувствовала, поэтому не уступила. В конце концов он сдался: написал мне и извинился. Добавил, что сам не понимает, что на него иногда находит, он просто не может контролировать свои чувства. Попросил меня извиниться за него перед ребятами.
Я всегда пыталась оправдать Женю. Найти в нем больше хорошего, чем плохого. Порой я его очень стеснялась, но порой, наоборот, хотела доказывать всему миру, что Женя абсолютно нормальный. Казалось, его переменчивость передалась и мне. Иног да, в особо паршивые дни, мне хотелось поставить точку в наших отношениях. Но, кажется, Женя тонко чувствовал мое настроение. Незадолго до того, как я окончательно решалась на разрыв, он заводил какой-нибудь искренний и странный разговор. И неизменно находил слова, бьющие наотмашь.
– Знаешь, Сашка, мне кажется, что я море. То я штиль, то шторм. А ты – мои скалы. Если бы не ты, я бы давно куда-нибудь утек и меня не стало. Но я вижу, что стесываю тебя. Каждый раз я бьюсь о тебя, от тебя остается все меньше и меньше, и это очень меня пугает. Я не хочу совсем тебя размыть. Лучше, чтобы ты была, а я – нет. Ты намного лучше меня, а мир нуждается в таких, как ты.
Он говорил и говорил, и все смотрел на меня черными блестящими глазами, словно грустный медвежонок. Внутри у меня все переворачивалось. Хотелось схватиться за голову, закричать, что-нибудь разбить либо заплакать и обнять его. Женя вызывал во мне бурю разных чувств. Как никто и никогда.
Все это происходило, когда нам было по четырнадцать-пятнадцать. Мы были детьми, которые считают себя невероятно самостоятельными и думают, что им совершенно не нужны взрослые, а их проблемы важнее всего на свете. Меня вообще не волновало, что происходит «снаружи». Мой мир был мизерным и необычайно ярким. Он состоял из двух небесных тел – крошечной галактики и миниатюрной черной дыры. Меня и Жени. И галактику постепенно засасывало в черную дыру.
А потом пришла весна. И Женя взял в заложники половину класса.
Урок 5
Зарождение и развитие крысятничества
САША
Перед уроками я прошла ворота и направилась дальше – к курилке, которая находилась за трансформаторной будкой на пятачке асфальта. По традиции нашей школы пользование этой курилкой – привилегия старших классов.
Как правило, в курилке стояла веселая суета: здесь обсуждали новости и сплетни, строили планы. Кто-то потихоньку дымил, кто-то переписывал домашку, кто-то обучался трюкам – крутить зажигалки и ручки. Многие, как я, приходили просто за компанию с курящими друзьями. Сегодня что-то поменялось. Висела гулкая тишина, а два класса, обычно перемешанные, разделились на две заметные группы, будто между ними вдруг выросла стена. И эти группы упорно игнорировали друг друга.
Рома учил Свету крутить ручку. Света хихикала – у нее ничего не получалось.
– Да н-н-нет, не так. Т-толкай средним, чт-т-тобы вокруг б-б-б-ольшого крут-т-тилась.
Мне показалось, что Рома заикается сильнее обычного. Он взял Светину руку и поставил ее пальцы в правильное положение. Подруга так лихо крутанула ручку, что она отлетела Роме в лоб. Света и Рома засмеялись.
– Ой, а дайте мне, дайте мне, я умею «соника» делать, сейчас покажу! – Я радостно подбежала к ним, выхватила ручку и крутанула ее.
– Молодец, – похвалил Рома. – У г-географа научилась?
– Ага, по его ютубчику.
– А «инфинити» можешь?
– А это как?
Рома показал. Света отошла к девчонкам, а я стала учиться новому трюку с ручкой. Тут я заметила на шее у Ромы наушники и воскликнула:
– Ой, у меня такие же!
– Да это твои старые и есть, – ответил Рома. – Мне их твой Олежек продал. Говорит, тебе не нужны…
– Что?!
Хорошее начало утра. Вскоре я уже неслась в школу, а именно в кабинет физики, где сидел 7 «Б».
– Ай! Ой! Санюха, перестань! – закричал мой младший брат на потеху всему классу, когда я, одной рукой схватив его за шею и наклонив, принялась раздавать ему болезненные тумаки.
– Это были мои наушники, мерзкая ты крыса! Какого черта ты тыришь мои вещи?! – Меня так и распирало от злости.
– Я не знал! Они валялись в коридоре под шкафом, как будто не нужны. Вот я и взял! – верещал Олежек, уворачиваясь от ударов.
– Ты врешь! Они у меня в комнате были! Не смей заходить туда! Никогда! – Я одарила брата пароч кой самых мощных тумаков и направилась к третьей парте, где лежал его рюкзак. – И чего еще ты успел прихватить?
– Не трогай! Это мое! – Олежек попытался меня опередить, но я ловко его отпихнула и высыпала на пол содержимое рюкзака.
– Да какого лешего?!
На Олежкин рюкзак было явно наложено заклятие расширения: внутри оказалось практически все содержимое моей комнаты. Я подняла с пола зарядник для телефона, пауэрбанк, поясную сумку «Адидас», ремень и коллекционную фигурку Дарта Вейдера, купленную на eBay. А еще забрала Олежкин кошелек, чтобы обратно выкупить свои наушники. И черт знает, что этот дуралей уже успел продать.
– Еще раз сунешься в мою комнату – убью! – грозно пообещала я и направилась к выходу, сжимая в руках находки.
Олежек требовал назад кошелек и посылал мне вслед удивительные
