Я сплю среди бабочек (СИ) - Бергер Евгения Александровна
Алекс между тем распахивает едва заметную за цветочными обоями дверь, и я удивленно ахаю.
Пещера Али-Бабы! — посмеивается над моим восторгом Алекс. — Поражает воображение, не так ли?
Я же такую гардеробную разве что в кино и видела: четыре метра замкнутого пространства, забитого полками с туфлями и вешалками с одеждой всех цветов и оттенков.
Невероятно!
Ага, — хмыкает парень довольным тоном, — итальянки еще те модницы! Да и работа обязывает, знаешь ли…
Я кидаю на него вопросительный взгляд.
Она менеджер по продажам в отцовском магазине, — поясняет мне Алекс, но я только еще больше округляю глаза в виде знака вопроса. — Менеджер по продажам, — пропевает он мне по слогам, словно я ребенок-тугодум. — Ты что ли не знала об этом?
О чем? — не выдерживаю я. — Кто бы, по-твоему, стал мне что-либо рассказывать о Франческе?!
Парень разводит руками, как бы признавая тем самым мою правоту.
У папы с дядей Акселем сеть итальянских бутиков, расположенных по всей Баварии, — снова поясняет он мне, — и Франческа заведует именно нашим нюрнбержским филиалом в Альтштадте. Они продают одежду, понимаешь?
Киваю головой.
Итальянские бренды и все такое. «Modaiola“ называется… Ты точно видела его в центре.
Еще раз киваю головой.
Ты язык что ли проглотила от удивления? — насмешливо осведомляется Алекс.
Так, примерно, и было, ведь «Модница» является одним из самых дорогих бутиков города, к которому я ни разу даже на пушечный выстрел не подходила… И он принадлежит отцу Алекса! Кто бы мог подумать…
Есть немного, — честно признаюсь я. — Теперь мне понятно, почему Франческа смотрит на меня с такой брезгливостью.
Да брось ты, — отмахивается от моих слов парень, — она просто итальянская задавака и ничего больше. Лучше смотри, что я тебе тут присмотрел! — и он раздвигает ворох платьев, указывая мне на нечто изумрудно-воздушное, одним своим видом вызывающее стеснение в моей девичьей груди.
Я аккурадно снимаю вешалку с платьем со штендера и провожу рукой по расшитому стразами лифу, который непередаваемо переливается под моими пальцами, от лифа вниз струится легчайший поток изумрудного шелка, и я мысленно предвкушаю его соприкосновение с собственными ногами. Это не платье — это просто воплотившаяся мечта!
Нравится? — интересуется Алекс, хотя, я уверена, в ответе он не нуждается — мои горящие глаза выразительнее любых слов. — Зеленый подойдет к твоим волосам, — добавляет он следом, так и не дождавшись моего ответа, — а шелк… ты знала, что его производит тутовый шелкопряд, бабочка, чьи коконы выдерживают в горячей воде при температуре сто градусов два с половиной часа, чтобы облегчить раскручивание нити?
Я бросаю на парня восхищенно-насмешливый взгляд: только он может говорить о бабочках при виде такого сносшибательно платья!
Нет, таких тонкостей я не знала, — наконец произношу я, прижимая платье к себе. — Где я могу его примерить?
Да прямо в спальне за ширмой, — пожимает он своими плечами. И тут я испуганно ахаю:
А туфли? Какие я надену туфли?
Выбирай любые! — Алекс указывает на ряды всевозможной обуви, но я даже издалека вижу, что мне они не подойдут — слишком большие.
У Франчески тридцать девятый размер, — стону я в сердцах, тыча в Алекса одной из ее туфель. — А у меня тридцать седьмой. Как, по-твоему, я смогу ходить в такой обуви?
Эта дилемма, по-настоящему не учтенная Алексом, ставит его в тупик, и мы пялимся друг на друга в задумчивой растерянности.
Через минуту он окидывает меня пристальным взглядом и твердо, словно приняв некое важное для себя решение, говорит:
Иди надевай платье — с туфлями я разберусь.
Я не знаю, где он собирается раздобыть для меня туфли, разве что вызовет фею-крестную и та наколдует мне хрустальные башмачки, но послушно беру с собой платье и иду за ширму. Жутко хочется хотя бы раз в жизни почувствовать себя настоящей принцессой!
7 глава
Платье садится на меня идеально, разве что выглядит несколько длинноватым, но эту проблему могли бы решить туфли на высоком каблуке… Интересно, что придумал Алекс и выйдет ли у него воообще решить этот вопрос? Я выхожу из-за ширмы и несколько раз верчусь перед зеркалом — шелковая юбка каскадом завивается вокруг моих ног. Непередаваемое ощущение!
Примерь вот это, — отрывисто кидает Алекс, вкатываясь в спальню и протягивая мне пару белых босоножек. Он держит их на вытянутой руке, словно не хочет лишний раз к ним прикасаться и выглядит каким-то непривычно серьезным.
Хорошо, — нерешительно отзываюсь я и забираю протянутые мне туфли. Они выглядят давно не ношенными и несколько старомодными, но в целом идеально новыми.
Это свадебные туфли моей мамы, — просвещает меня парень, когда я присаживаюсь примерить их. — Она надевала их раз в жизни… и я храню их как память о ней.
От его слов мне делается неловко, и я смотрю на свои ноги, втиснутые в белые босоножки, в неловком молчании. Наверное, не стоило ему давать мне эти туфли…
Думаю, будет лучше, если я сниму их, — наконец мямлю я еле слышно, и Алекс вскидывает на меня быстрый взгляд:
Жмут? — интересуется он. — Мне казалось, это твой размер…
Нет, они мне подходят, — мнусь я в нерешительности. — Просто это туфли твоей мамы, ты сам сказал… я… наверное, будет неправильно…
Ничего подобного, — решительно отрезает тот. — Я буду рад, если мамины туфли сделает еще кого-то чуточку счастливее. Вот, смотри, — добавляет он следом, тем самым ставя точку в вопросе с туфлями. — Это тебе тоже пригодится.
У него в руках маленькая бархатная коробочка, в которых обычно хранят ювелирные украшения, и я с трепетом — сама не знаю, почему! — ее открываю. На черной бархатной подложке лежит небольшого размера камея с выгравированной на ней бабочкой, распростершей свои крылья в застывшем в камне полете.
Как красиво, — шепчу я в восхищении. — Это тоже принадлежало твоей маме?
Алекс просто кивает головой.
Там есть гравировка на другой стороне, — говорит он мне, и я переворачиваю украшение обратной стороной. Надпись такая мелкая, что я с трудом могу разобрать витиеватые завитки готического шрифта…
Там написано, — приходит он мне на помощь, — что счастье капризно и непредсказуемо, как бабочка: когда ты пытаешься его поймать, оно ускользает от тебя, но стоит отвлечься — и оно само опускается прямо в твои ладони.
Как поэтично, — отзываюсь я с дрожью в голосе. — Наверное, поэтому ты так любишь бабочек — они напоминают тебе о маме… — Парень несколько раз двигает головой из стороны в сторону, словно ему натирает шею воротничок оранжевой рубашки, а потом одаривает меня лучезарной улыбкой — не хочет говорить о серьезном, я могу это понять.
Надевай украшение и будь готова выезжать, — отрывисто командует он, стремительно выкатываясь из комнаты. — Иначе мои мотыльки охладятся сверх меры и передохнут дорогой.
Я застегиваю на себе белоснежную камею и некоторое время любуюсь ее отражением в зеркале — она идеально смотрится на моей груди, дополняя красоту изумрудного платья. Видел бы меня сейчас мой дедушка! Сегодня я нравлюсь самой себе и это восхитительное ощущение.
Вести машину в вечернем платье в пол оказывается тем еще удовольствием, а я к тому же еще жутко волнуюсь о том, как появлюсь в таком вот виде перед толпой незнакомых мне людей…
Оранжевый с зеленым, — таинственно шепчет мне Алекс, когда мы выбираемся из автомобиля перед дорогим отелем с огромным самбреро у входа.
И что это, по-твоему, должно значить? — осведомляюсь я, расправляя складки своего вечернего платья. — Ты заставляешь меня еще больше нервничать, когда произносишь такие вот непонятные для меня вещи…
Алекс продолжает загадочно улыбаться, и мы направляемся ко входу в отель — на коленях парня большая, подарочная коробка, украшенная оранжевым бантом.
Мы бесприпятственно входим в фойе отеля, банкетный зал которого в этот вечер является своебразной площадкой для жаркой мексиканской свадьбы, и здесь нас сразу же приветствует высокий мужчина в… оранжевом пиджаке.
