Неправильная помощница - Любовь Попова
— Мне было страшно.
— Это я понял. Тебя вообще одну оставлять нельзя?
— Ага, не оставляй меня одну, мой господин, — шепчу, а потом чувствую, как тяжелеет голова, а ноги просто не держат. Последнее, что слышу:
— Да где ж я так нагрешил-то? Или мне за деда достается?
* * *
Просыпаюсь в машине. Чувствую, как голова лежит на колене, а волосы перебирает чья-то тяжелая рука. Мы едем, очевидно, в город, потому что лесополосу сменяют жилые дома.
Мне нужно заявить о том, что я проснулась, но касания к волосам такие приятные, что хочется лежать так очень долго. И я бы и лежала, если бы эта самая рука не поползла вниз к вырезу моей весьма скромной рубашки.
— Там ничего интересного, вы уже все видели.
Распутин тут же прекращает меня гладить, и я поднимаюсь. Его лицо суровая маска. Я же пытаюсь улыбнуться.
— Простите. Больше такого не повторится. Я не буду отходить от вас ни на шаг.
— Конечно, не повторится, ты туда больше не поедешь.
— Ну почему?!
— Потому что я приезжаю туда работать, а мне приходится тратить время на твои поиски и волноваться.
— Но я больше…
— Это не обсуждается.
— Тиран, — отворачиваюсь к окну, обижаюсь, хотя и понимаю его гнев. Только я могла так себя повести. Дура, блин. И зачем целоваться полезла? Что он обо мне теперь подумает? Только бы не уволил, только бы не уволил.
Глава 16
Я, конечно, обижена на него, но вида не подаю. Потому что все мои обиды лишь моя проблема. Особенно когда они касаются поцелуя. Я сама к нему полезла, ждала, что он ответит. От самой себя противно. Разве так должна вести себя правильная помощница? Разве должна она хоть словом, хоть взглядом и жестом выказать свою симпатию? Нет! И еще раз нет! Так что следующие два дня я образцовый секретарь. И даже когда Распутин уходит на встречу с Элей, которую я организовала по просьбе Распутина и мольбам самой Эли, я делаю каменное лицо и задаю один вопрос.
— С утра совещание не отменять?
— Разумеется, нет. Мария Викторовна? — окликает он меня, пока подшиваю последние договора к папкам. — Вы что-то хотите мне сказать насчет этой встречи с вашей подругой?
— Сказать? — сглатываю я. О да, я много могла бы сказать. Не уходи, останься, лучше проводи меня домой, потому что автобус сломался, а таксисты, словно сговорились рассказывать мне, какие они в прошлом были крутые бизнесмены. Сказать? А лучше спросить. Ты думаешь о поцелуе? Нормально, что теперь он снится мне ночами? Только целуемся мы без одежды, и ты трогаешь меня своими сильными руками. Сказать? О чем сказать, что я бесконечно благодарна за помощь с проектом вертолета и готова увидеть его вживую. Сказать. О чем сказать? О том, что я тебя обманула и все-таки позорно влюбилась и не хочу знать, что ты будешь делать с Элей. Сказать? Боюсь, что, даже став очередной твоей подстилкой, у меня не будет прав открывать свой рот, кроме как для твоего удовольствия. И, очевидно, бедная Августина раскрыла и оказалась за бортом. Так себе перспектива.
— Сказать, — выводит меня начальник из транса после затянувшейся паузы, в течение которой мы просто смотрели друг другу в глаза.
— Приятного вечера, Арсений Ярославович.
Он хмыкает и тут же выходит за дверь. Я же роняю голову на стол и вздыхаю. Кажется, я начинаю его ненавидеть. Он сам все знает, читает меня как открытую книгу, а делать первые шаги должна я. Но этого не будет, не будет. Я не стану очередной подстилкой, иначе просто потеряю себя. В Распутине так точно.
На репетицию Эля не пришла. И это было ожидаемо. Кто пойдет на тренировку, когда есть шанс подцепить такого самца как Распутин. Я же тренируюсь еще более усиленно и долго, только чтобы не думать о том, что они сейчас делают. Что он ей говорит, как касается, может быть, даже улыбается.
Вечером я не выдерживаю напряжения и все-таки звоню ей. Но трубку она не берет. Ни с первого звонка, ни со второго. Меня колотит от мысли, что теперь ей достанутся его такие глубокие, страстные поцелуи, а мне лишь воспоминание о единственном. Но даже с ним можно существовать. Злиться, но жить дальше.
Злиться настолько, чтобы вместо сахара в его кофе насыпать соли. И ждать реакции. Я прямо хотела взрыва, эмоций, чтобы выплеснуть свои, чтобы показать, как на самом деле мне не все равно! И плевать! Пусть хотя бы знает. Чертов кобель!
Отношу кофе, ставлю на стол. Он даже взгляд от стола не отрывает.
— Спасибо, Мария Викторовна, можете быть свободны.
Ну конечно, возможно даже уволена, когда он поднимает чашку.
Жду его реакции почти до обеда. Даже забирая чашку и видя ее пустой, стараюсь сделать все, чтобы не замереть от удивления и не потребовать объяснения. Он что? Его выпил?
— Мария Викторовна, вынесете мусор из урны, мне кажется, она уже полная.
— Это не мои обязанности.
— А прошу сделать я вас, — наседает он, но даже не смотрит. Скотина. Ладно, я вынесу. Я все вынесу! Потому что я тут ради работы, а не ради тебя, придурка!
Я подхожу к столу, достаю пакет из урны, хочу перевязать и тут чувствую, как по ногам что-то течет. Тот пресловутый кофе, который очевидно теперь, что начальник не пил. Я стою мокрая, униженная, а Распутин усмехается. Серьезно? Ему смешно?
— Неприятно?
— Терпимо, господин начальник. Мне пол тоже вытереть своей одеждой или позвать уборщицу.
— Я бы не отказался на это посмотреть, но позовите уборщицу.
— Мне нужно домой, переодеться.
— Я уже заказал вам новую одежду, так что примите душ и спокойно работайте дальше. Ванная вы знаете, где.
— Что? Секс с Элей был настолько плох, что вы тут же решили переключиться на меня? — кто эта ядовитая девушка, это не я. Зачем я это сказала и почему так больно от разочарования на его лице.
— Если ты не справляешься, Мария, то скажи заранее, чтобы я нашел себе другую помощницу.
— Не справляюсь.
— Из-за своей влюбленности ко мне. Вряд ли мы сможем работать дальше, если ты станешь моей любовницей. А ты, судя по ревности, этого очень хочешь.
Как стыдно-то, словно стою без одежды посреди улицы, и все пальцами тычут. Он обнажил мои мысли, словно я говорила все вслух. И мне нужно как-то оправдаться, дать понять, что все это неважно.
— Вы красивый мужчина, думаю, вы сами осознаете
