Прощай, Алиса! (СИ) - Ловыгина Маша
Тимофей Ильич курил вонючие самокрутки и слушал ее, прислонившись к турнику. Потемневшие от курева узкие губы его кривились, и скоро пятачок перед ним был оплеван желтоватой слюной.
— С-сука… — процедил он, когда Алиса шепотом поведала ему о том, как отец избил ее и продолжает издеваться над матерью.
Ее даже не кольнуло это слово. Она слыхала и похуже.
— Тварь, — глухо пробормотал дворник. — Убить мало.
Алиса едва не упала с перекладины.
— Пьет? — продолжил Тимофей Ильич, разминая коробок спичек.
— Кто? — не поняла Алиса.
— Мать твоя. Видел ее.
— Угу…
Где и когда он мог ее видеть, она не спросила. Что-то внутри Алисы отозвалось на его мрачный взгляд, и она поверила, что дворник, так жестко говоривший об ее отце и не боявшийся его, обязательно поможет. Ну и что с того, что сейчас он работает дворником? На 23 февраля Тимофей Ильич пришел на школьный концерт в кителе, и на его груди даже блестела медаль.
— Надо что-то решать, — дернув шеей, сказал он.
Она поверила ему. Не могла объяснить почему, но в его голосе Алиса отчетливо услышала самую настоящую ненависть. Она ведь и сама ненавидела. Только ей в своем щенячьем возрасте нечего было и думать о том, чтобы справиться с отцом. А Тимофей Ильич был взрослым и серьезным дядькой.
Через несколько дней, вечером субботы, она увидела из своего окна, как он идет в направлении их дома. Остановившись у забора, он некоторое время курил, качая головой. Алиса вся извелась, прижимаясь лбом к стеклу. Наконец, когда он скрылся из виду, она стала терпеливо ждать, что будет дальше.
Однако ничего не произошло. Через пару часов Алиса спустилась и долго бродила по двору и саду, чтобы унять дрожь в руках и ногах и избавиться от глубокого разочарования.
А в понедельник Тимофей Ильич уехал. Даже не рассчитался на работе. Об этом Алиса узнала, подслушав беседу директрисы и завуча в коридоре перед учительской.
«Испугался», — решила она и почему-то подумала, что раз уехал, не забрав зарплату, значит, получил деньги от отца. Ведь тот всегда решал проблемы именно так.
С того момента отец стал смотреть на нее иначе. Она постоянно ловила на себе его тяжелый взгляд и содрогалась от мысли, что он знает о том, что она сделала.
И вот сейчас она снова поверила, потому что услышала в голосе Дмитрия Валентиновича, тогда в кафе, знакомый отзвук ненависти. И сейчас она была готова на все, чтобы скрыться. Исчезнуть, раствориться в людском потоке. Сгинуть, как Тимофей Ильич. Наверное, только богу известно, с чем ей пришлось согласиться за эти несколько часов, пока она принимала решение. Ведь если бы она верила, если бы хоть на мгновение могла заставить себя поверить в божественное участие, то сейчас бы жарко шептала одну из тех молитв, из которых состояла ее старая няня. Маленькая Алиса тоже молилась, сцепляя перед собой ладони. Но это было очень давно, с тех пор ощущение возможного чуда практически стерлось из ее памяти.
Странное дело, все эти дни где-то внутри нет-нет да откликалось что-то вроде: господи, пожалуйста, сделай так, чтобы…
Она пошла на обман, сказав, что ей еще нет восемнадцати. Ей было важно увидеть реакцию этого молодого чиновника. Возможно, подобная ложь не могла уберечь ее от приставаний, но она сработала. Хотя, положа руку на сердце, в какой-то момент Алиса почувствовала совсем другое — Дмитрий вызывал в ней странные и противоречивые чувства. Рядом с ним она почти успокаивалась. Почти. Потому что довериться полностью у нее бы все равно не получилось. И правильность принятых решений казалась ей незыблемой.
Автомобиль наполовину съехал с проселочной дороги, которая была такой узкой, что даже не верилось, что она способна вместить колею внедорожника. Примятая трава топорщилась золотистыми колосьями, над землей взметались сухие пыльные струйки. Послышался какой-то звук. Алиса обернулась и увидела Дмитрия, который выбирался из зарослей на дорогу.
Его костюм, запыленный и мятый, уже не выглядел таким представительным, как поначалу. Глядя на то, как молодой мужчина пытается стряхнуть с себя прилипшие колючки и паутину, губы Алисы дрогнули в улыбке. Таких как Дмитрий Валентинович, в ее доме называли коротким словом «окурок», будто те, кто работал в городской администрации и якшался с ее отцом, таковыми не были. И все же, он отличался от них. Несоответствие его образа ощущалось как мелкие дробинки песка на зубах, непонятно каким образом оказавшиеся в воздушном зефире. Их в принципе там не должно было быть, и все же они там были.
Он мог оказаться совсем не тем, чей образ рисовался в ее голове. Ей не хватило времени, чтобы подготовиться и изучить его. К горлу опять подкатила горечь — невозможно учесть каждую мелочь. И если пока все шло по плану, то просчитать наперед, как поведет себя этот лощеный и нагловатый столичный чинуша, никак не получалось. Стоя за дверью ванной, она вся взмокла, пока Люба находилась в гостиничном номере. Нет, тогда ее пугало не то, что могло произойти между ними. По большому счету, Алиса даже где-то ждала именно такого развития событий. Перетерпеть стоны и хлюпающие звуки за дверью, заставить себя не думать об этом ради своей цели, было несложно. Но время, которое утекало, словно песок сквозь пальцы, терять не хотелось. Не в тех она условиях, чтобы задумываться о том, что этот парень ей симпатичен. Или о том, как он на нее, Алису, иногда смотрит. Ведь очевидно, что его взгляды и намеки — всего лишь обычная похоть. А похоть — это значит походя, между делом.
Очень хорошо, что она стащила одежду Гочи, которую тот бросил у мангальной. В ней оказалось проще пройти через двор к машине. И собаки не залаяли, и Дмитрий этот брезгливо носом повел, когда ее увидел.
Алиса склонила голову и сползла обратно на сидение. Сердце ее сжалось от невыносимой тоски по чему-то желанному, но такому далекому, о чем не стоило даже мечтать. Таких принцесс, как она, не добиваются любовными серенадами, корзинами роз и жаркими признаниями. Их покупают и продают, как скот.
И еще неизвестно, чем придется платить за свою свободу, но то, что заплатить придется, она поняла сразу, как только попросила Дмитрия о помощи.
Теперь оставалось только ждать, когда он скажет об этом прямо.
Алиса закрыла глаза и медленно выдохнула, потому что при мысли об этом ее сердце гулко ухнуло и застучало как сумасшедшее.
15 Андрей
Промежуток дороги в трех километрах от развилки оказался в «слепой» зоне. Радар в этом месте молчал еще тогда, когда Андрей ехал в Тимашаевск. И сейчас, на обратном пути, он решительно выкрутил руль и свернул на проселочную дорогу, накатанную то ли местными, то ли отдыхающими, решившими сделать остановку, чтобы потом с новыми силами двигаться в направлении моря.
Андрею остановка была нужна, чтобы хорошенько подумать, но рядом с Алисой Бражниковой, забывшейся беспокойным сном на заднем сидении, его мысли скакали в разные стороны и отвлекали от дороги. Несколько раз Андрей ловил себя на том, что ведет внутренний диалог вместо того, чтобы следить за встречкой. А час назад едва не улетел в кювет, когда в последний момент заметил перебегавшую дорогу мелкую живность размером с суслика или крупную мышь.
В зеркале заднего вида невозможно было разглядеть спрятанное за спинкой сидения лицо Алисы, но каждое ее движение и судорожные полустоны-полувсхлипы будили в нем злость вперемешку с беспокойством, будто именно он являлся источником ее тяжелого сна. Он даже готов был принять, что в какой-то степени сам повлиял на ее нынешнее состояние, но размышления об этом вызывали в нем лишь холодную ухмылку.
Андрей изо всех сил настраивал себя на то, чтобы не чувствовать в отношении дочери Браги ничего конкретного. Сама мысль о том, чтобы сблизиться с ней, должна была вызывать в нем целый шквал негативных эмоций и отторжения, и Андрей продолжал накручивать себя. Это ему вполне удавалось. Но как бы он ни старался выкинуть ее из головы и относиться к ней лишь как к источнику информации, взгляд его постоянно натыкался на видневшийся в зеркале изгиб бедра и свесившуюся с него тонкую, казавшуюся почти прозрачной в сумерках ладонь, отчего в его груди становилось невыносимо тесно.
