Ты – всё (СИ) - Елена Тодорова
Подношу пламя своей злости, и происходит взрыв.
Нет, я, конечно, все понимаю. Руководитель имеет полное право поинтересоваться, какой фронт работ возложен на сотрудника его отдела. Будь на месте Яна любой другой человек, я бы восприняла эти вопросы абсолютно равнодушно.
Но он…
Боже мой… Либо я себя накручиваю… Либо он реально делает все, чтобы унизить меня!
Моргаю, чтобы прогнать чертовы слезы. В попытке успокоить разбушевавшийся за грудиной ураган сглатываю. И все равно ощущаю себя так, словно земля из-под ног уплывает. Голова кружится. Под ложечкой сосет. В горло толкается тошнота.
Думала, что больше не реагирую на чужие замечания. Во всяком случае, так остро.
Никогда. Клянусь, никогда я не чувствовала себя такой униженной.
— Ян Романович, — шепчу, не успев остановить разбившую голос дрожь. Делаю паузу, чтобы вдохнуть и не позволить себе расплакаться. — Можно узнать, что именно заставило вас думать, будто я не понимаю, где нахожусь?
Обида и ярость раздирают мое нутро, но я изо всех сил стараюсь не выдавать эти эмоции.
Много чести для одного ублюдка, посмевшего разбить мне когда-то сердце!
Было бы хорошо, если бы он прямо перечислил все претензии.
Однако Нечаев, очевидно, считает такой способ донесения информации чересчур простым.
— Здесь вам не подиум, не развлекательное мероприятие, не клуб для оттачивания своих женских штучек и прочих навыков, не гребаное ток-шоу в стиле «Давай поженимся», — высекает он, не повышая голоса, но звуча при этом еще резче. — Даже если выходить замуж и разводиться является целью вашей жизни, это не значит, что вы можете реализовывать свои матримониальные планы непосредственно в стенах нашего офиса. Настоятельно рекомендую вам прекратить штурмовать каждого встречного-поперечного сотрудника мужского пола, игнорируя тем самым свои прямые обязанности и мешая выполнять работу другим.
Думала, он оскорбил меня предыдущим замечанием. Ошибалась. Разгромить меня Нечаеву удается уточнениями, на которые я сама же напросилась.
Быстро опускаю взгляд и поворачиваю голову в сторону, чтобы скрыть все те эмоции, что он вызвал.
Совсем охренел?!
Сволочь бессердечная! Оборзевший самодур! Бессовестная скотина! Извращенный фантазер!
Выдать бы все это ему в лицо. Каждое слово с шипящей ненавистью по слогам затолкать!
Но…
Сделать это — значит дать понять, что его уколы достигли цели. А я этого не хочу. Лучше прикинуться, что мне, мать вашу, плевать на то, что он думает и говорит. Настолько, что я его не поняла. Даже не услышала.
Прочищаю горло. Совершаю новый вибрирующий вдох. Незаметно сглатываю. Игнорируя бешеный грохот сердца и дикую пульсацию крови в стратегических точках тела, вновь касаюсь экрана планшета, заставляя его ожить.
— В мои обязанности входит ведение части управленческой отчетности, — стартую ровным голосом.
«Пошел ты!» — выкатываю в то же время мысленно.
Касаюсь пальцем одного из приложений программы на планшете. И тут же, надеясь, что Нечаев не уловил, как дрожит моя рука, сжимаю кисть в кулак. Смотрю исключительно на экран. Невидящим взглядом медленно скольжу от цифры к цифре.
— Если конкретно, то это заполнение план-факта БДДС[1]. Поступление и расход денег, — уточняю лишь для того, чтобы не допустить новых пауз в своей речи. — Далее, — выдыхаю так же сухо, но успеваю при этом перевести дыхание. — На мне расчет таких показателей деятельности завода, как EBITDA[2] и ССДП[3]. Плюс контроль за дебиторской и кредиторской задолженностями.
Жду, что Нечаев попросит передать ему планшет, чтобы увидеть мою работу воочию. Готова к этому — все нужные приложения открыла. Могу при необходимости дать пояснения по каждой сумме.
Но…
В обход моим ожиданиям Ян поднимается и выходит из-за стола, чтобы точно так же, как и в прошлый раз, приблизиться ко мне со спины. Только теперь я сижу, и он, опустив одну руку на спинку моего кресла, а вторую — на столешницу рядом с планшетом, буквально нависает надо мной. Прекращаю дышать, когда кажется, что Нечаев касается губами волос. А вот он в этот же момент шумно вдыхает и тяжело выдыхает. Или я додумываю? Больное воображение. Цепенею, забывая, что собиралась говорить дальше. Не двигаюсь, пока профиль Яна не попадает в поле моего периферического зрения.
«Показалось…» — убеждаю себя.
Конечно, показалось! Дурочка.
Он просто смотрит в планшет. Касается пальцами экрана. Сдвигая таблицу, просматривает какие-то цифры. А я… Смотрю на него. Неосознанно стискивая бедра, вся сжимаюсь, чтобы затаить разбередившую организм дрожь.
Его губы едва заметно приоткрываются. Кажется, Нечаев дышит через рот. Не может быть, чтобы запах моего тела поражал его так же, как меня отравляет его запах… Просто не может быть. Да и вот ноздри Яна расширяются. Он смыкает губы, выразительно сжимает челюсти, сглатывает. Залипаю на бойкой пульсации вены у него на шее. Представляю зачем-то, как касаюсь ее языком, а потом вгрызаюсь зубами… Перед глазами темнеет. Тело резко охватывает жар. Ощущение, что он выходит из моего организма паром, подобно тому, как это происходит при глажке с утюгом. Вмиг чувствую себя переваренной и мокрой. Каждая клетка в организме вибрирует. Из-за энергии, которая вырабатывается внутри, вот-вот случится критическое замыкание. А я не могу… Неспособна его предотвратить. Забываю, кто я. Кто он. Горят какие-то инстинкты. Они требуют от меня дышать полной грудью, касаться, вкушать… Сделать все, чтобы довести растущую тряску до взрыва.
Когда зрение возобновляется, замечаю, как двигаются ресницы Нечаева. Он продолжает изучать данные в моем планшете, но моргает как-то редко, будто в замедленном режиме времени.
Невольно ерзаю подошвами туфель по полу. Тонкие шпильки громко продирают паркет. Колени сходятся, оказывая друг на друга напряженное давление. Накал, которому при этом подвергается моя нервная система, настолько велик, что кажется, реально сойти с ума можно.
Но…
Я бы соврала, если бы сказала, что подскочить на ноги и спешно избавиться от общества Яна Нечаева — все, что я сейчас хочу.
Есть другие желания. Мне трудно их игнорировать.
Кусая губы, стараюсь прийти в себя и переключиться.
Вот только… Взгляд Яна после очередного трепыхания густых и длинных ресниц неотвратимо обращается на мое лицо.
Глаза в глаза. Запрещенный прием, после которого у меня в груди собирается груз таких чувств, которые обычным «вдох-выдох» не прогнать.
Сердце от силы своих сокращений воспламеняется. Этот огонь опасный. Я не могу его контролировать. Он быстро перебрасывается на другие органы. Поджигает внутри меня все, не щадя даже загрубевшую душу.
— Римма Константиновна сказала, что вы дали указание по оптимизации затрат, — умудряюсь выдохнуть в решительной попытке во что бы то
