Ловушка миллиардера (СИ) - Доминика Магницкая
Из горла вырывается отчаянный стон.
— Ты перешел все рамки, Раевский! — награждаю угрюмым взглядом, стараясь не поддаваться этой обаятельной, но лживой улыбке.
— Нет. Если бы я перешел все рамки, я бы сделал так…
Момент — и он тут же вталкивает меня внутрь квартиры, пригвождает к стене, и впивается в губы, заставляя проглотить собственное шипение.
Меня настолько обескураживает жадный поцелуй, что я не успею воспротивиться. Чувствую, как он накручивает волосы на кулак, придвигается еще ближе, не оставляя ни одного дюйма между нами, и сдавленно шепчет.
— Вот теперь я перешел грань.
7
Прижав ладонь к горящим губам, я охаю и отпрыгиваю в сторону. Всё кажется нереальным, пол будто провисает под ногами. Краска стыда заливает щеки.
На языке вертится грязное ругательство, которое так и не успевает сорваться с губ, потому что в распахнутую дверь сначала заглядывает Алина, а следом и братец.
Легки на помине.
— В нашу квартиру армагеддон ворвался?
Раевский стоит у стены, поэтому подруга не сразу понимает, отчего я красная как помидор. Отвожу взгляд, не зная, куда деть свои руки, и вжимаю голову в плечи, мечтая уменьшиться до размеров огрызка от яблока.
Теперь уже поздно орать. Да и есть ли смысл, ведь этот неугомонный делает всё, что ему вздумается. Спокойненько себе руки в карманах брюк прячет и скалится, словно из нас двоих только ему не перепало.
— Опять ты, — шипит Никита, заходя в квартиру.
Слишком много душ на квадратный метр. У брата глаза краснеют, между бровями тень прячется, руки от ярости трясутся. Того и дело на Раевского с кулаками полезет.
Я бы и рада, но этот бой ему не осилить. Назойливые школьники и студенты с меня ростом не были проблемой, а вот крепкое тело из стали и мускул, на которое с задранным подбородком смотреть приходится, себя в обиду точно не даст.
Стряхнув смущение, вмешиваюсь.
— Не переживай. Он уже уходит, — с намеком глазею на Тимура, надеясь, что хоть сейчас у него совесть проснется.
Нет же. Спит беспробудным сном. Даже с места не двинулся.
— Ты не вовремя, парень, — хрипло цедит Раевский.
Руки в кулаки сжимает, на щеках желваки проскальзывают. В серых глазах стужа собирается.
— Послушай, дядя, — хмыкает Никита, испытывая свои шансы на выживание, — тебе чего вообще? Всё никак от моей сестры отлипнуть не можешь?
— Ага, — специально макушкой кивает, лишь бы позлить.
Такое чувство, словно и целовал назло. От этого мне еще сильнее хочется его из квартиры выкинуть.
Я командую.
— Алин, бери еду и раскладывай. Я сейчас к вам вернусь, — отдаю пакет и, стиснув зубы, к Тимуру поворачиваюсь. На шепот перехожу, чтобы другие не услышали. — Выходи. Не то о невесте можешь забыть.
Вряд ли это в моих силах, но мужчина вдруг подчиняется. Подталкивает меня вперед, сплетает ладони и напоследок Никите бросает.
— Ты привыкай. Скоро часто будем видеться.
— Обойдешься.
Лишь чудом мы выходим на площадку, и для достоверности я еще дверь прикрываю, чтобы он снова что-то глупое не наплел. Это моя проблема, не хочу брата вмешивать.
Прочищаю горло, чтобы злости не поддаться. Не могу на него смотреть, упираюсь взглядом в сторону и тихо, но отчетливо бросаю.
— То, что ты сделал ранее, больше не повторится.
Улавливаю чужое дыхание и понимаю, что он снова впритык стоит. На рефлексах хочется поджав пятки убежать, но ведь все равно догонит.
— Тебе не понравилось? — хрипло в шею выдыхает.
Проклятье, кто вообще такие прямые вопросы задает?
— Нет, — упрямо возражаю, чувствую жгучий прилив крови к лицу.
— Тогда почему ты ответила?
Вздрагиваю, как от удара. С такой уверенностью говорит, словно я лично его к стенке подперла и чуть всего кислорода не лишила.
— Ты меня испугал. Я просто не ожидала.
— Тогда буду почаще тебя пугать, — с усмешкой.
Нет уж, спасибо. Скоро и так заикой стану.
Нужно вернуться, пока не хватились. И закончить этот жуткий разговор, да еще и таким образом, чтобы до Раевского дошло: этот поцелуй станет последний.
Больно уж пугают те мысли, которых и в помине не должно быть.
— Больше не приходи.
Спешу к двери, но он перехватывает меня за талию и тянет обратно.
— Почему?
Застываю, пытаясь как можно меньше с ним соприкасаться. Вот кто носит рубашки, обтягивающие как вторая кожа? Проще вообще без одежды ходить.
— Я уже пообещала, что схожу с тобой на благотворительный вечер, — нервы сдают, — чего тебе еще надо?
Ведь наверняка пришел лишь для того, чтобы убедиться, что я сдержу слово. Плевать ему на все остальное. Мелкая сошка не должна создавать проблемы.
Он молчит, не отвечает.
Как всё очевидно.
— Пусти, — с трудом вырываюсь из хватки, — не хочу тебя видеть. Хватит и того, что ради долбанной сделки терплю. Не нужно чаще видеться.
— Вообще-то я хотел извиниться.
— Забавно, — я усмехаюсь, — извинений я так и не услышала.
— А ты бы простила? — мерит взглядом и сам себе кивает. — Вот именно. А я не делаю бессмысленных вещей.
Дико хочу из него правду выбить, но боюсь оступиться. Вряд ли ответ мне понравится. Да и чего я жду? Признаний и красивых слов?
Глупости всё это. Раевский сам по себе стеклянный, никаких эмоций. Только смешки да издевки. У душегубов и то больше эмпатии.
Подвожу итог.
— Надеюсь, мы поняли друг друга.
Скрываюсь за дверью, перевожу дыхание и прислушиваюсь к звукам в подъезде. Шаги только через пару минут раздаются.
Он ушел, и вместе с ним рвутся те тончайшие нити близости, что успели нас связать. Отголоски грусти струятся по телу, отчего возникает желание залезть в ванну и просидеть до тех пор, пока не станет легче.
Зачем душу драть и в сердце лезть, если игрушка временная?
Дубина.
— Мира? — брат зовет.
Я вздыхаю, расправляю плечи и с натянутой улыбкой присоединяюсь к друзьям. Первое время мы лишь едим и смотрим какие-то передачи по телику. Я особо не вникаю.
Никита ко мне подсаживается.
— Мир, ты только скажи, и я тут же ему в рожу дам.
— Не надо. Скоро всё и так закончится.
— В смысле? — в унисон.
Меня прожигают две пары глаз. Под их давлением я сдаюсь и рассказываю о том, как ко мне пришла идея разрушить всю эту глобальную ложь.
— Серьезно? — Алинка громко вскрикивает и подается ко мне. — Ты уверена? Это довольно опасно. Нет гарантий, что после этого Раевский оставит тебя в покое.
В отличие от нее, брату идея нравится. Он довольно
