Давай прогуляем пары (СИ) - Манич Мария
Не время для сцен и разборок.
— Я молчу. Всем приятного аппетита. — Возвращаю своё внимание салату и демонстративно оглядываюсь по сторонам, рассматривая убранство ресторана.
Повисает неудобная тишина, которую развеивает девушка брата своим робким замечанием, что у её родителей есть база отдыха в лесу и она может узнать о наличии мест в домиках на нужные нам даты.
Глава 11
Илья с Каролиной отправляются к себе на съёмную квартиру. Вижу, как плечи девушки расслабились, отпустив сковывавшее весь вечер напряжение, после того как мы все попрощались с парой на парковке перед рестораном. Они решили ещё погулять, а остальные члены семьи решили, что больше хотят выспаться, чем дышать промозглым осенним воздухом. Холод пробирает до костей, так неуютно находиться на улице.
Андрей неподалеку курит электронную сигарету, втыкая в телефон. Он вызвал на всех две машины такси и теперь следит за их приближением.
— Вроде бы она неплохая, — осторожно произносит мама, поглядывая на удаляющуюся пару, взявшуюся за руки.
Отойдя подальше от нас, старший брат сгребает в охапку свою девушку. Приподнимает и кружит её в свете уличных фонарей и теней, отбрасываемых деревьями на асфальт. Каролина поджимает ноги, вцепляясь в плечи Ильи, кудрявые волосы пружинами подпрыгивают вверх. Она звонко смеётся, впервые за вечер, и нежно тянется к брату за поцелуем.
— Вполне нормальная, Лена. Успокойся, он уже большой мальчик, — смеётся папа, обнимая маму, привлекая к себе. — Ты больше не должна подтирать ему сопли. Пусть это делает другая.
Он устраивает подбородок на её плече, и теперь они оба наблюдают за парой влюбленных. Их старший сын, первенец, вылетел из гнезда и начал вить своё. Это новый этап и для них. Ещё никто из братьев не приводил в дом девушку и официально не знакомил с родителями. Мимолётные подружки не в счёт. Иногда бывали случайные столкновения с полуголыми, потрёпанными девицами на пороге квартиры, но вот так, за одним столом ещё никто с нами не сидел.
— Может, они поженятся скоро? И я стану бабушкой. — Отец фыркает маме в плечо, и я вижу, как она пихает его локтем в живот. — А ты дедом!
— Я не против уже кого-нибудь понянчить. Наш последний экземпляр вырос и научился огрызаться так быстро, что я и не заметил.
Теперь фокус родителей смещается в мою сторону, и я быстро перевожу взгляд на полупустую ночную дорогу. Делаю вид, что высматриваю такси. Ему уже неплохо было бы появиться. Я перестаю чувствовать собственные колени и кончики пальцев на руках.
Ёжусь от ветра, что налетает пронизывающими порывами, и переминаюсь с ноги на ногу.
— Валера, у тебя месячные? — шепчет Савва мне на ухо.
Вздрагиваю, пихаю его кулаком в твёрдый бицепс, клацая зубами.
— Отвали, — произношу грубо.
— Чуть не испортила семейные посиделки. Какая муха тебя укусила?
— Я и до этого была не особо милой, может, ты меня с кем-то перепутал?
— Сомневаюсь, — тянет Савва.
Но разговор дальше не продолжается: наконец одна за другой к ресторану подъезжают две жёлтые машины.
— Наши. По коням, — кивает на них Андрей, и мы рассаживаемся по такси.
Родители в одной, дети — в другой.
Андрей падает на переднее сиденье, просит разрешения покурить и приоткрывает окно. Ненавижу сладкий запах табака из его пыхтелки, поэтому тут же отворачиваюсь к своему окну. Прижимаюсь к холодному стеклу лбом, рассматривая проносящиеся мимо ночные улицы.
Надеюсь, мы приедем первыми. Волнуюсь, свалил ли Громов из квартиры. Не знаю, чего хочу больше. Чтобы он всё-таки ушёл, или чтобы я нашла его там, где и оставила. В своей комнате.
Весь вечер думаю о том, что меня точно кто-то покусал, не кто-то типа радиоактивного паука, прибавляющего силы, скорости и быстроты мышления, а наоборот — тот, кто это отнимает. Иначе с чего я вообще бросилась на спасение Громова, ещё и приютила у себя в комнате? Чем только руководствовалась? Спасение утопающих — проблема самих утопающих… или как там говорят?
Однако что сделано, то уже назад не воротить. Поэтому мне остается только нервно постукивать пяткой по грязному коврику в машине такси и игнорировать любопытные взгляды Саввы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Мне везёт, мы приезжаем первыми. Нахожу наши окна и выдыхаю. Света нет нигде. В моей комнате тоже темно, нет ни намека на освещение или синий свет от экрана ноутбука.
Громов ушёл. И я не понимаю, что чувствую по этому поводу. Смятение? Вероятнее всего.
Не дожидаясь братьев, широким шагом бегу в сторону подъезда, не обращая внимания на их оклики, открываю тяжёлую металлическую дверь и юркаю внутрь.
Лифт не вызываю, взбегаю на наш этаж, перепрыгивая сразу через несколько ступенек. И уже на своей площадке жму кнопку вызова лифта. На случай, если Громов всё ещё в квартире, лучше пусть все задержатся внизу чуть подольше. Пока я придумаю, куда его деть. Может, спрятать в шкаф? Или под кровать? Не думаю, что кто-то из семьи решит сегодня вывести меня на разговор о моём поведении или гипотетическом парне на выходные, но лучше соломку постелить заранее. На всякий пожарный.
В квартире стоит оглушительная тишина. На первый взгляд все нежелательные гости свалили в закат. Дверь не запираю, все вот-вот придут. Скидываю обувь, куртку, шапку и на цыпочках, минуя злополучную ванную, крадусь в свою комнату.
Щёлкаю выключателем, зажигая мягкую подсветку по периметру, и спустя два удара сердца опускаю палец обратно, вновь погружая комнату в темноту. Я достаточно успела увидеть.
Матвей Громов лежит на моей любимой половине кровати, той, что ближе к окну, распластавшись на животе и подмяв под себя мою подушку. Рядом с ним открытая книга по истории искусств и смятая упаковка от шоколадного печенья. Судя по его виду, он даже не собирался уходить. Не сделал ни малейшей попытки.
Взял и уснул.
Жалюзи не опущены, света от городских ночных огней предостаточно. По потолку ползут полосы света и тени от автомобильных фар, когда я пробираюсь к кровати, предварительно закрыв комнату с внутренней стороны. В прихожей уже слышны приглушённые голоса моего семейства.
С колотящимся сердцем опускаюсь на свободную половину кровати и, подложив руки под голову, соединив их ладошками друг к другу, устраиваюсь напротив Громова.
Сейчас, когда он спит, черты его острого, с резкими линиями лица выглядят мягче и умиротворённее. И он кажется мне почти симпатичным и милым. Не борзым и наглым хамом без тормозов, каким я уже успела его узнать, а другим. Таким беззащитным, уязвимым. Обычным парнем, запутавшимся и попавшим в беду. А я, как Мать Тереза, спасла. Пригрела, приодела и даже накормила.
О чём я думаю? Очнись, Лера. Ты его совсем не знаешь. И не хочешь узнавать ближе, чем сейчас. Совсем. Не хочешь.
У Матвея на брови красуется рана с тёмной кровяной корочкой — напоминание о нашем знакомстве. Губы чуть приоткрыты, и с них срывается мерное сонное дыхание. Ресницы мелко подрагивают.
С тяжёлым сердцем признаю, что не смогу его разбудить. Он выглядит как человек, нуждающийся в крепком здоровом сне. И мне его жаль.
Да-да. Как драного кота и никак иначе.
Убираю книгу на пол и аккуратно, двумя пальцами подцепляю шуршащую упаковку от печенья.
Матвей шумно выдыхает, дёргается и резко открывает глаза.
Испуганно замираю.
Так и таращимся друг на друга в темноте.
— Ты вернулась уже? — хрипло говорит Громов. — Или никуда не уходила?
За стенкой, в комнате Саввы, слышится какая-то возня, кровать брата находится прямо напротив моей. Прикладываю указательный палец к мягким и горячим губам Матвея.
— Ш-ш-ш… — шиплю. — Мы не одни.
Приподнявшись на локте, смотрю на тонкую полоску света под дверью, пробивающуюся из коридора в комнату.
— А жаль… — тихо шепчет Матвей.
— Не начинай, — прошу.
— Ладно, не буду.
Он мягко отстраняет мою руку от лица и перекатывается на спину. Прикрывает глаза, словно собирается опять провалиться в сон.