Волшебная нить (СИ) - Ольга Тартынская
- Маменька, вам не весело? - услышала она над собой и вышла из задумчивости.
Катя присела рядом, изящно согнув ноги в уланских рейтузах и сапогах.
- Катя, кто этот юноша, что прячется ото всех в углу? - спросила Марья Алексеевна.
- Он не прячется. Лев Сергеевич не захотел рядиться, вот и скучает.
Девушка силилась говорить с деланной небрежностью, но краска на лице изобличала ее. У Марьи Алексеевны не осталось сомнений: юноша - его сын, он влюблен в ее дочь, и Катя к нему неравнодушна. Можно ли вообразить более чудовищный пассаж?
Ее размышления были прерваны неожиданным приездом Василия Федоровича. Все в доме знали, что он не терпел чужих людей, к тому же была ночь, он устал от дороги. Едва Базиль появился в дверях гостиной, веселье стихло, дворня поспешила ретироваться, чтобы не попасть под горячую руку барина.
Василий Федорович скроил недовольную гримасу и тотчас вышел, велев слуге приготовить постель. Гости потянулись к дверям. Наташа поторапливала отстающих:
- Теперь едем к Львовым!
- У Львовых одна тетушка зимует, - возразили девицы Волковские. Они решительно осмелели в отсутствии матери (та вынуждена была отказаться от катания по гостям, ведь развлекалась только молодежь).
- Едем в Сосновку, к Бронским! - предложил кто-то, и Марья Алексеевна заметила, как вздрогнул юный Лев и тревожно оглянулся на Катю.
- Дальняя дорога, - выразила сомнение Наташа. - Покуда доедем, утро будет.
Сошлись на том, что пора возвращаться домой, и стали прощаться с любезной хозяйкой. Когда уже все вышли в переднюю и разбирали шубы, Марья Алексеевна спросила у дочери:
- Я полагаю, ты останешься?
Девушка умоляюще взглянула на мать.
- Но, маменька, мне надобно переодеться и вернуть мундир!
- Однако ты загостилась, хорошо ли?
Ей не хотелось отпускать Катю с юным Бронским: от него исходили опасные токи. Марье Алексеевне был знаком этот огонь в глазах...
- Можно послать человека, - добавила она.
Вмешалась Наташа:
- Марья Алексеевна, голубушка, отпустите Катю еще на денек! Назавтра у нас намечен домашний спектакль, без Кати никак!
Пришлось согласиться. Силясь не видеть, как вспыхнули радостью Левушкины глаза, Марья Алексеевна тихо проговорила:
- Будь осторожна, дитя. Мое сердце чувствует беду. Возвращайся поскорее. Мне надобно кое-что тебе рассказать. - И уже громче добавила: - Когда прислать за тобой экипаж?
- Не надобно, доставим сами! - опять встряла Наташа.
- Я все исполню, маменька! - обещала Катя, обнимая и целуя Марью Алексеевну, а затем поспешила за Наташей.
Хозяйка вышла на крыльцо проводить гостей, которые шумно рассаживались по саням. Кутаясь от холода в шаль, она прилежно наблюдала за движениями, взглядами, жестами Бронского. Юноша подсаживал Катю, укрывал ее медвежьей полостью, и его мало занимало, что происходит вокруг. Сомнений не оставалось: он влюблен в Катю и влюблен страстно, мучительно, пылко. Как и его отец когда-то...
Вернувшись к себе, Марья Алексеевна долго не могла уснуть. Она размышляла об опасности, которая угрожает ее дочери. Как уберечь бедную девочку от разочарования, боли, страдания? Что сделать? Она знала, что слова не помогут: чужой опыт никого еще не спасал от беды. Промучившись до утра, Марья Алексеевна пришла к единственно верному решению...
19.
К утреннему чаю Базиль вышел пасмурный и раздраженный. Марья Алексеевна же была задумчива и бледна. Василиса внесла дымящийся самовар, поставила его на серебряный поднос и, поклонившись, вышла. Обычно чай разливала Катя.
- Вольно вам, сударыня, отпускать девицу Бог весть куда без всякого сопровождения, - наливая себе душистый напиток, проворчал Василий Федорович.
- Не одна она, с Настей, - занятая своими мыслями, дама не сразу нашлась, что ответить.
- Экая препона искусителям! Да вам, верно, начхать, сударыня, с кем ваша дочь и чем занимается! Давеча имели случай наблюдать! Потворствуете во всем...
Марья Алексеевна давно привыкла к ворчанию вечно недовольного сожителя, потому и не придала значения его тону. Ее переполняли чувства противоречивые, решение не шло из головы. Потому она встрепенулась вдруг и светски произнесла:
- А знаете ли вы, кто был здесь вечор среди гостей? Бронский-сын. Лев Сергеевич.
Василий Федорович сначала побледнел, затем побагровел.
- И вы принимали в своем доме сына этого пройдохи, негодяя, подлеца, истоптавшего вашу жизнь на самой заре?! - Норов даже привстал со стула и возвысился над притихшей дамой грозной фемидой.
- Так уж случилось, - пролепетала Марья Алексеевна, уже пожалевшая о произнесенном. - Они приехали без уведомления.
- Ваша безмятежность порой бывает преступна! - Базиль швырнул на стол ложечку, которая ударилась о блюдце и зазвенела. - И теперь Катя в его обществе?
Марья Алексеевна рассеянно отвечала:
- Они вернулись к Давыдовым.
- Вместе?
- Полно, Базиль, Катя там не одна. Вы видели, сколько было гостей.
Голос ее окреп. Марья Алексеевна уже готова была приступить к исполнению решения, и сетования ворчуна лишь утвердили ее в этом. Не прикоснувшись ни к ватрушкам, ни к брусничному и крыжовенному варенью, ни к сухарям, сливкам, маслу и меду, коими был уставлен стол, дама торопливо выпила чашку чая и с нетерпением ждала, когда Василий Федорович откушает.
- Что это с вами? - подозрительно прищурился Базиль. - Не случилось ли чего, пока меня не было?
- Ничего не случилось. Я дурно спала. - Она и впрямь была бледна более обыкновенного.
- И что вам спать мешает? - проворчал опять несносный господин. - Рада бы в рай да грехи не пускают?
И к этому Марья Алексеевна давно привыкла. Бесконечные придирки, подозрения, гнусные предположения стали обыденностью ее существования, которые она терпела ради эфемерного спокойствия и благополучия. Порой она задавалась вопросом: а не лень ли это? Самая обыкновенная лень? Что мешает ей выгнать из дома этого человека и самой заняться хозяйством, взять бразды правления имением в свои руки? Да, поначалу придется туго. Но все можно освоить при желании и прилежании.
Нет, вздохнула Марья Алексеевна, не женское это занятие. Тут надобны мужская твердость и умение властвовать. Вот у Василия Федоровича все это есть. К тому же он лучше понимает в бумагах, в счетах, векселях и доверенностях. Куда уж ей... Господи, когда же он напьется чаю?
Наконец, Василий Федорович поднялся.
- Вы едете нынче? - с деланным безразличием спросила Денисьева, поднимаясь следом.
- Вам что за дело? - огрызнулся Норов, но
