Бог злости (ЛП) - Кент Рина

— Вот это дух, сучка. — Ава толкает меня в плечо. — В жопу мальчиков.

— Очень элегантно. — Сесили закатывает глаза. — Ты должна быть внучкой бывшего премьер-министра.

— Не будь ханжой. И дедушка поощряет мою потребность в самовыражении, спасибо большое.

— Хм... — Анника переминается с ноги на ногу. — Нам, наверное, лучше уйти до начала боя.

— Что? Нет, мы здесь ради боя и чтобы поболеть за Крея. Мы не можем просто так уйти. — Ава закрывает рот и кричит: — Ты справишься, Крей Крей!

Он просто смотрит в нашу сторону, пока Реми машет рукой и демонстрирует мускулы Крейтона.

Лэндон сосредоточен на своем телефоне, совершенно не обращая внимания на окружающую обстановку. Илай, который пил из бутылки с водой, делает паузу и наклоняет голову в нашу сторону.

Или, скорее, в сторону Ава.

Слова не произносятся, но они как будто ведут молчаливую войну. У Авы и Илая всегда были самые странные отношения, которым я не могу дать название.

Но одно я знаю точно. Они всегда были наполнены каким-то напряжением.

Она пытается поддерживать зрительный контакт, но, несмотря на то, что она самый сильный и открытый человек, которого я знаю, она не сравнится с ураганной энергией Илая. Она хмыкает, откидывает волосы и переключает свое внимание на нашего нового друга.

— Как я уже говорила, дорогая Ани, мы здесь, чтобы остаться.

— Джер получит по шее, если увидит меня здесь.

— Ты уже большая девочка, — говорит Сесили. — Он не говорит тебе, что делать.

— Правильно. — Ава полуобнимает ее, и они выглядят как принцессы в кружевном розовом платье Авы и фиолетовой тюлевой юбке Анники. — Ты у нас, девушка.

— Ты... ты права. — Она вкапывает каблуки в землю и улыбается. — Джер ничего не сможет мне сделать.

— Уверена в этом, Анушка?

Мы с Анникой замираем по двум разным причинам. Она — потому что голос, который раздался у нас за спиной, определенно принадлежит ее брату.

Пресловутому Джереми Волкову, о котором ходят слухи о том, что он — готовящийся убийца.

А я?

Амброво-древесный аромат берет меня в плен, и я хочу думать, что это игра моего воображения, как это было в течение последней недели.

С тех пор как он загнал меня в угол возле библиотеки неделю назад, я постоянно оглядывалась через плечо, проверяла замки и осматривала свое окружение.

Он ввел меня в режим повышенной готовности против моей собственной воли, и я пыталась победить его, рисуя, бегая трусцой и позволяя Аве брать меня с собой куда захочет.

Ничего из этого не помогло.

И я начинаю думать, что это был психологический трюк. Он специально сказал мне, что вернется, чтобы держать меня на грани, так что даже если он не мучает меня физически, психологическое воздействие делает свое дело.

Каждый раз, когда я пытаюсь вытеснить его из своей головы, он врывается в мое подсознание с настойчивой смертоносностью яда.

Вот почему я надеюсь, что сейчас один из тех моментов, когда у меня паранойя без причины. Что мне просто нужно принять таблетку и лечь спать.

Но когда я оборачиваюсь, мои глаза сталкиваются с этими чудовищными глазами. Он стоит рядом с мужчиной примерно его роста, у него густые темные брови и замкнутое выражение лица, как будто он обижен на весь мир.

Это, должно быть, Джереми.

Несмотря на его печально известную репутацию человека, калечащего людей ради спортивного интереса, я не могу перестать смотреть на него.

А на его задницу в черной рубашке, черных брюках и кроссовках. Он одет так непринужденно, но от него все равно несет коррупцией, как от жаждущего власти политика или кровожадного военачальника.

Он по-прежнему выглядит в десять раз хуже, чем его очаровательная внешность.

А может быть, это потому, что, в отличие от всех присутствующих, я хорошо знаю, на что способен этот дьявол.

Я автоматически делаю шаг назад, и его губы перекашиваются в небольшой ухмылке.

Вот в чем дело.

Этот чертов псих наслаждается тем, что доводит меня до крайности.

Черт, он получает от этого удовольствие.

— О, привет, Джер, — запинается Анника. — На самом деле я не собиралась сюда приходить. Я просто была на экскурсии с моими новыми друзьями.

— Проводишь экскурсию в месте, где тебе не положено быть? — Джереми говорит с непринужденной властностью, подчеркнутой поднятой бровью.

— Я просто...

— Уходишь, — закончил он за нее. — Сейчас.

— Привет. — Сесилия делает шаг перед ней. — Она может сама решить, уйти или остаться, потому что, я думаю, мы в том веке, в котором женщинам не говорят, что делать.

Джереми тупо смотрит на нее, словно размышляя, стоит ли ему раздавить ее рукой или двумя.

Мне нравится храбрость Сесили — нравится, но некоторые люди просто не стоят того, чтобы рисковать своей жизнью ради противостояния им. Джереми находится в верхней части этого списка.

Анника, похоже, тоже это знает, потому что она незаметно отталкивает Сесили.

— Все в порядке. Я вернусь.

Моя подруга, которая очевидно, хочет смерти, отталкивает ее рукой.

— Ты не обязана, если не хочешь.

— Я хочу, правда. — Анника качает головой и шепчет: — Оно того не стоит.

— Пройдись со мной, Анушка.

Анника склоняет голову и бормочет:

— Прости.

Затем она следует приказу брата. Они не успевают сделать и двух шагов, как Сесили взрывается:

— Эта чертова женоненавистническая свинья просто не собирается диктовать Ани жизнь.

А затем моя сумасшедшая подруга следует за ними.

— Клянусь, она самоубийца, — шепчет Ава, а потом кричит: — Подожди меня, Сес!

Нет, нет...

Я не жалею о том, что я со своими друзьями, и пытаюсь последовать за ними — девушки стоят за девушек и все такое. По правде говоря, я бы предпочла столкнуться с Джереми, чем с его психованным другом.

Моя голова врезается в стену, и я в шоке отступаю назад.

Рука обхватывает мой локоть, вроде бы нежно, но на самом деле это не так.

— Куда это ты собралась?

Я пытаюсь вырвать локоть, но он только крепче сжимает его в знак предупреждения.

Я бросаю взгляд по сторонам, надеясь привлечь внимание кого-нибудь знакомого, но все лица стали размытыми и безликими.

— Бесполезно искать убежище в ком-то, кроме меня, детка.

— Да пошел ты. Я тебе не детка.

Его свободная рука тянется ко мне, и я замираю, думая, что он снова будет душить меня.

Образы того, как он пробирается в мой ночной кошмар, душит меня, а потом делает со мной невыразимые вещи, обрушиваются на меня. Я не хочу думать о своем состоянии, когда я проснулась, и о том, где была моя рука.

Это как в тот раз, когда я гладила свою шею, глядя на ту проклятую картину, которую я почему-то не смогла испортить.

Однако его пальцы трогают мои волосы нежно, с любовью.

— Я уже говорил, что твоя борьба восхитительна? То, как в твоих прекрасных глазах воюют страх и решимость, просто заводит. Интересно, такой ли взгляд я увижу, когда ты будешь извиваться подо мной, когда я буду набивать твою киску своим членом?

Мои губы дрожат. Я все еще не привыкла к тому, что он говорит так грязно, так непринужденно, но я говорю:

— Единственное, что ты увидишь, это свою кровь, когда я проткну тебя до смерти.

— Я не возражаю. Красный — мой любимый цвет. — Он наклоняет подбородок к красным узорам на моей рубашке. — У тебя милый стиль.

Я не хочу быть милой для этого ублюдка. Я не хочу быть для него никем, потому что его внимание?

Оно удушающее.

Единственное, чем я дышу, что вижу или чувствую — это он. Пьянящий запах, устрашающее телосложение и преследующее присутствие.

— Я тут подумал, — размышляет он, все еще поглаживая пальцами мои волосы без всякого тепла. — Разве ты не собираешься спросить, о чем я думал?

— Не интересно.

— Видишь, вот где ты поступаешь неправильно, Глиндон. Если ты будешь продолжать раздражать меня ради спортивного интереса, то добьешься только пореза. — В его тоне нет угрозы, во всяком случае, не явной. — Как я уже говорил, я думал о том, как лучше всего сделать так, чтобы твои губы снова обхватили мой член. Ты готова?