Филфак (СИ) - Гордеева Алиса
Сосредоточенно смотрю в небо, но в безудержном множестве ярких созвездий никак не могу отыскать нужное. Тогда Илья берёт мою руку в свою и на весу начинает выводить в воздухе галочки.
— Вот так! Теперь видишь?
— Да, — шепчу, совершенно не думая о звёздах. Куда там! Я даже на них не смотрю.
— При желании в созвездии можно насчитать до девяноста звёзд, но самых ярких всего пять.
И снова тёплая ладонь Соколова касается моей.
— Раз, два, три…, — на каждый счёт моё сердце пропускает удар. Мне срочно нужно прийти в себя!
— Откуда ты всё это знаешь? — будто невзначай прячу руки в карманы. Иначе моё сердце просто не спасти.
— У меня же день рождения осенью, — как ни в чём не бывало отвечает Илья. — И последние годы я всегда отмечал его в доме прабабки. В глухой деревне. В тесном кругу близких друзей. Шашлыки, костёр, песни под гитару. А когда все разъезжались, я выходил на крыльцо и всю ночь напролёт изучал звёздное небо. Это затягивает, знаешь ли. Умиротворяет. Помогает не сбиться с пути, когда на душе скребут кошки.
— Ты вспомнил, — произношу одними губами, чтобы не спугнуть хрупкие отголоски прошлого. Но все же эмоции берут верх.
— Вспомнил! Илюш, ты всё вспомнил! — верещу на весь парк и от переполняющей душу радости крепко обнимаю парня.
— Да, кажется, — встревоженно кивает. — Не всё! Но что-то есть. Какие-то фрагменты.
Илья вскакивает на ноги, удерживая меня рядом.
— Старый дом. Небольшая комната с тюлем на окнах. Деревянный стол во дворе, — на губах парня нелепая улыбка, а взгляд искрится не хуже звёзд. Илья возвращается, и это до дрожи волнительный момент. — Коза на привязи. Аркаша.
— Аркаша?
— Местный алкаш. Он по дешёвке всю деревню снабжал берёзовыми вениками.
Тыльной стороной ладони Соколов прикрывает рот, чтобы хоть как-то справиться с нешуточным волнением.
— Анька! — качая головой, Илья обхватывает моё лицо влажными от беспокойства пальцами. — Спасибо тебе!
И пока Илья радуется проблескам в сознании, с благодарностью касаясь губами моего лба, я медленно и безвозвратно пропадаю. Вот они дурацкие бабочки в животе, о которых так грезила! И почему именно сейчас им не спится?
— Ты моё спасение, Анька! — в сотый раз повторяет Соколов, на расстоянии вдоха заглядывая в мои глаза. Но кто теперь спасёт меня?
— Если бы не ты, я пропал, — шепчет парень в миллиметре от моих губ. Понимаю, что Илья не в себе: бурлящие эмоции стирают границы, а мысли сосредоточены на осколках воспоминаний. Он пытается вернуть себя, но что делать мне?
Всё внутри взрывается фейерверками невыносимого желания поцеловать Илью. Знаю, что не время: он только начал приходить в себя, а я всего пару часов назад рассталась с Царёвым. Да и вообще. Мы едва знакомы. Илья младше. И еще неизвестно, какие подводные камни скрывает его прежняя жизнь. А вдруг там, в прошлом, он был влюблен. Что если это чувство так же внезапно проснется в его сердце, как воспоминания о звёздах? Что тогда?
— Тебе нужно съездить домой. В Дряхлово, — как могу, оттягиваю неизбежное. — Когда ты всё увидишь своими глазами, память вернётся окончательно.
— Да, ты права! — воодушевлённо соглашается Соколов, но нежных ладоней с моих щёк так и не убирает. — Давай завтра съездим.
— Давай! — забываю об учёбе и своих планах. Чёрт, рядом с Ильёй я вообще забываю обо всём! У меня своя амнезия. Белокурая. Нежная. Сводящая с ума.
— Прямо с утра! — бормочет Илья, кончиком носа щекоча мой.
— Прямо с утра, — зачарованно повторяю и срываюсь, решаясь на безумие. Будь что будет!
Глава 8. Хвост, омлет и мухоморы
Фил. Отголоски рваных воспоминаний шальными муравьями будоражат сознание. Пытаюсь ухватиться хотя бы заодно из них, чтобы наконец распутать загадочный клубок собственной жизни. Но как ни стараюсь, как ни напрягаю мозги, дальше отдельных, бессмысленных, не связанных между собой картинок ни черта не вижу. Ни имен. Ни событий. Ни-че-го!
И все же глупая радость переполняет. Я как ребенок, получивший от Деда Мороза гоночный болид на пульте управления. И вроде ерунда, простая игрушка, способная всего лишь монотонно передвигаться по коридору из угла в угол, но руки так и чешутся поскорее содрать шуршащую упаковку, вставить батарейки и раствориться в урчании пластмассового моторчика.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Я вспомнил! Пусть что-то мелкое и неважное. Главное, что я небезнадежен. Процесс запущен, а дальше все зависит от меня.
Загораюсь идеей доехать до бабки. Родные стены, старые фото, знакомые улицы… И как я сразу не сообразил? Аня, права: это поможет вспомнить! А даже если и нет, заполню пробелы в памяти бабушкиными рассказами своем детстве, запахом пирожков с капустой, именами друзей или на худой конец кличкой рыжего драчливого кота. Интересно, у меня был кот?
Ни на что особо не рассчитывая, предлагаю Ане поехать в Дряхлово прямо утром. Мне неудобно: я и так скинул на Румянцеву слишком много забот. Да что там? Я сам как снег на голову, свалился на девчонку. Но каждая минута промедления сродни пытке. Чувствую, правда где-то рядом, только руку протяни.
Крышу сносит окончательно, когда девчонка соглашается. От переливающейся через край радости готов обнять весь мир. И неосознанно начинаю с Румянцевой. Целую ее в лоб, щекочу носом тонкую кожу, ощущаю, как горят девичьи щеки от смущения. И наконец понимаю, что на эмоциях давно перешел допустимые границы дружеского общения. В эту секунду, когда Аня так близко, а голову кружит нечаянное счастье, я забываю обо всем.
Губы сами тянутся к ее нежным и трепетным. Глупо надеюсь, что Ане хватит сил меня остановить. Но вместо этого девчонка прикрывает глаза, прерывисто дышит и немного подается вперед. Еще мгновение и поцелуй будет неизбежен. Умом понимаю, что рано, что нет между нами ни химии, ни чувств. Но яркие звезды на небе и не по-осеннему теплый ветерок с озера так и подталкивают к ошибке.
Легкое касание. Пьяная дрожь по телу. Губы Румянцевой как спелая клубника: сладкие, сочные, невыносимо нежные. Мы не торопимся. Зависаем в моменте. Тонем в бешеном ритме наших сердец. Это даже не поцелуй. Так случайное соприкосновение двух одиноких сердец, нашедших временное утешение друг в друге. Гоню от себя предчувствие будущей неловкости и вопреки здравому смыслу пальцами зарываюсь в русых волосах Румянцевой, мягких и немного спутанных игрой ветра. Жадно пропускаю длинные локоны сквозь свои пальцы, словно ждал такой возможности долгие годы, А потом озарённый очередной вспышкой в чугунной башке ошибаюсь.
— Яна. Ее зовут Яна, — шепот срывается с губ прежде, чем успеваю сообразить, что целую совсем другую. Милую, очаровательную, с глазами цвета горного озера девушку. С открытым сердцем и широкой душой. Какого лешего я вспомнил чужое имя? Чье оно? Почему всплывает в памяти именно в те моменты, когда ловлю в своем сердце проблески нежных чувств к Ане.
Румянцева судорожно отскакивает от меня. Стыдливо прячет взгляд. Влажными ладонями касается щек. Пытается казаться сильной и равнодушной, но чувствую, как мои слова иголками впиваются под кожу.
— Прости! Прости! — подбегаю ближе, хочу схватить Аню за плечи, все объяснить, но она шарахается от меня как от чумы.
— Все нормально! — откровенно врет и даже пытается улыбнуться. Выходит скверно. — Кто такая Яна? Ты уже второй раз произносишь это имя.
— Понятия не имею, честно! Я ее не помню! Это на уровне подсознания. Какие-то ощущения, запахи, прикосновения. И имя. Оно само слетело с языка, — взмахиваю руками, проклиная ленивый мозг, выдающий информацию по кусочкам. — Да и это неважно! Нам в любом случае не стоит даже начинать. Я же псих, а ты… У тебя же парень есть, верно? Нам нельзя.
— Ты прав, — кусает губы, продолжая рассматривать брусчатку под ногами. — Уже поздно. А если мы хотим завтра доехать до Дряхлово, то лучше нам разойтись по домам и хоть немного поспать.
— Да! — выдыхаю отчаянно. — Пойдем, я провожу тебя!