Телохранитель для стервы (СИ) - Одувалова Анна Сергеевна "О'
Едва думаю о случившемся, тело начинает гореть, и я замираю, как вкопанная на лестнице. «Черт! Ненавижу!», — снова ругаюсь и поворачиваю к себе в комнату, потому что не могу. Не могу стучать на него. Я сама лезла к нему, как кошка. Конечно, папа поверит мне, но… блин! Неужели у меня проснулась совесть? За это я ненавижу себя, как и за иррациональное влечение к Марку, за то, что не могу находиться рядом с ним.
Едва он приближается, как мои трусики становятся влажными, а сейчас я слишком хорошо знаю его тело. Мы не были вместе, но мне знаком вкус его губ, я знаю, какое волшебство могут творить его пальцы, я помню, как темнеют от страсти его глаза, и, черт бы его побрал, я видела его целиком. Все его шрамы, его подтянутый пресс, дорожку волос, идущую от пупка и ниже, и его внушительный член. Как же мне хотелось прикоснуться к нему губами, и как он меня обидно, унизительно отшил! Ненавижу!
Не знаю, почему я не иду жаловаться отцу. Нам нужно будет с ним поговорить о ситуации в клубе, а не о том, что происходит между мной и Марком. Возможно, чувствую себя дурой. Возможно, виноватой, но решаю отправиться спать и обещаю себе, что больше даже не приближусь к Марку. Буду держаться холодно и отстраненно. С этими мыслями и засыпаю.
Правда, нарушаю данные себе обещания на следующее же утро.
Встаю рано, чтобы поймать отца, и обрисовываю ему ситуацию с Пашей. Предупреждаю, что могут прилететь претензии. Он обещает все уладить и идет работать в кабинет на втором этаже, попросив послать к нему Марка, а я отправляюсь к бассейну. Сегодня хорошая погода, как и всегда летом. Пока не очень жарко и солнышко пригревает, лаская кожу. Самое то, для загара.
Дома почти никого нет, лишь в тени топчется парочка ребят, которые всегда охраняют дом. Я приветливо машу им рукой, потому что они работают на папу последние лет семь, я хорошо их знаю, а они меня.
Я знаю, что они будут пялиться на меня в микроскопическом бикини, но все равно снимаю лифчик и ложусь загорать. У меня хорошая фигура, так что не жалко. Пусть смотрят. В чем проблема?
Я лежу на животе, балдею под солнышком и смотрю на двери дома, ведущие к бассейну. Не хочу признаваться себе, но жду, когда появится Марк. Интересно, о чем он говорит с отцом? Получает взбучку или докладывает, как паршиво я себя веду. Хочется узнать: когда он отчитывается о работе, то вспоминает о том, как мы целовались на веранде, или о том, как заставил меня унизительно кончить ночью возле клуба? А может быть, он клянется моему папочке, что еще меня не трахнул, а сам мысленным взором видит, как я вчера стояла перед ним на коленях, и его член почти упирался мне в губы?
Не знаю почему, но я уже не злюсь на Марка за то, что он меня прогнал. Он хотел, чтобы я его поцеловала, я видела его глаза. Стояк, конечно, у него тоже был отменный, но стояк говорит лишь о том, что я красива, а он здоров. Вот и все. Но глаза… глаза вчера мне рассказали, что хочет он меня. Сильно, надеюсь, до боли в яйцах. Я мечтаю, чтобы он мучился.
Когда Марк выходит из дверей, я успеваю поймать его взгляд и поманить к себе.
— Слушаю. — Он подходит и останавливается прямо передо мной. Чтобы видеть что-то кроме джинсов, мне приходится приподняться на локтях и запрокинуть голову, моя грудь отрывается от шезлонга. Я знаю, что он смотрит, и знаю, что выгляжу очень сексуально, на грани приличия. А если честно, то вообще за гранью.
— Намажь меня маслом для загара, — как ни в чем не бывало, прошу я и киваю в сторону пузырька, стоящего рядом.
— Это не входит в мои обязанности, — отрезает он и хочет уйти. Я вижу, как заходили желваки на его скулах. Он злится и это меня заводит.
— А если попрошу? Ну пожалуйста, — воркую я, приподнимаясь чуть выше и понимая, что он может разглядеть мою грудь почти полностью.
— Ника… — предостерегающе шипит он.
— Ну как хочешь, — дую губы — Тогда попрошу Глеба или Андрея. — Я киваю в сторону охранников, которые наблюдают за нами с интересом. — Думаю, ни тот, ни другой не откажутся. Но ведь ты не позволишь никому из них прикоснуться ко мне? Так ведь? — хитро улыбаюсь я и опускаю голову на шезлонг.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Сначала чувствую на спине теплое масло, а потом его ладони, и жмурюсь от удовольствия.
Он словно специально наносит средство так, чтобы у меня не возникло ни одной эротической мысли. Быстро, немного резко, без нежного поглаживания, которого мне так хочется, но зато я знаю, что сейчас он вынужден смотреть на меня и задерживать дыхание.
Когда Марк отстраняется, я поворачиваю голову и обиженно говорю:
— А что задницу и ноги ты не заметил? Или думаешь, они не обгорают на солнце?
Марк
— А задницу ты не заметил?! — Шиплю сквозь зубы и наношу масло на ладони. Черт бы побрал Нику! Можно подумать, хоть один взрослый мужик способен не заметить ее задницу?!
Кожа девушки такая нежная и мягкая, хочется скользить ладонями по округлым ягодицам, ласкать бесконечно длинные ноги, но я понимаю, мой стояк скоро будет заметен даже тем парням с другой стороны бассейна, которые сейчас взирают с завистью. Смысл завидовать? Я же все равно не могу трахнуть ее прямо на этом шезлонге. К тому же меня вообще послал отец Ники, потому что нужно срочно уехать. А вместо того, чтобы отправить ее паковать чемоданы, я зачем-то включился в эту идиотскую игру с маслом для загара.
— Ника… — Пытаюсь игнорировать тяжесть в паху и начать разговор. — Твой отец велел нам уехать!
— Уехать? — лениво спрашивает она. — Зачем? Куда?
— Он сказал на дачу…
— Куда? — она подскакивает, проигнорировав тот факт, что ее ярко-желтый лифчик валяется рядом, и я со стоном закрываю глаза, испытывая желание прикрыть девушку от глазеющих охранников.
— Он с ума сошел? — Она поднимает лифчик и завязывает сзади на шее. — Я не поеду на дачу! — шипит она и несется в сторону дома.
— Ника! — Подрываюсь и бегу следом, стараясь не обращать внимания на то, что нас провожают заинтересованными взглядами.
Струйка пота течет по спине, лоб тоже взмок. Ненавижу водолазку, ненавижу плотные джинсы и ботинки. Я тоже предпочел бы надеть тонкую хлопковую майку со шнуровкой на груди и шорты. Но шорты совсем не соответствуют дресс-коду, а майки я теперь не ношу. Увы.
Ника мчится впереди, не реагируя на крики. Она не потрудилась одеться, и ее загорелая задница в бикини заставляет чувствовать себя идиотом, очень возбужденным идиотом.
— Папа! — орет она в центре холла, видимо, чтобы не подниматься. — Я не поеду на твою долбанную дачу! Я ненавижу этот дом, ты же знаешь!
— Поедешь. — Ее отец появляется сначала на площадке второго этажа, а потом, видя, что Ника приготовилась скандалить, спускается вниз. Даже он сегодня не в деловом костюме, а в тонкой льняной рубашке и таких же брюках.
— Папа! — Мне кажется, что ее голос дрожит.
— Ника, ты же знаешь, я никогда не заставляю тебя делать что-то, если нет серьезной необходимости. Погибла еще одна девушка.
— Кто?
— Неважно. Ты с ней незнакома.
— И тогда почему мне нужно уехать? Какое мне дело до гибели никому неизвестной девушки?
Валерий Иванович вздыхает и проводит рукой по волосам. Я вижу, что ему трудно, да он сам тоже предпочел бы не давать такую информацию Нике.
— Она дочь одного из моих партнеров из прошлого. Далекого и не очень честного, скажем так. Я об ее смерти узнал случайно только потому, что обстоятельства похожи на обстоятельства смерти Лизы. Девушку убили уже несколько дней назад. Ника ты же знаешь, ты самое ценное, что есть в моей жизни. Пожалуйста, отсидись недолго на даче, пока я со всем не разберусь. Хорошо? И возьмите «хайлюкс» на механике, вечером обещают дождь, а там дорога дерьмовая.
— Ты же знаешь, я не могу находиться на даче…
— Прошло уже десять лет, ты справишься. И ты там будешь не одна. — Валерий Иванович кивает в мою сторону. Интересно, что это за место и почему его не любит Ника. А еще непонятно, зачем в курортном городе, где до моря пятнадцать минут неспешным шагом, дача?