Семь шагов до тебя - Ева Ночь
У меня нет сил даже подняться. Я так и сижу на полу возле шкафа, прижав колени к груди. Впадаю в прострацию, хотя ничего страшного не случилось. Просто… это как грязными руками в свежую рану залезть. Так и до сепсиса недалеко.
– Ника? – я вздрагиваю от этого голоса, но не оборачиваюсь. Я и так знаю, кто стоит на пороге моей комнаты. Не моей, точнее. Здесь всё его. Может, поэтому он входит сюда без стука. Хозяин. А я… прислуга. Со мной можно не церемониться.
Всё остальное походит на бред. Я слышу его шаги – уверенные и чёткие. Затем он без слов подхватывает меня на руки – легко, как куклу.
Я даже воспротивиться не успеваю – через миг лежу на кровати, а Нейман укрывает меня одеялом, кладёт ладонь на лоб. Я вижу, как он хмурится. Лицо его близко. Так близко, что я закрываю глаза.
Мне кажется, что сейчас он начнёт меня ругать, но ничего не происходит. Он уходит. Я кутаюсь в одеяло и впадаю в дрёму. А потом начинается чехарда.
Появляется доктор в белом халате. Руки у него сухие, тёплые. На носу – очки в золотой оправе. Он похож на Деда Мороза почему-то. Может, потому что у него щёки – красными яблочками.
– Что это вы, барышня, болеть вздумали? – спрашивает он добрым голосом, но не улыбается. – Открывайте рот и говорите: «А-а-а». Вот так. Молодец.
Его голос успокаивает и убаюкивает. Я хочу спать. Слабая, как тряпка. Затем он заставляет меня задрать одежду и слушает. Дышите, не дышите. Как в детстве.
Сзади мрачной глыбой стоит Нейман. Я не хочу, чтобы он меня видел, но возмущаться не смею. Я здесь бесправная кукла. А он… зачем эта забота? Не понимаю. Зачем он возится со мной?
– Нет ничего страшного – обычная простуда, – это он Нейману говорит. – Но я бы посоветовал взять анализы. У барышни слабость. Вероятно, анемия. Обследование не помешает. Лекарства я выпишу. Постельный режим желателен пару дней.
Они уходят, но в покое меня не оставляют. Через несколько минут появляется Мария с подносом. Лекарства и обед.
– Надо выпить и съесть, – поднимает она подушку, помогает мне принять вертикальное положение и ставит передо мной раскладной столик в постель. – Наделала ты переполоху, всех на уши поставила, – ворчит она, переходя на «ты».
Мне всё равно. Молча пью лекарства, ковыряюсь в еде. Аппетита нет.
– Надо есть, – настаивает она и, судя по всему, готова кормить меня с ложечки. – Стефан Евгеньевич будет сердиться.
– Пусть сердится, – голос у меня сел. Я закрываю глаза и больше не слушаю её возмущений.
Наконец-то Мария уходит, а я сползаю и проваливаюсь в сон. Кажется, во мне не осталось сил. Апатия, лень, безразличие.
Как только встану на ноги, уйду отсюда. Больше мне здесь делать нечего.
Глава 13
К вечеру мне стало лучше. Больше никто не докучал. Я выспалась, но встала с тяжёлой головой. Чугунок. Ударишь и – бам-м-м! – низкий гул пойдёт.
Чистых вещей не осталось, поэтому нужно устроить стирку. Я привычная, мне не тяжело. Надеть только нечего. Разве что платье… то самое, что так и лежит сиротливо на стуле.
И я решаюсь. Это необходимость.
Платье почти впору. Великовато в груди и талии. Совсем немного. Под платьем нет белья. Я физически не могу надеть грязное, поэтому заплетаю косу и иду в ванную. Жаль, что здесь нет стиральной машины. Придётся руками.
В разгаре стирки меня и застукал Нейман.
– Что ты творишь, Ника? – спрашивает он холодно. И в этот раз я вскрикиваю от неожиданности, роняю намыленные трусы.
– Ты бы мог стучаться? – огрызаюсь я, чувствуя, как кровь вначале отливает от лица, а затем меня кидает в жар. От испуга и стыда. Мало того, что он видел меня почти голой, так теперь с мокрыми трусами застал. – Или прислуга в твоём доме бесправнее животных?
– Ты не прислуга, – морда у него каменная. Он болен, наверное. Совершенно неэмоциональный.
– А кто? – взрываюсь я, но неймановской шкуре мой писк, что слону – дробина.
– Ополосни руки и выйди. Поговорим.
Он уходит, а мне хочется запустить мокрыми трусами ему в спину. Гляжусь в зеркало. Щёки горят, взгляд злой. Да, нужно поговорить.
Я умываюсь и выравниваю дыхание. Поправляю волосы. Задерживаюсь и не спешу. Подождёт, раз пришёл.
Нейман сидит у стола. Расслабленно – ноги вытянул, футболка на нём как не треснет. Такое впечатление, что он не ждёт, а отдыхает, улучшив минутку. А я… не знаю, куда себя деть – как встать или куда сесть.
Он оборачивается на мои шаги, наблюдает пристально за каждым моим жестом, словно изучает, вспоминая, кто я и зачем здесь.
– Нужно принять лекарства, Ника, и поужинать, – произносит он и поднимается. – Пойдём.
– Нет, – выходит у меня так себе, но почти твёрдо. – Вначале поговорим.
– Заодно и поговорим, – направляется он к двери, и мне хочется топнуть, снова швырнуть что-нибудь в него. Может, тогда он взбесится, например. Потому что я точно киплю от бессилия. – Пойдём, Ника, – останавливается он в дверном проёме, опираясь рукой на косяк. Голос у него усталый и… на полутон мягче, чем прежде; может, это заставляет сдаться. Я бреду за ним, как унылый ослик Иа. В носках и платье на голое тело, остро ощущая беззащитную наготу.
В этот раз он ведёт меня не на кухню. Столовая. Большая. Я чувствую себя дико, когда он отодвигает для меня стул. Мне неуютно. Он устраивается напротив. Незнакомая девушка подаёт на стол, ставит передо мной лекарства
