Понедельник – день тяжелый - Наталья Валенидовна Колесова
И этак участливо на меня смотрит. Испугавшись, что он опять, как в лифте, разовьет тему, я выдала речитативом: «Ага, почему-то спалось плохо, погода, что ли, меняется, спасибо тебе большое!»
И поскорее убралась за свой стол.
Многослойный кофе я обычно не размешиваю и даже не пью — потихоньку черпаю ложечкой. Добравшись через взбитые сливки, эспрессо и темный шоколад до самого нижнего слоя белого, я уже почти мурлыкала от удовольствия. Перехватила взгляд Черкасова: сунув руки в карманы пальто, тот обсуждал что-то с Кристиной (из-за моего увлекательного занятия некогда было вникать, о чем они сейчас, и не нужна ли кому помощь). Я показала ему сразу два больших пальца: ты меня просто спас! Не прерывая разговора, ведущий постучал указательным пальцем по краю своего рта: ясно, опять у меня «усы» от сливок! Стерев с губ вкусные воспоминания, я запила бичерин Артемовым эспрессо, бодрящим и горьким, как брошенный на меня через плечо взгляд Кристины.
Ладно-ладно, всё, уже работаю!
* * *
— Дочь, — произнесла мама внушительно, опять невольно напомнив мне Черкасова — тот тоже не тратит время на бессмысленные вежливости типа «привет-как дела-здоровье-настроение», а сразу переходит к делу. К своему делу. — Мне нужно…
— Ма-ам! — прошипела я, прикрывая ладонью телефон — ее по-учительски поставленный голос беспрепятственно преодолевал все офисные перегородки. — Я же говорила не звонить мне в рабочее время! У нас не поощряются личные разговоры…
— И что?! — возвысила голос родительница. — Ты даже не имеешь права поговорить с родной матерью? А если у меня что-то случилось? А если что-то очень срочное?
— Хорошо-хорошо, — сдалась я. — Только сейчас выйду из кабинета…
Кидая по сторонам извиняющиеся взгляды и пригибаясь, словно под обстрелом, я выскочила в коридор. Как назло, редкий гость — генеральный — сегодня заявился с какими-то перспективными девелоперами. Важные переговоры Михаил Юрьевич традиционно проводит именно в нашем маленьком офисе: мол, это место приносит удачу, ведь он здесь когда-то начинал. А может, просто не желает светить встречу в головном: сглазят, переманят, уведут!
Вообще-то шеф у нас неплохой, по мелочам не придирается, не самодур, но нападает на него иногда стих «всех построить», особенно в присутствии значимых гостей. Так что мы в такие дни стараемся не высовываться и соблюдать все писаные, а пуще всего — неписаные — правила офисного этикета.
Я направилась к лестнице, но оттуда мощно тянуло сигаретным дымом и многоголосым разговором. На другом конце коридора из открытой двери конференц-зала лился звучный микрофонный голос докладчика. У лифта и чуть ли не у каждой офисной двери толпился народ — когда вообще работают, только и снуют туда-сюда! Каким образом люди умудряются незаметно крутить служебные романы, в таком густонаселенном разнообразными фирмами здании фиг уединишься даже для телефонного разговора с матерью… Э-э-э, это я к чему сейчас?
Пришлось вернуться к нашему офису, а чтобы не торчать за прозрачной стеной (вон Юлька уже делает страшные глаза и машет на меня обеими руками: уйди, не маячь!) — присесть на корточки у пальмовой кадки рядом с дверью. Мобильник в моей руке уже раскалился от гневного маминого: «Алё! Алё-о! Нет, ты погляди, просто взяла и трубку бросила! Что хочет, то и делает! Алё-о, говорю!»
— Алё, здесь я, мам! Что там у тебя случилось?
— Обязательно должно что-нибудь приключиться, чтобы я могла с тобой просто поговорить? — сварливо отозвалась родительница. Я закатила глаза: ну всё, завелась! Попыталась исправить положение:
— Ты вроде сказала, что-то срочное…
— Не срочное, а неотложное! — поправила собеседница. И она еще периодически восклицает, в кого я такая вредная уродилась! Риторический вопрос — для всех, кроме моей мамы. — Мне нужно сегодня передвинуть шифоньер!
— О, не-е-ет! — простонала я. Материн, вернее, бабушкин шифоньер — это наша семейная легенда, реликвия, но главное — семейное мучение! Натурально-деревянный, несокрушимо-монументальный, изготовления эдак годов сороковых прошлого века, как бы даже не бабушкино приданое, весит он целую тонну, и непременно хотя бы раз в год отодвигается, чтобы наша мама (а в предках у нее явно был енот-полоскун) могла за ним убраться.
— Что значит «нет»?! Уже Новый год на носу…
— Ага, всего-то полтора месяца этого «носа» осталось!
— …а в доме еще натуральный срач!
Вот потому у меня в квартире если кто и убирается, то только робот-пылесос. Когда я вспоминаю его включать. Хватило мне в детстве всех этих «генеральных» уборок, регулярного выбивания ковров и еженедельного мытья крашеных панелей, дверей и окон!
— Ма-ам, ты же опять будешь потом по стеночке ходить и мазью спину натирать! — Про себя уже молчу, потому что на все мои жалобы на здоровье мама отрезает: «Рано тебе еще болеть!»
— Вот потому вы с Димой и нужны мне сегодня!
— Что, и Димка придет?
— А куда он денется?
Зная своего братца, не сомневаюсь, что он-то как раз и может легко «деться». Диман с малых лет выбрал правильную тактику выживания в нашей семье: родительнице не прекословит, не настаивает на своем, но практически всегда мастерски выскальзывает из неудобных и напряжных для него ситуаций. Да и мама — как бы она это ни отрицала — относится к нему куда благосклоннее, чем ко мне: еще бы, младшенький, да еще с хрупким здоровьем! А ничего, что все эти «хрупкости» остались в пятнадцатилетней давности прошлом, и сейчас наш младшо́й — орясина ростом под два метра, говорящая басом и меняющая девок, как перчатки!
— Ма-ам, ну давай я тебе грузчиков вызову и оплачу, а? — безнадежно предложила я. — Двух… нет, для нашего фамильного «гроба» лучше сразу четверых!
— Еще чего! — взъерепенилась родительница. — Не хватало мне еще чужих людей в доме! Оглянуться не успеешь — что-нибудь сопрут! Даже на порог не пущу!
— Да что там у тебя переть-то!
Из драгоценностей — старое обручальное кольцо и парочка еще советских сережек с янтарем. Родительница до сих пор искренне, по-учительски, считает, что золотые украшения и дорогие вещи — это вульгарно. Домашняя техника — без слез не взглянешь, хорошо хоть мы с Димкой на телевизор приличный скинулись… Остальное «работает, а мне больше ничего и не нужно, отстаньте!»
— Короче, я жду тебя к семи! И не вздумай опоздать, ясно?
И как всегда вовремя поставила точку в нашем споре — отключившись. Не услышав или попросту проигнорировав мое категорическое: «Нет, я сегодня ТОЧНО никуда не пойду!». Стиснув замолкший мобильник, я сквозь зубы выдала несколько нецензурных слов: не о маме, конечно (хотя иногда очень тянет!), а о