Пока я спала - Амалия Март
— Ты слишком самостоятельная. Не принимаешь помощь и заботу, — объясняю, как могу.
— Ха! — Маруся неожиданно заливается тихим смехом и откидывается на спинку стула, запуская пальцы в свои волосы. — А ты действительно хорошо меня знаешь, boy, — вворачивает иностранное словечко, и я морщусь. Звучит чужеродно. — И что же, ты даже знаешь почему?
Я киваю. Она рассказывала немного, но по пространным «росли без родителей», «воспитывала бабушка», «только мы с сестрой» — выводы сделать легко. Не обязательно быть гребанным психоаналитиком.
— А за что я люблю тебя? — неожиданно спрашивает.
Я решаюсь снова потянуться за бутылкой и плеснуть себе в бокал остатки вина. Вообще я не пью. Но это чертовски сложный разговор. Что ей ответить? Если бы я был уверен, что она вообще любила…
— Ты вспомнишь, — отделываюсь отговоркой, выпивая залпом вино.
— Точно не за бороду, — Маруся снова смеется. Пристально изучает мое лицо, скользит взглядом ниже, оценивая плечи. — Наверняка у тебя есть скрытые от глаз достоинства… — по нижней губе проходится кончик языка и тут же скрывается во рту. Непривычный жест. Завлекательный.
Её взгляд многозначительно опускается ниже и резко стреляет вверх, встречаясь с моими глазами. О каких достоинствах идет речь?
Стоп. Она флиртует?
Пульс ускоряется от этой догадки. Ее действительно крепко приложило головой. Но меня‑то нет.
Я встаю из‑за стола, получается резче, чем хотелось бы, и стул со скрипом проезжает по плитке. Хватаю бокалы, поворачиваюсь к мойке, включаю воду.
Флиртует?
Уму непостижимо.
Из легких вырывается едва слышный смешок. Совсем крыша поехала: выдавать желаемое за действительное. Вся устоявшаяся жизнь кувырком от короткого ночного звонка, необходимости быть рядом двадцать четыре на семь и мысли, что вынужден проводить ночи в нескольких метрах от нее, без возможности что‑либо изменить.
— Миша, — я вздрагиваю, но не от сладкого голоса, звучащего совсем близко, а от прикосновения теплой ладони к спине.
Оборачиваюсь, чтобы столкнуться с пристальным взглядом голубых глаз. Из ее уст мое имя звучит по‑особенному. Мягко и тягуче.
Маруся медленно поднимает руку и, словно спрашивая взглядом разрешения, подносит ее к моему лицу. Теплые пальчики ложатся на щеку, ноготки прочесывают жесткую бороду.
— Колючая, — усмехается уголком губ.
Я завороженно читаю эмоции на ее лице. Интерес, любопытство, удивление.
Маруся проводит большим пальцем по моим губам, и я впиваюсь руками в столешницу позади. Этого слишком много. Хочется увернуться, уйти, чтобы не дать слабину, но я стою и позволяю жене знакомиться со мной. Это честно.
Я справлюсь.
Она приподнимается на мысочках и несмело касается моих губ своими. Её тело льнет к моему, распространяя жар, забивая легкие запахом, а кровь — бурлящим желанием. Когда ее язычок раздвигает мои губы, а сдаюсь.
К черту.
Она этого хочет.
Обхватываю ее талию руками, впиваюсь пальцами в долбанную рубашку, желая разорвать ее на мелкие куски, лишь бы избавиться от любого намека на другого мужчину. Издаю утробные звуки, потому что не знаю, как все это сдержать в себе. Я скучал. Боже, как я скучал.
Отвечаю на ее несмелый поцелуй — глубоко и жестко — не раскидываясь на робкую пробу, потому что знаю — в любой момент она может отобрать и это. Тело колотит звенящей потребностью. По спине прокатывается волна дрожи, оседая в ногах. Маруся остается робкой совсем недолго, и вот, ее пальчики уже ныряют мне под свитер, поглаживая кожу, а язык борется с моим в поединке.
Она совершенно безумна.
Разве можно так со мной поступать?
— Нельзя, — шепчу, отрываясь от пьянящего рта, когда ее руки ложатся на пояс брюк.
Сумасшедшая. Она совсем не в себе.
— Это поможет, — нашептывает мне в рот, продолжая дергать мой ремень.
Я обхватываю ее лицо ладонями и вглядываюсь в горящие глаза. Затуманенный взгляд ловит меня на крючок, и я плюю на все договоренности с собственной совестью. Я так долго играл хорошего парня, может, он ей не нужен? Может, именно это и станет нашей новой точкой отправки?
— Маруся, — шепчу ей на ухо, покрывая поцелуями шею. Кожа под моими губами покрывается мурашками. Какая она чувствительная.
— Не называй меня так, — хрипло смеется она, впаивая пальчики мне в плечи. — Это ужасно.
Хорошо, хорошо, хорошо. Все, что скажешь.
Ее рот снова цепляет мой. Я крепче сжимаю жену в руках. Приподнимаю над полом и подсаживаю на стол, от которого мы в одном шаге. Тот глухо бьется о стену под нашим давлением. Маруся скрещивает ноги у меня за спиной, а сама откидывается назад, ловко орудуя пальцами над мелкими пуговками на рубашке. Я учащенно дышу, пытаясь реанимировать сжавшиеся от возбуждения легкие.
Не верится.
Все как во сне.
Впрочем, уже через секунду громкий плач из детской из него вырывает.
Глава 9
Он животное.
В хорошем смысле.
Эти руки, эта его борода. Завел меня с пол‑оборота, и я тут же поверила в сказку про «жили долго и счастливо». И почему я раньше на таких вот мужиков‑мужиков не заглядывала? Такой пласт утех пропустила!
Я тихо взвизгиваю, когда большие мозолистые руки сжимают мою талию до хруста костей и подсаживают на стол. О, да. Мне нравится такой поворот. Обхватываю йети ногами, чтобы не сбежал, и начинаю скоро расправляться с пуговицами на рубашке. Испытываю едва уловимое чувство проблеска памяти. У меня давненько этого не было. Да. Это не прямо воспоминание, но твердая уверенность. Не было. Давно. Все тело в предвкушении!
Муж тяжело дышит, прожигая взглядом на моем теле горячие дорожки. Губы, шея, ключицы,
