Выбор (СИ) - П. Белинская Ана
Он всем корпусом разворачивается ко мне и теперь смотрит только на меня. Мы держимся за руки, а внутри меня бушует ураган эмоций: волнение, восхищение, страх, радость, смущение.
— Саша. Сначала ты была для меня просто «врачом», — Данила смазано улыбается, но потом возвращает серьезность интонации, — потом стала для меня стимулом, затем другом.
Мне безумно приятно слышать от Данилы все эти слова, потому что подобное чувствую и я.
— Но в один момент я понял, что ты гораздо больше, чем просто друг. Ты-мое спасение, живительный глоток, подаривший силы и вернувший к жизни. Мы сделали это вместе, — Данила в этот момент берет меня за вторую руку и крепко сжимает, — я я хочу спросить, дальше мы вместе?
Мне кажется, я сейчас упаду.
Голова кружится, а улыбка медленно сползает с моего лица. Чувствую, как становятся ватными ноги, а мои руки — холодными и влажными. Я смотрю на парня, который преданно смотрит на меня. Его глаза мерцают, они теплые, как летнее озеро, в них теплится ожидание и надежда.
Вокруг нас полно народу, которые тоже чего ждут. Вот только чего? «Дальше мы вместе» …Что это значит? Я ничего не понимаю. Мне нужно что-то сказать, но я не могу подобрать ни одного слова, потому что я вообще не знаю, что нужно говорить.
— Данила…я…Боже… — аккуратно забираю правую руку и устало провожу по лицу. Мне хочется спрятать лицо в ладони и ничего не ощущать. А когда открыть — остаться одной и не помнить ничего. — Мы, безусловно, вместе, — вместо этого тихо говорю я.
Я совершенно не знаю, что это значит. Но сейчас разбираться не место. Нам начинают хлопать, кто-то свистит, кто-то улюлюкает, но всем радостно. Почему они радуются? Данила подъезжает ближе ко мне и утыкается лбом мне в живот. От этого, казалось, безобидного действия, мне неловко и неприятно, а еще я чувствую, что так неправильно. Это первый раз, когда я ощущаю дискомфорт рядом с Данилой. Мне приходится улыбаться, вымученно, неискренне и бездушно.
22.
Максим
Чертовски раскалывается голова. Я опять накосячил на работе, за что и получил отцовских люлей.
Захожу на кухню и вижу суетящуюся Любаню. Она носится как оглашенная от холодильника к столу, при этом лицо такое довольное, будто ей дали отпуск, в котором она не была, кажется, уже несколько лет.
Оглядываю кухню, которая находится в таком беспорядке, что не верю своим глазам: стол завален продуктами, в раковине полно грязной посуды, на столешнице обрезки фруктов и рассыпанная мука. Может и правда отец сжалился и подарил Любане отпуск, отчего она решила наготовить нам на каждый день своего отпуска?
— Любаааня, привет! — зову ее, наливая в стакан воды.
Мне кажется, она меня не слышит и не видит, находясь в своих мыслях. Тогда ловлю ее в объятия на пути к раковине. Она вздрагивает и обращает на меня внимание.
— Святые угодники, — перекрещивается Любаша, — Максим! Напугал, окаянный.
— Я тебя звал, но ты где — то витаешь. Что случилось?
В тот момент, когда я задаю свой вопрос, слышу музыку, которая доносится в приоткрытую форточку. Я подхожу к окну и зависаю.
— Что здесь происходит?
Любаня подходит и становится рядом со мной, вглядываясь в окно.
Задний двор усыпан людьми, половину которых мне хорошо знакомы. В беседке накрыт стол, играет музыка, расставлены цветы. Я вижу в этой толпе своего брата. Он сияет своей белоснежной улыбкой и фотографируется с девчонками.
— Этот дом давно не слышал столько смеха. Когда в последний раз здесь отмечали праздники? — я чувствую, что Любаша смотрит на меня и ждет моей реакции.
— Так это праздник? — я не поворачиваюсь к ней, шаря глазами по присутствующим.
— Конечно, Максим! Это наша Сашенька все организовала! Ну какая она все-таки умница.
Меня передергивает от этих слов. «Наша Сашенька»…И когда это она успела стать нашей? Мой взгляд выдергивает среди толпы пшеничные распущенные волосы. Девушка одета в белую футболку и широкие джинсы. Она сидит за столом и пьет чай. Ее взгляд отрешенный и задумчивый, будто ее что-то тревожит. Она подносит чашку ко рту и делает глоток, совершенно механически, как робот, а ее мысли где-то далеко. О чем она сейчас думает? И почему не улыбается своей фирменной добродушной улыбкой?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})К ней подъезжает брат и берет ее за руку. Она вспыхивает и возвращается в реальность, долго разглядывая их переплетенные пальцы, но так и не улыбается.
— Посмотри на свою мать, Максим. На Даню. Как они счастливы. Эта девочка вернула счастье в дом. Хоть бы у них все получилось, — Люба складывает руки на груди, ладонь к ладони.
— В смысле? — из всей ее восторженной бравады я цепляюсь лишь за последнюю фразу.
— Максим, ну ты правда ничего не видишь? У ребят же взаимная симпатия. А еще, — Любаня переходит на заговорщицкий шепот, будто собирается мне поведать тайну, — Даня предложил Александре быть вместе. И она согласилась. — Люба смущенно улыбается и вздыхает. — Эх, красивая пара.
Я стою и пытаюсь переварить услышанное, которое почему-то не вяжется с увиденным. Я вижу довольного брата, который похож на влюблённого придурка, и совершенно не фонтанирующую счастьем девчонку.
Не знаю, что со мной происходит, но мне хочется перевернуть стол, полный праздничной закуски, и разогнать нахрен всю собравшуюся толпу. В области солнечного сплетения неимоверно жжет, а руки сжимаются в кулаки. Я стискиваю челюсть и ударяю ладонью по навесному шкафу, отчего раскрываются дверцы.
Ненавижу ее. Все-таки добилась своего и охмурила брата. Стерва. Так какого черта плыла подо мной тогда в моей комнате, будучи в отношениях с моим братом? Сука. Мне же не могло показаться, как стучало ее сердце, когда я придавил своим телом. Как полыхали ее глаза, полные желания, как часто дышала, но не от страха, как она сказала, а от возбуждения и ожидания. Меня и самого в тот момент шарахнуло так, что искры из глаз брызнули. И, слава яйцам, сдержался. Как оказалось не зря. Ненавижу. Двуличная сука.
Хватаю ключи от Комара и вылетаю с этого праздника жизни, где мне нет места.
23.
Саша
Мне хочется поскорее уйти. Последние полчаса я сижу как на иголках и не нахожу себе места. Но прежде, чем я покину порог этого дома, мне просто необходимо поговорить наедине с Даней. Распутать этот клубок недосказанности и недопонимания.
Я ищу глазами Филатова, но случайно натыкаюсь на девушку. Очень красивую. Высокую, стройную, с густой копной белокурых волос, которые собраны в хвост. Она такая яркая и модная, что не заметить ее сложно. И ее определенно не было с начала праздника. Она смотрит неморгающим взглядом, а руки крепко вцепились в ремешок стильной сумочки. Поворачиваю голову и вижу, что девушка смотрит на Данилу. В ее взгляде нет радости, любопытства от предвкушения встречи. В них щемящая тоска и адская боль…
Она стоит отдаленно и, кажется, не собирается подходить. Возможно, она даже не хочет, чтобы ее заметили.
Смотрю на Филатова, он так возбужденно что-то обсуждает с друзьями, что не замечает никого вокруг.
До определенного момента.
Их глаза встречаются. Его улыбка меркнет. А она прикрывает глаза и из-под опущенных ресниц начинают катиться слезы. Он не улыбается. И она тоже. Он не стремится ей на встречу. И она тоже. Он молчит, а она плачет. Но они понимают друг друга, разговаривая глазами.
Всего несколько минут. И она уходит…
Кто она? Почему не подошла, почему они даже не поздоровались? Единственное, в чем я уверенна, что они близки, и что им обоим безмерно больно.
После ее ухода, Данила больше не улыбается. Он опять замкнулся в себе, отвечая односложно, кратко и нервно, хоть и старается не показывать этого.
Я попросила Михаила помочь проводить гостей, ссылаясь на то, что Дане за один день достаточно эмоций. Все ребята понимающе засобирались и поочередно стали прощаться с Данилом. Он держится отстранённо, но пытается никого не обидеть и остаться предельно вежливым.