Он мой кошмар (СИ) - Высоцкая Мария Николаевна "Весна"
— Ты чем ночью занималась?
— Сначала тусила в клубе, а потом до утра убиралась в квартире. Отец взялся за старое. Снова превращает нашу кухню в притон.
— Жесть.
— А я даже успела от этого отвыкнуть за четыре года. Ладно, пошли, сама знаешь, как завкафедрой относится к опозданиям на ее пары.
В аудитории я слушаю лекцию краем уха. Меня то и дело клонит в сон. Не знаю, как доживаю до большого перерыва. Наверное, только благодаря кофе, стаканчиков пять уже выпила.
В столовой беру еще порцию кофеина и обессиленно опускаюсь на стул. Замечаю на входе макушку Кострова и хочу исчезнуть. Вот честно, сегодня мне не до него.
Женька подходит к нам вместе с Витасей. Леськин брат треплет ее по голове и с адским скрипом отодвигает для себя стул.
Мог бы и потише.
Олеся при виде Жени оживает, а я чувствую себя настоящей тварью. Ведь не рассказала ей, что в клуб вчера поехала именно с ним. Подруга из меня, конечно, дрянная.
Пока Леська болтает с парнями, я полностью ухожу в себя. Даже глаза прикрываю. А когда распахиваю их, рядом уже сидит Панкратов. Первые секунды ссылаюсь на галлюцинации, но, когда поворачиваю голову в его сторону, протяжно вздыхаю. Нет, он все же реален. Сглатывая образовавшийся в горле ком, обхватываю пальцами бумажный стаканчик и делаю большой глоток кофе.
Андрей бросает на меня мимолетный взгляд, но сразу же переводит внимание на Женьку. Они что-то обсуждают, а я никак не могу вникнуть в этот разговор. Голова ватная. Мозги просто плавятся.
Губы покалывает. Всплывающие не к месту воспоминания вчерашней ночи раздирают мое и так измотанное сознание в клочья. Я словно наяву чувствую прикосновения. Жар кожи его ладоней… Замкнутое пространство. Вереница мыслей. Воспоминания с вырванными из контекста картинками и ощущениями, от которых лоб покрывается испариной.
Веду рукой по бедру и так неожиданно для себя самой упираюсь в пальцы Андрея. Он обводит ими мое колено, медленно поднимаясь выше, к самому краю юбки.
Убираю его руку, оставаясь при этом с каменным лицом. Внутри меня немного потряхивает от этой наглости и ситуации в целом, но я стараюсь вести себя непринужденно. Так, словно ничего не происходит. Мило улыбаюсь Женьке, который как раз говорит обо мне, и отвешиваю комплимент Леське. У нее и правда сегодня чудесное платье.
Краем глаза замечаю полуулыбку на лице Андрея, но не показываю вида, что он мне вообще интересен.
А вот он, напротив, возвращает руку на мое колено, проворно успевая поймать мои пальцы. Сжать их чуть крепче и прокрутить надетое на безымянный золотое колечко.
Не знаю, почему позволяю ему держать себя за руку. Не знаю!
Слышу биение собственного сердца и продолжаю чувствовать, как он трогает меня. Я словно пробую эти прикосновения на вкус. Стараюсь услышать саму себя и понять, что я вру, когда говорю, что мне противно.
Нет. Кажется, все обстоит абсолютно иначе.
— …помнишь, Есь? — Олеся заливается смехом, но при этом ждет от меня какого-то ответа.
Заторможенно киваю, стараясь натянуть как можно более правдоподобную улыбку. Несколько раз моргаю и прекращаю наш с Панкратовым тактильный контакт. Выпрямляю спину и, сославшись на телефонный звонок, выхожу из-за стола.
В туалете медленно сползаю по уложенной кафелем стене и накрываю лицо ладонями. Ну что такое? Что со мной происходит? Это же сущий бред!
Что ему от меня нужно? Хотя нетрудно догадаться, он вполне прямолинейно мне озвучил свои желания. И уже, кажется, не раз.
С пар я в итоге сбегаю. Пишу Леське, что скрутило живот, в тот момент, когда уверенно шагаю на остановку. Сейчас заеду на работу, заберу заказы, быстро доставлю все до получателей и поеду домой спать.
Вставляю в уши наушники, смотрю на время, делая в голове заметку, что маршрутка подойдет минут через десять, и уже хочу нажать на «play», как позади раздается громкий сигнал автомобиля.
24
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Андрей
Практически бессонная ночь обернулась опозданием в универ. Я приехал минут за двадцать до окончания второй пары. В аудиторию зашел тихо, стараясь не привлекать к себе внимания. Лишние скандалы с преподами сейчас ни к чему, иначе отец снова изнасилует мой мозг.
Все это возвращение в родной дом и город просто отцовская прихоть. Упустил одного сына, решил стальными тисками взяться за второго. Но, в отличие от малого, у меня всегда была более чем стойкая психика. Мне на все это пониженное внимание и минимальное участие родителей в моей жизни до лампочки. Так даже легче. Никаких тебе запретов и ограничений.
Славик же нуждался в так называемой опеке. Чувствах и понимании, что его любят и ценят дома.
Поэтому вся эта ситуация с долгами и события, ей предшествующие, просто способ привлечь к себе внимание. Правда, до предков даже такая очевидная вещь, походу, так и не дошла.
— Ты сегодня, как никогда, пунктуален, — Костер зевает в сжатый кулак и откидывается на спинку стула, — долго вчера зависал?
— Так, — отмахиваюсь, а мой мозг автоматически переключается на клубные воспоминания этой ночи. Если быть точнее, в голове мгновенно всплывает Еськин образ.
Я уже третьи сутки навязчиво о ней думаю. Она просто преследует мое сознание. Но хуже всего, что она реально вездесущая. В универе о ней говорят, в клубе, даже Костер то и дело треплется на тему ее персоны.
Это раздражает.
Я думаю о ней, а когда вижу, окончательно слетаю с катушек.
Вчера поймал себя на мысли, что перешел черту. Смотрел на то, как она уходит с Костровым, и представлял, как вобью его улыбающуюся морду в асфальт, несмотря на то, что он мой друг. Единственный и самый адекватный здесь друг.
Это можно считать финишем. Не успел толком разогнаться, но уже приехал. Сначала просто наслаждался ее злостью. Она прекрасно выводилась на эмоции. Иногда выкидывала довольно неожиданные фортели, как вчера с тройничком и стянутой футболкой. Она быстро включилась, подыграла. Хотя я был уверен, что смутится. Ни фига.
Токарева — кремень. И это один из наиболее ярких параметров, из-за которых меня к ней тянет. Непреодолимо и до бешенства сильно.
— Андрюх, в бильярд вечером поиграть не хочешь? — Костер перетягивает внимание на себя, и мне удается заторможенно кивнуть. — Отлично!
Но самый ад начинается в обед.
Я знаю, что она будет в столовой. Как и то, что Костров поперся туда не просто так. В очередной раз ловлю проскользнувшую в сознании искру злости.
Преодолеваю расстояние от входа к столу, лавируя между стульями и скопившейся толпой желающих пожрать. Бросаю быстрый взгляд на Токареву и сажусь рядом. Не сразу соображаю, что она спит. Сидя, посреди обеденного перерыва.
Это улыбает, но в то же время подкидывает пищу для размышлений. Потому что свалила она вчера с Костром.
Руки сами тянутся к гладкой коже. Обхватываю острую коленку и веду чуть выше. Чувствую скапливающийся в ее груди шар напряжения и не могу не порадоваться маске невозмутимости на красивом лице, возникающей сразу, как только она распахивает глаза. Не зеленые, как мне показалось при первой встрече.
Почему-то в голове стойко отложился стереотип, что все рыжие обязательно зеленоглазые. Но нет, у нее карие, насыщенные, шоколадные радужки. Теперь уже знаю точно. Вчера трогал ее, пожирал взглядом чуть загорелую кожу, пухлые губы… А этот ее взгляд. Озлобленный, но в то же время ошеломленный.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Не понимаю, как эта перемена от «просто девочки» из клуба, которая сумела выбесить меня за пару секунд, до объекта вожделения произошла так быстро?!
Раньше такого не бывало. Чтобы с одного взгляда и мордой в асфальт. Мыслями в пропасть, а сердцем в тиски.
Можно не признавать. Можно долго копаться в себе и делать выводы. Ни к первому, ни ко второму я не склонен. Вижу цель, не вижу препятствий. Вся эта игра в недотрогу — что-то новенькое, но, несомненно, торкающее с первой секунды.