Джудит Крэнц - Школа обольщения
— Мэгги, приподними грудь одной рукой и потяни лифчик вниз другой. Еще ниже. И еще выше. Гм-м… Вот, вот оно! Верхняя часть твоей груди соблазнительная, но не непристойная. Благодарение богу за императрицу Жозефину.
— Вэлентайн, — запротестовала Мэгги, — понимаешь, Спайдер не одобрит. Он не позволяет мне оголять грудь перед камерой, ты знаешь, как он сурово к этому относится.
— Ты хочешь, чтобы я для тебя смоделировала платье, или лучше купишь что-нибудь готовое у Спайдера? — поинтересовалась Вэлентайн, ни капельки не шутя.
— О боже, ты же знаешь, я хочу, чтобы ты сделала мне платье, но, видишь ли… ты уверена, что я не буду выглядеть… вульгарной, хотя бы чуть-чуть?
— Ты будешь предельно, абсолютно элегантной. Единственным украшением самого простого, самого скромного, самого утонченного и самого сдержанного платья будет твоя грудь, обнаженная до края сосков. Когда передача закончится, миллионы людей узнают две вещи: кто получил награды и какая у Мэгги Макгрегор фантастическая грудь. А теперь проваливай. Моя ассистентка снимет мерки, первую примерку назначим через две недели.
— А из чего будет это «выдержанное платье»? — отважилась полюбопытствовать Мэгги, когда Вэлентайн в нетерпении повернулась к чертежному столу.
— Конечно, из черного шифона. Как иначе добиться максимального контраста? И, Мэгги, никаких драгоценностей, кроме сережек, даже нитки жемчуга не надо. Грудь и шифон беспроигрышный вариант. Проверено тысячелетиями.
Поспешно набрасывая эскиз глубоко вырезанного платья в имперском стиле, разумеется без рукавов, потому что у Мэгги прекрасные округлые руки и изящные кости, Вэл другой частью сознания отметила, что не испытывает подобающего энтузиазма. С самого утра к ней потоком идут знаменитые на весь мир клиентки, женщины такие красивые и талантливые, что одевать их одно удовольствие, так ей бы гордиться тем, что она создает для них наряды, которые самым выгодным образом подчеркнут их достоинства, если их пригласят, чтобы вручать награды, а может, даже получать их.
Но сегодня, в день своего триумфа, полная творческих соков, замыслов и сил, Вэлентайн сознавала, что где-то в мозгу у нее пульсирует сгусток тревоги, от которого ноет все тело. До сих пор она старалась как можно меньше заниматься самокопанием, жила, скользя по поверхности, откладывая и откладывая принятие решения о своем будущем, всеми силами уходя от него. Она надеялась, что, если запрятать заботы, как безответное письмо, подальше с глаз, решение когда-нибудь придет само собой. Почему-то, кисло думала Вэлентайн, это не срабатывает. Едва ей удавалось собраться с мыслями и решиться обдумать положение, как мозг делал кувырок назад и начинал раскручивать ленту в противоположном направлении. Фантазия хромала не меньше логики. Она даже в мыслях не могла назвать себя миссис Джош Хиллмэн. Перед ее мысленным взором стоял большой особняк на Норт-Роксбери, но она была не в состоянии представить себя живущей в таком доме. Это просто не совмещалось с ней — шестеренки не хотели сцепляться.
Хотя Джош, как и обещал, ничего больше ей не говорил, Вэлентайн в конце концов заявила ему, что до вручения наград Академии не сможет сказать, выйдет за него или нет.
— Какое это имеет отношение к нам? — спрашивал он, сбитый с толку и расстроенный.
— Я слишком занята, чтобы думать о себе, Джош, и вообще, пока я не узнаю, кто победил, у меня в голове только Билли и Вито, я так за них волнуюсь. — Укрывшись за отвлекавшей внимание занавеской из челки и ресниц, Вэлентайн спрашивала себя, замечает ли он, как неубедительно и фальшиво звучат ее слова. Во всяком случае, это был лучший ответ, какой она подготовила, и он должен был подействовать. Джош хорошо усвоил, что подталкивать ее нельзя. Не то чтобы ей некогда подумать о себе, понимала Вэлентайн, а просто о себе думать не хотелось. Очевидно, фаталистские ирландские гены перевесили французские — тем хуже или тем лучше, смотря с какой стороны взглянуть.
По-галльски неподражаемо Вэлентайн пожала плечами, размышляя над своими бесстыдными этническими отговорками, и, теперь уже с нетерпением, стала ждать следующую клиентку — Долли Мун. Сегодня утром Билли так волновалась, так настаивала, чтобы Вэлентайн создала для ее подруги самое чудесное платье.
Вэлентайн дважды видела «Зеркала», поэтому имела ясное представление о том, с чем придется столкнуться, одевая Долли, но подозревала, что мисс Мун может надеть все, что угодно, и не потерять лица. Она была из тех ярких личностей, что неизменно возобладают над любой одеждой. Билли незачем волноваться. Никто не смотрел на ее платье, все видели только смешное, красивое лицо, широкую заразительную улыбку, видели всю Долли Мун целиком, прелестно неуклюжую и сексуальную. Вэлентайн выбросила руки к потолку, наклонилась к полу и снова вытянулась. От долгой чертежной работы все тело затекло. Пора бы появиться Долли Мун. Билли так не суетилась даже по поводу своего свадебного платья.
* * *Спустя час с небольшим Билли повела Долли и Лестера домой ужинать, радостная, как мать, впервые увидевшая свое дитя выступающим на сцене в школьном спектакле.
— Да, — сказал Спайдер, протягивая Вэлентайн бокал «Шато Силверадо», — нельзя сказать, что Билли разучилась удивлять и потрясать нас. Как ты собираешься нарядить мисс Мун?
— Что-нибудь придумаю, — беззаботно щебетнула Вэлентайн. — Надо лишь приложить фантазию. Это, конечно, потруднее, чем то, чем ты каждый день занимаешься, Эллиот, но справиться можно. — Она поставила стакан на стол, сняла рабочий халат и надела пальто, собираясь уходить.
— Подожди минуту, Вэл. Я мог бы тебе помочь с этим платьем для Долли, и, видит бог, ты уже сыта по горло. Присядь на минутку, мы это обсудим.
— Нет, спасибо, Эллиот. Я справлюсь и сама, а сейчас я опаздываю, меня пригласили на ужин. Я не могу дольше здесь оставаться.
От ее пренебрежительного тона Спайдер застыл на месте.
— Не можешь? Ну, знаешь, этот парень тебя по струнке ходить заставляет. Чтобы ты была, как лист перед травой, точно там, где он укажет, так? Вот уж не думал, что доживу до такого: Вэлентайн наконец приручили. — Насмешка в его голосе была едва уловима, но Вэлентайн уловила ее сразу.
— Что ты хочешь сказать, Эллиот? Моя личная жизнь касается только меня. Мне казалось, мы об этом договорились много недель назад, но ты все никак не можешь оставить меня в покое.
— Да меня не волнуют твои тайные свидания, Вэлентайн. Меня это скорее веселит, — надменно произнес он.
От ярости у Вэлентайн круги поплыли перед глазами.
— Тебе ли говорить о тайных свиданиях, Эллиот, да ты в них всю жизнь провел! Устраивая тебя на эту работу, я и не подозревала, что обеспечу Беверли-Хиллз лучшим в мире племенным жеребцом. Если бы я знала, я бы добилась у Билли повышенной зарплаты для тебя.