Александра Соколова - Просто мы научились жить (2010-2012)
– Но я была…
– Это был твой выбор. А мой – не доверять тем, кто еще не заслужил доверия. А с тебя вообще спрос особый – как и со всех, кто предавал.
Она говорила медленно, постепенно повышая голос. И вскоре они почти кричали друг на друга.
– Когда я тебя предавала? – Округлила глаза Лека.
Ксюха расхохоталась, и от этого смеха у Леки мурашки по коже пошли.
– А ты забыла? – Процедила она. – Вспомни институт, и твою любимую Светлову. Что ты мне тогда сказала? "Поигрались и хватит"? Что это по-твоему?
– Но я…
– Ты всегда и во всем видела одну свою любимую Женечку. Женечка то, Женечка се. Женечку обидели. Женечку бросили. Когда ты от нее ушла – мы вокруг нее сутками прыгали, вытаскивали. А кто вытаскивал меня? Когда ты МЕНЯ бросила? Никто. Правильно – какое вам дело было до нас, обычных людей… У вас же драмы, трагедии, надрывы. А мы так – в сторонке порыдали, кулаки покусали, да и успокоились со временем.
Она била сильно, наотмашь, и знала – Лека видела, знала – что делает очень больно.
– Так что не надо иллюзий, Лена. Я вижу тебя насквозь, всю твою натуру. Подлую, эгоистичную, жестокую. Ты переступаешь через людей как через игрушки. Как маленький капризный ребенок. И я не доверяю тебе. Ни на грамм.
– Почему…
– Почему тогда я пустила тебя в свой дом? Почему начала помогать? Потому что ты, как и любой человек, заслуживаешь помощи. Но нет, тебе захотелось большего. Ты начала лезть в мою жизнь. Ты хоть раз услышала, когда я сказала, что НЕ ХОЧУ ничего рассказывать? Нет. Ты перешагнула через это, и начала распрашивать дальше. Ты полезла к Асе. Ко мне. А зачем, Лена? Зачем тебе лезть в наши отношения? Зачем тебе знать, что и почему у нас происходит?
– Я хотела помочь, – прошептала Лека.
– А кто тебя об этом просил? – Отрезала Ксюха. – Ты как маленький ребенок, лезешь туда, куда тебя не просят, и обижаешься, когда не пускают. Хочешь помочь? Дождись, когда тебя попросят о помощи, а не суй эту помощь людям под нос. Да и не в помощи дело, я полагаю. А скорее просто в том, что, не умея строить отношения, ты постоянно, неуклонно, лезешь в чужие. Так вот, милая. Предупреждаю последний раз.
Она нагнулась к Леке вплотную, сверкая яростными глазами.
– Не лезь.
– Но вы же любите друг друга! – В отчаянии закричала Лека.
– Любим? – Угрожающе воскликнула Ксюха. – Да что ты знаешь о любви? Ты хотя бы раз делала что-то не для себя, не для своего комфорта и радости, а для любимого человека? Ты хотя бы раз отдавала себя без остатка, ни на что не надеясь взамен? Ты ждала кого-нибудь хотя бы год, два, три? Не для того чтобы дождаться, а просто так! Просто так, слышишь? Потому что любишь! Ты отказывалась от самого важного, что есть в твоей жизни, лишь бы любимый человек был счастлив? Да ты понятия не имеешь, что такое любовь. Только носом крутишь всю жизнь. Одна тебе не подходит, вторая, третья, сто сорок восьмая. Разве это любовь? Любовь – это верить. Любовь – это отдавать. Любовь – это прощать и верить снова. И отпускать. Сжав зубы, разбив в кровь кулаки, отпускать, потому что любишь. Вот что такое любовь, Лена. И не нужно говорить мне о том, чего не знаешь.
Повернулась, и вышла с балкона.
В тот же день Лека ночным поездом уехала в Питер.
Сидя внизу, на полке плацкартного вагона, она смотрела в окно, а в ушах ее набатом продолжали звучать Ксюхины слова.
Нет, нет, все это неправда, не могло быть правдой. Да, она, конечно, совершала неверные поступки. И предавала, и делала больно. Но ведь было же и что-то хорошее! Зачем-то ведь все эти люди хотели быть с ней.
И любовь… Разве то, что она чувствовала к Женьке – не любовь? А Саша? Разве не отпустила она ее? Да, через годы после ее смерти. Да, может быть, не до конца, но отпустила же, отпустила…
Она сидела, пока за окном не забрезжил рассвет, и не показались снаружи пригороды Питера. И чем больше сидела, тем яснее и четче перед ней во весь рост становилась правда. Неприкрытая ничем, голая. Правда на грани отчаяния.
В Питере ее никто не встречал – наверное, Яна не получила ночную смс, или просто не захотела приехать. И Лека поехала сама – на метро, сунув в уши наушники от плеера и покачиваясь в такт движению вагона.
Вышла на станции Комендантский Проспект, и долго шла пешком, обдуваемая холодным питерским ветром. Внизу, у подъезда, остановилась, и вытащила телефон – забыла номер квартиры. Но не успела нажать и кнопки, как дверь подъезда распахнулась, и прямо навстречу ей выскочила… Женька.
***– Да потому что я не хочу так! – Крикнула Марина, хватая со стола чашку и изо всех сил швыряя ее в стену. – Не хочу так, слышишь? Не хочу!
Она кричала, и по щекам ее катились слезы. Волосы растрепались, домашний фартук съехал куда-то в сторону.
– Почему опять? Ну почему опять? Только все стало налаживаться, и ты снова собираешься это сделать!
Женька стояла у подоконника молча, ей нечего было сказать. С момента когда позвонила Яна прошло два часа. С момента как Марина начала кричать – полтора. И все эти часы она не знала, что ей сказать.
– Зачем она приехала? О, я знаю, знаю, зачем. Опять устала быть одна, опять вспомнила о тебе, сволочь, и помелась через полконтинента тебя искать. Ну сколько же можно, а?
Она рыдала, уперевшись руками в стол, и оттолкнула протянутую Женькой руку.
– Я же знаю, знаю, как все будет. Она позовет тебя опять. Опять к себе. И ты согласишься, потому что что я могу противопоставить этой вашей вечной любви? Свою? Но она проще, она спокойная, она другая. Куда там нашим двум неделям против ваших пятнадцати лет! Куда там моей любви против ее страстей и яростных эмоций. Что стоит моя любовь по сравнению с ее? Что стою я по сравнению с ней?
И Женька не выдержала. Сделала шаг, еще, и тихо-тихо сказала:
– Мариш. Остановись.
Марина сглотнула и послушалась. Она смотрела на Женю глазами, плавающими в слезах, дрожащая, словно маленький детеныш, напуганный кем-то жестоким.
И Женька обняла этого детеныша, притянула к себе и обняла, укрывая руками от всех бед и невзгод, от всех несчастий.
– Глупыш, – шепнула она, чувствуя, как продолжает дрожать в руках любимое тело, – твоя любовь стоит все. И ты для меня – все. Моя девочка, моя любимая девочка.
– И ты не уйдешь к ней? – Марина подняла лицо, и столько надежды было в ее теплых глазах, что у Жени защемило сердце.
– Нет, – просто сказала она, – я никуда не уйду.
Села на стул, усадила Марину к себе на коленки и начала укачивать как маленькую.
– Ленке плохо, – говорила она тихим голосом, – наверняка плохо, иначе она едва ли вот так бы приехала. Пойми – она дорога и важна для меня, и я не могу оставить ее без помощи, без поддержки. Но я больше не хочу с ней любви, я хочу только дружбы.
