Хулиган. Его тихоня - Эла Герс
Он шумно вздохнул и ответил:
— Я не знал, что выпишусь так рано.
— Я могу приехать к тебе домой после пар, — предложила я альтернативу.
— Нет. Увидимся в субботу, хорошо? Я заеду за тобой и заберу на вечеринку Черепа.
— В субботу? — ошеломленно спросила я. — Это же через два дня. Разве мы не можем…
— Я позвоню тебе позже. Пришел врач. Попроси Градова подкинуть тебя до дома, хорошо?
— Леша…
Связь оборвалась. В шоке и недоумении я отняла телефон от уха и уставился на него.
Я думала, у нас все наладилось.
Леша больше не был холоден по отношению ко мне. Он меньше хмурился и время от времени ухмылялся и подшучивал надо мной, как раньше. Вчера вечером он даже поговорил со мной о своей матери.
Так почему же он снова так резко изменился?
Неужели я ошиблась, подумав, что у нас все наладилось?
Я сделала что-то, что разозлило его?
Или у меня была просто паранойя?
Вопрос за вопросом проносились в моей голове и я изо всех сил пыталась ответить на них, но не могла. Расстроившись, я опустила руку и громко выдохнула.
— Простите, что отвлекаю.
Донесся до моих ушей голос и я, медленно повернув голову, подняла глаза. Они расширились, когда я поняла, кто ко мне обратился. Вскочив на ноги, я почувствовала, как кровь отхлынула от моего лица.
— П-простите, — заикаясь, пробормотала я, обращаясь к ректору университета, стоявшему на верхней ступеньке лестнице. Позади него стояли его секретарь и некоторые проректора. — Я не хотела преграждать вам путь. Простите.
Ректор, Овчинников Леонид Арсентьевич, продолжал пристально смотреть на меня, отчего кровь болезненно прилила к моим щекам.
Это был высокий и необычайно красивый мужчина в возрасте около 40 лет, он излучал грубую силу и власть. После своего назначения он с легкостью сделал наш университет одним из лучших в городе, а также был внимателен к просьбам студентов, за что его все любили и почитали.
Но о нем ходили слухи, якобы он, подобно Орлову, заставлял студенток падать в обмороки при виде него. Я считала эти слухи нелепыми и недостоверными, поскольку в универе то и дело распускали слухи, которые не несли в себе и толики правды, но, оказавшись перед ним прямо здесь и сейчас, мне захотелось упасть в обморок. И это не потому, что он был чертовски красив со своими светлыми зачесанными назад волосами и пронзительными голубыми глазами, а потому, что была напугана до смерти.
— Что вы здесь делаете? — спросил один из проректоров. — Разве вы не должны быть на паре?
— А-а… У меня окно, — ответила я. — Я собиралась позаниматься в библиотеке.
— Тогда почему вы сидите здесь, а не там?
В его тоне ясно слышалось порицание, от которого меня охватило чувство смущения. Господи, меня ругали в присутствии ректора.
А что бы они подумали обо мне, если бы узнали, что я была девушкой Леши?
— Я-я сейчас же пойду в библиотеку. Простите еще раз.
Опустив взгляд, я поспешила вбежать по оставшимся ступенькам. Они расступились передо мной, пропуская меня. А как только я убедилась, что находилась на безопасном расстоянии, я остановилась и решила оглянуться.
Мои щеки запылали, когда я увидела, что ректор все еще смотрел на меня, как будто не обращая внимания на разговаривающих вокруг него людей.
И, должно быть, это было игрой моего больного воображения, но мне показалось, что он улыбнулся мне.
34.3. Выписка в семью
POV Леша
— Еще раз назовешь меня эгоистичным придурком и я сверну тебе шею, — прорычал я, швыряя в Громова его телефон.
Даня ловко поймал его и нахально ухмыльнулся, подняв температуру моей крови до опасной отметки.
— Но ты же эгоистичный придурок, — ответил он, пожав плечами, а затем пригнулся, когда ему в голову полетела бутылка с водой.
Я зарычал из-за своего промаха.
— Она приготовила тебе торт, знаешь ли, — проворчал друг. — И если бы ты не был эгоистичным придурком, то я бы съел кусочек.
Не обращая внимания на лучшего друга, я открыл сумку и начал укладывать в нее свою одежду. Даня наблюдал за мной с края кровати, привалившись к ней бедром и скрестив руки на груди. На его лице в легкую считывалось отвращение.
С тех пор как я рассказал ему о своем решении порвать с Ксюшей, Даня перешла на сарказм и начал называть меня эгоистичным придурком. По его словам, я был эгоистичным придурком, потому что эгоистично думал, что Ксюша будет счастлива без меня. Я был эгоистичным ублюдком, раз принял решение за нас двоих, когда мог бы обсудить его с Ксюшей. Ведь она тоже должна была принять решение в столь сложном и важном вопросе.
Если она хотела быть связанной по рукам и ногам своей любовью ко мне, то у нее должно было быть право голоса в этом вопросе. А я должен был бороться за Ксюшу до самого конца, потому что она была готова бороться за меня. Я должен был стараться ради нас обоих.
Но так ли это на самом деле, а не только в мыслях Громова?
Был ли я эгоистичным придурком, желая освободить Ксюшу от этих эмоционально разрушительных отношений?
Был ли я эгоистичным придурком, считая, что она заслуживала кого-то лучше, чем я?
Был ли я эгоистичным придурком, раз хотел освободить Ксюшу, чтобы она смогла жить нормальной жизнью без такого человека, как я, чьи эмоции и настроения даже я сам не мог понять?
Даня не понимал мою точку зрения. И я знал почему — потому что Даня просто хотел видеть меня счастливым.
Но я не хотел, чтобы Ксюша боролась за любовь, которая в конце концов искалечила бы ее.
Я не хотел, чтобы Ксюша, когда-нибудь посмотрела мне в глаза, лишенная любви, осознав, как она была на самом деле несчастна со мной, и сказала, что больше не любит меня.
Если подумать, то, возможно, я и впрямь был эгоистичным придурком.
Эгоистичный придурок со страхом оказаться брошенным.
Блять.
Стук в дверь прервал мои размышления. Мой отец вошел в палату и с ухмылкой уставился на нас двоих.
— Ссоритесь? — спросил он.
— Нет, Сергей Владимирович, — сразу же ответил Даня, выпрямляясь.
Я отвернулся, раздраженно щелкнув языком. Уложив остатки одежды в сумку, я застегнул молнию и натянул куртку.
— Я готов, — сказал я отцу.
Подхватив с изножья кровати еще одну сумку, отец бросил короткий взгляд на Даню, который встал как вкопанный. Уголок моих губ приподнялся вместе с моим настроением.
Даня всегда боялся моего отца,
