Пари - Айя Субботина
Он молча протягивает заранее написанную на клочке бумаги сумму.
Я при нем звоню своему бухгалтеру и даю отмашку сделать денежный перевод в самые короткие сроки.
— На твоем месте, Алексей, я бы не щелках клювом. — Шарапов поглядывает на часы, потому что как обычно куда-то опаздывает.
— Звучит как намек на то, что мои проблемы еще не кончились, — не весело шучу я.
— Так и есть. — Шарапов не спешит меня успокаивать. — Такие вещи, Алексей, не начинают чтобы останавливаться на полпути. Кто-то хорошо против тебя играет. По-умному. Кто-то, кто знает твои слабые места.
«Ага, и я даже знаю, кто это».
— Хочешь совет? — Шарапов поднимается, снова глядя на часы и только потом — на меня. — И даже бесплатный, в качестве бонуса за то, что ты всегда платишь вовремя, а я не хочу потерять одного из своих самых стабильных и надежных клиентов.
Кивком предлагаю ему продолжать.
— Вычисли его. — Он несколько раз стучит пальцем по бумагам на столе. — А потом продай ему свою долю. Кем бы ни был этот тип — ему «Гринтек» очень нужен, а тебе… Зачем?
— Плюшкинством страдаю, — говорю первое, что приходит на ум. Не люблю раскрывать душу перед людьми, с которыми меня связывают пусть и теплые, но сугубо товарно-денежные отношения.
— Завязывал бы ты с этим. «Интерфорс» крепко и надежно стоит на ногах, вместо того, чтобы сливать финансовый ресурс на войнушку за акции, вложи его в оборот, получи навар и радуйся жизни.
— Спасибо за совет, Сергей. Я приму к сведению.
Он усмехается с видом человека, понимающего, что его только что вежливо послали на хер.
Ничего личного, просто бизнес.
Но этот разговор окончательно портит мое и без того кислое настроение, так что в ресторан я приезжаю раздраконенный почти до максимума. Нахожу взглядом Вику: кто бы сомневался, что она выберет столик на балкончике, ведь оттуда можно делать то, что она так любит — смотреть на этот мир как на говно.
Когда поднимаюсь к ней и молча сажусь напротив, Виктория слегка морщится.
— Что? — У меня нет терпения выносить еще и ее высокомерный взгляд.
— Начинаю всерьез раздумывать о том, не пересесть ли мне за соседний столик, пока ты меня не испепелил.
— А ведь иногда даже в твою голову приходят хорошие мысли. Хочешь еще одну? Просто, блядь, уходи. Не делай дерьмо еще большим дерьмом.
— Ты не представляешь, как мне самой хочется поскорее избавить себя от необходимости смотреть на твою кислую рожу, но это невозможно, потому что я уже сделала заказ. — Вика, следя за тем, чтобы локти не касались столешница, складывает руки перед собой в позе прилежной ученицы. — Здесь подают потрясающие тортеллини с мясом индейки и панчеттой. Я тебе тоже заказала. И белое вино. Ты должен оценить, я старалась, чтобы продукты сочетались между собой, а это знаешь как не просто? Выберешь не то вино или соус, или гарнир — и основное можно сразу выбрасывать.
Пока она рассуждает о тонкостях сочетания вкусов итальянской кухни, я смотрю на нее как баран и в который раз пытаюсь понять, как я мог снова купиться на это. То, что глаза у меня были в тот момент на жопе, это я уже понял.
— Сколько ты хочешь, Вик? — перебиваю ее где-то между рассказами о тонких вкусах тосканских вин и тем, как готовится традиционная итальянская карбонара, в которую ни в коем случае нельзя добавлять сливки. — Просто назови сумму.
Она вздыхает, но в это время официант приносит ее заказ и грехопадение приходится отложить. Я от предложенного меню отказываюсь, хотя пока ехал сюда у меня порядком сосало под ложечкой. Но рядом с Лисицыной мой «голод» может утолить разве что порция ржавых гвоздей.
— Сразу к делу — узнаю Лекса-с-Секундомером, — язвит Вика. Что, впрочем, не мешает ей с аппетитом разглядывать содержимое своей тарелки.
— Просто хочу поскорее от тебя избавиться.
— Ты грубишь? — Она хмурится, изображая обиженку. — Вдруг я обижусь и сделаю какую-нибудь глупость?
— Вдруг мне плевать?
— Настолько плевать, что ты согласился со мной встретиться, прискакал без опозданий и сразу стал предлагать деньги. Даже без ограничений на количество ноликов. — Она продолжает паясничать и прищелкивает языком. — Всегда знала, что именно так и ведут себя люди, которым нечего терять.
— Вик, у меня был тяжелый день. Ты очень облегчишь мне задачу, если сделаешь, как я прошу. А потом я уйду и оставлю тебя наслаждаться ужином в компании себя любимой.
На мгновение мне кажется, что она морщится будто от боли, когда вертит на языке те самые заветные слова, которые должны открыть ей дорогу в безбедное существование. Я догадываюсь, что она попросит не на носовые платки, но Вика так мнется, будто собирается затребовать миллион в иностранной валюте.
— Я хочу пять тысяч евро, — наконец, говорит она.
От удивления, кажется, даже икаю.
— Пятьдесят, ты хотела сказать?
— Нет, Яновский, я сказала ровно то, что собиралась, — огрызается Вика, снова как будто становясь похожей на ту «пражскую» девушку, которая яростно требовала отдельную кровать и согласилась жить со мной в одном номере только потому, что я не оставил ей выбора.
«На ведись, Лекс, это просто очередная попытка сыграть в дурочку».
— Значит, пять тысяч евро? Ровно? — Теперь, когда мне стало интересно, я снова хочу есть, и когда официант приносит заказ, я с наслаждением втягиваю парящий над тарелками ароматный пар. Накалываю на вилку странный крохотный завитушек, отправляю его в рот и с удивлением обнаруживаю, что это действительно вкусно. — Что это за зародыши пельменей?
— Я хочу получить деньги прямо сейчас, — игнорирует мою остроту Вика. Мы как будто только что поменялись стульями и теперь мне до колик охота кривляться и ёрничать, а вот ей почему-то уже не до смеха.
— Без проблем, солнце, только раз уж мы решили, что это наш с тобой последний обмен любезностями, я бы услышать вменяемое объяснения, какого лешего ты решила так продешевить?
— Нет, — немного нервно, но решительно отвечает она. — Перевод на карту меня устроит, номер и данные я скинула тебе в сообщении. Как только деньги будут на счету, я при тебе удалю это видео с телефона.
— И все? А как же воскреснуть в моей жизни через месяц, когда закончатся деньги и вжать следующую порцию? — Накалываю на вилку еще пару мясных «рогаликов» и с наслаждением прожевываю. К вину не прикасаюсь,