Барбара Делински - Когда сбываются мечты
Он пробегал шесть миль пять раз в неделю. По восемь минут на милю, плюс-минус в зависимости от состояния его колена, которое он повредил много лет назад, упав с велосипеда. Обычно он бегал минут пятьдесят. Сообразив, что он скоро вернется, я уселась в плетеное кресло, которое прекрасно гармонировало с основанием круглого стеклянного стола. Именно я уговорила Броди поставить здесь это кресло. Сам же он предпочитал неотделанный деревянный столик со скамейками по бокам. Он хотел простого домашнего уюта, тепла, без тех рюшек и оборочек, которые заставляют мужчину чувствовать себя неуклюжим гостем на своей собственной кухне. И именно поэтому я подобрала к плетеной мебели коричневые подушки и серый плед, которые прекрасно сочетались с темной кухонной мебелью и черными чугунными котелками, стоящими на полочке за плитой. Все аксессуары Броди подбирал сам, испытывая сильную ностальгию. Капкан для уток он привез из охотничьего домика своего деда, глиняной миской он колол грецкие орехи, когда был ребенком, а флюгер в виде петуха снял с конюшен, которые когда-то чистил. Мне нравилась скульптура, которая стояла на низкой скамеечке под телефоном. Она была выполнена из двух плоских камней с замысловатыми узорами на одном из них, и напоминала, если немного сощуриться, лицо какого-то человека. Я видела в нем пугающего неандертальца, а Броди — дурачка, который убеждал его, что нет повода впадать в депрессию, когда обладаешь в этой жизни стольким, что другим даже и не снилось.
Броди умел сочувствовать. Он был скромным, всегда жил своим умом, и я любила его за это.
Да, я любила его. Конечно, я любила Броди. Занимались ли мы когда-нибудь сексом? Естественно, нет. Верность я ставила превыше всего и сейчас испытывала острую боль от несправедливых подозрений Дэниса.
Встав с кресла, я подошла к плите и прибавила огонь под кастрюлькой с тушеным мясом. Блюдо выглядело очень аппетитно — кусочки цыпленка, морковь, лук, зеленый перец и грибы томились в красном соусе, от которого исходил восхитительный аромат бургундского вина. Броди мог взять горшочек, побросать туда практически все, что находил на кухонных полках, и приготовить из этого потрясающий ужин. Многое из того, что он готовил для себя, оставалось нам на завтрак, для Дэниса и для любого, кто мог к нам заскочить.
Обедала я всегда с детьми. Дэнис присоединялся, когда не уезжал куда-нибудь по своим делам, а Броди — раз в одну-две недели. Я так мечтала поужинать с детьми сегодня. А теперь даже не представляю, когда снова увижу их.
Меня в очередной раз охватил страх. Даже желудок скрутило. Видимо, какой-то злой рок преследовал меня. И в тот момент, когда я уже начинала сходить с ума от охватившего меня кошмара, на крыльце послышались шаги Броди. Он открыл дверь и вошел на кухню — слегка запыхавшийся, высокий, атлетически сложенный, что особо подчеркивали его шорты и тенниска.
— Привет. А я не ждал тебя сегодня вечером, — широко улыбнулся он, но с последним словом улыбка исчезла с его лица, чему я совершенно не удивилась.
Прическа, макияж, одежда — в последний раз я думала об этом, когда садилась в самолет в Кливленде сто лет назад. Я испытывала страх и безумно волновалась. И ничего не ела с самого утра. За все две недели, проведенные в Кливленде, я ни разу нормально не выспалась. Вероятно, я выглядела как покойник, который на время вышел из своей могилы.
Но, увидев Броди, я почувствовала такое внезапное облегчение, что едва удержалась на ногах. Я достала из кармана судебное решение, протянула ему и молча ждала, пока он дочитает до конца. Лицо Броди пылало, он часто дышал, как будто никак не мог прийти в себя после пробежки. Пот стекал по его щекам и подбородку, и я предположила, что он стекал и вдоль его спины до поясницы, потому что его тенниска намокла. Я чувствовала тепло, исходящее от него, его запах, запах здорового, разгоряченного бегом мужчины. После ужасного, наполненного подлостью дня, этот запах казался обнадеживающе искренним.
Дэнис, который очень тщательно ухаживал за собственной внешностью, имел все основания настороженно относиться к Броди. Броди очень шли его очки в тонкой оправе, которые сейчас он надел, когда я протянула ему бумагу из суда. У него были мягкие, прямые, орехового оттенка волосы, которые постоянно распадались на пробор, глубокий шрам на колене и деформированный с детства мизинец. Дважды в год он ездил в лучший бутик мужской одежды в Бостоне, покупал пару костюмов и несколько вещей на случай выхода в свет, но при этом равнодушно относился к своему внешнему виду. В свободное от работы время он ходил старых поношенных джинсах и еще более старых клетчатых рубашках. Я считала Броди самым эффектным и нетщеславным мужчиной из всех, кого знала.
Но я не спала с ним. Видит Бог, я не делала этого. И я никогда не уделяла ему больше внимания, чем Дэнису. Я касалась Броди чаще, чем Дэниса? Если да, то ненамеренно.
Броди побледнел, вытер рукавом пот со лба и нахмурился. Он на мгновение отвлекся от бумаги, бросил на меня озадаченный взгляд и продолжил чтение. Затем он аккуратно сложил документ и спросил меня глубоким, только ему свойственным голосом:
ѕ Это что, шутка, да?
Я тоже так подумала сначала. Да, мы действительно мыслили одинаково, но ведь это не преступление. Это всего лишь простое совпадение. Мы оба знали, что я хорошая мать и люблю своих детей. Мы оба знали, что я внимательная жена.
— Он хочет развода, — сказала я, уже гораздо более спокойная, чем до прихода Броди. — Он хочет получить дом, алименты и детей.
Броди выглядел настолько ошеломленным, что я с трудом удержалась, чтобы не обнять его. Он отказывался верить в это, я тоже.
— И давно он так решил?
— Один Бог знает, но, судя по всему, планировал он это очень долго. Дети сейчас у Ховарда и Элизабет.
Он беспомощно посмотрел на решение.
— Какой судья, пребывающий в здравом рассудке, мог вынести такое решение?
— Тот, кто ознакомился со списком моих грехов.
— Каких грехов?
Я перечислила ему несколько — тех, что касались моих детей.
ѕ Дэнис сказал, что я постоянно пребываю в состоянии глубокого личного кризиса, и это негативно сказывается на моем отношении с детьми. Но ты еще не слышал самого отвратительного. Он считает, что у нас роман.
Броди резко вскинул голову. Не могу утверждать, что после этой фразы он покраснел, потому что тусклое освещение на кухне мешало мне что-либо разглядеть, но готова поклясться, что в его глазах промелькнуло выражение, напоминающее угрызения совести. Я тоже почувствовала что-то подобное. И смутилась.
Сначала он молчал. Потому судорожно глотнул и выдавил из себя:
