Заряна - 217-я жизнь. Блог бывшего экстрасенса
Все мы – клубки нитей, переплетенные друг с другом. Все мы – взаимозависимые и постоянно взаимодействующие существа, даже когда нас разделяют километры. Иногда линии разрыва старые и огрубевшие, такой человек не мыслит рядом с собой новой любви или нового друга. Иногда – клейкие, как паутина, когда люди так и ищут, к кому бы «прирасти».
Иногда отношения настолько важны людям, что практически видно, как живительные силы по этим нитям переливаются от одного человека к другому, как по капельнице идет физраствор.
И в какой-то момент я с удивлением поняла, что всегда знаю, где Антон находится и в каком он настроении. Что у него сейчас происходит, чем он дышит. Я хваталась за телефон за минуту до того, как он мне позвонит – и наоборот. Ну, для меня это не новость, а вот то, что было «и наоборот» – он так же меня чувствовал и угадывал мое появление, это было с ним впервые. В чем-то мы стали духовными близнецами – что касается одного, было справедливо и для другого.
Со всем пылом неофитов мы бросились в любовь как в духовную практику, поэтому изначально хотели быть предельно честными друг с другом. Часами обсуждали кто что чувствовал на каком-нибудь семинаре – «и вот тут я увидела…», «а вот я сижу и чувствую, что в правой пятке у меня …, а потом как будто в спину воткнули провод и по мне ток как побежит…». «Мне нравится этот мужчина, у него харизма запредельная…», «А эта девочка мне на мордочку понравилась, а тебе? …»
Мы не ревновали, потому что слишком были заняты, заполнены друг другом (или самим собой – говорят же, что влюбленные любят отражение себя в другом человеке и только его и видят).
17.
Я много раз слышала о том, что Шекспир историю Ромео и Джульетты написал по реальной истории двух шотландских кланов, только действие перенес в далекую страну Италию, куда все равно никто из его зрителей не попадет.
Каково же было мое удивление, когда я нашла аналогичную историю в своей собственной прошлой жизни, правда, совсем не такую поэтическую.
Мы были детьми двух соседних кланов в какой-то горной стране (что-то типа современных Албании, Македонии или Черногории) . Я уловила только гордое слово брдяне, что означает, как я понимаю, «горный народ». ( Чаще всего я не слышу слов, только понимаю общий смысл ситуации, исходя из внутреннего состояния человека, которым я была, или его коренных убеждений).
Совершенно не могу представить, как они смогли не то что влюбиться, даже встретиться как могли. Может быть, играли в детстве вместе, а только потом началась кровная вражда? Кто-то кого-то убил, за него отомстили. И так далее. Но это вам не Шекспир – наша любовь не могла бы помирить горские кланы, даже если бы мы были наследниками глав семей. А я вообще была дочкой вдовы, маму мою хоть никто и не выгонял, но и не считался с ней никто особенно.
И вот с моим юным возлюбленным мы решили, что вместе можем быть, только если убежим. И решились на побег. Точнее, он так решил.
Меня звали ласковой, как лучик солнца. Имя у меня было такое. Я и была ласковой и подвижной, как лучик. Куда мы с юношей рассчитывали прийти, на что рассчитывали – сказать не могу, потому что первое, что я увидела, был момент неудавшегося побега.
Большой сбор всего семейства. Вся древня (она же клан) собралась в задруге, большой избе, куда сейчас поместилось больше 100 человек. Праздную успешную вылазку, в которой принесли много добычи. Даже головы ненавистных турок принесли, я днем видела.
Уже погрызлись за отвоеванные монеты, поделили одежду. Слышны были выстрелы – либо делили свежекраденное оружие, либо не поделили что-то еще. Уже бессвязно звучат гусли и дудочки, уже давно распался коло (типа хоровода), а тетки все голосят свои нудные песни. Большинство воинов уже свалились – слишком много ракии! Да когда ж они все упьются! Именно на эту ночь назначен побег, мой юный друг ждет меня уже давно. Сумерки сгорели, с неба свалилась непроходимая тьма, как бывает только высоко в горах. Но я хорошо ориентируюсь даже сейчас, босые ноги знают каждый клочок земли.
Я сижу где-то в полуподвале, под насыпью земли, и жду, пока родичи или разойдутся, или упьются и свалятся. Руки теребят грубую ткань мешка с какими-то пожитками. Я жду еще несколько часов, боюсь каждого шороха, боюсь шевелиться. Но еще больше боюсь, что мой любимый подумает, что я струсила, и уйдет без меня. Он решил бежать окончательно, назначил день и сказал – или ты с ними, или ты со мной! Выбирай!
Убегать я очень боюсь. Это слишком непонятная и невероятная жизнь – не в той деревне, где каждый тебе родственник, а в каком-то другом нереальном мире далеко за горами. Как это – жить среди чужих? Я себе это представить не могу. Вот ты идешь по улице и видишь незнакомца – что надо делать? Прятаться? Убегать? Меня учили, что от чужаков пощады не жди! А там все чужие.
(Что интересно, время ощущается примерно как 18 век, вторая половина). Европа захлебывалась событиями. Только недавно отгремел Наполеон, в Англии уже запустили первый паровоз. Даже на территории этой страны постоянно вспыхивают восстания против турецкого господства, иногда успешные, иногда нет. Бывает, что целые кланы переселяются, например, в Австрию и Россию – но это все я узнала потом, когда залезла в Интернет. В медвежьем углу, за какой-то сорок пятой неприступной горой, где жила эта девочка, все идет тем же укладом, что и пятьсот лет назад. И обычаи, и понятия совершенно средневековые. Вот уж действительно – мы знаем только историю царей и столиц, история 99 % населения нам неизвестна).
Но больше всего я боюсь остаться без него – и потому решаюсь выползти из своего укрытия и, сгинаясь так, что стала больше похожа на большую собаку, чем на человека, начинаю скользить по тропинке из поселения в лес. Я уже пробежала часть дороги, как стала слышать навязчивое ТУК-ТУК-ТУУК. Это сердце стучит? Оно у меня с утра болит. Очень сильно – жмет, давит, и стучит неровно. И маме в глаза стыдно смотреть – не попрощавшись, ничего не объясняя, не поклонившись… Бог меня еще накажет за это.
Но стук все сильнее, где-то сзади. И вдруг – вокруг меня вспыхивают огни. Я перестаю что-то видеть и слышать, крики – мужские, женские, лай наших волкодавов. Я теряю ориентацию и останавливаюсь. Голоса и огни напрыгивают на меня со всех сторон. Я совсем не понимаю, что здесь случилось! Помню лишь, что они все должны быть на празднике!
Меня хватают, тащат. Я плачу и зову маму. Огни головешек, которыми размахивают родичи, выхватывают из темноты только размытые пятна. У меня кружится голова, все перед глазами пляшет – это меня перекинули через плечо, как мешок. А мой мешок? Его кто-то вырвал из рук.