Татьяна Турве - Если ты индиго

Гаврила появился у них прошлой осенью и с тех пор прочно влился в семейный быт (так бы ее мысль озвучила, наверное, мама). Подобрали его вместе с отцом в прямом смысле на помойке — впрочем, об этой пикантной подробности сразу же договорились перед мамой не упоминать. А то результат предвидеть несложно, угадываем с трех раз…

Дело было так: возвращались домой теплым безлунным вечером, над головой сгущались синие сумерки и ветер порывами доносил не слишком благовонное «амбрэ» из соседнего мусорного бака. И вдруг как раз из–за этой мусорки послышался отчаянный писк. Когда подошли поближе, прямо им под ноги выкатился крошечный котенок, больше похожий на комочек серого пуха, взъерошенный и перепуганный. (Яне показалось, что он еще и ходить не умеет, до того неуверенно покачивался на растопыренных для равновесия лапках. И еще стало страшно, что малышонка вот–вот подхватит встречный ураганистый ветер и унесет в неизвестном направлении, как девочку Элли из Канзаса…)

Недолго думая, Янка присела перед ним на корточки и котенок, должно быть, почувствовал, что сейчас решается его сиротская судьбина. С поразительной ловкостью вскарабкался по ней, как по дереву, оставляя следы затяжек на новом свитере, и крепко уселся на плече. Никакими силами не удавалось его отцепить, пищал обиженно с верхотуры, разевая крохотный рот с мелкими острыми зубками. А под конец перебрался на голову и пребольно вцепился в волосы, это вообще было что–то с чем–то!..

На Янкины отчаянные просьбы, не отличавшиеся особой оригинальностью — «Ну, па–ап, ну давай заберем себе! Ну пожа–а–луйста!..» — отец не возражал. Только поставил одно–единственное условие, процитировал назидательным тоном из своей любимой «Агни–йоги»: «Заводить домашнее животное можно лишь в том случае, если вы полностью уверены, что будете относиться к нему точно так же, как к любому другому члену семьи». Яна без раздумий согласилась: как показало время, это было совсем не трудно.

Зато мама, разумеется, закатила сцену — примерно такую же, как в «Простоквашино»: «Ну что ж, выбирайте: или он, или я!» Хотя тогда им с папой было не до смеха: с огромным трудом пришли к мирному соглашению, что котенок останется пока что на неделю, вроде испытательного срока. Ну а там, как любят говорить у них в лицее, «будем посмотреть»… Особое подозрение у мамы вызывали Гаврюхины крупные уши, из–за них котофеус сильно смахивал на симпатичную летучую мышь. Но Янка и в этом усмотрела признак благородного происхождения (которого там и в помине не было, чего уж душой кривить! Как говорится, кот дворовый обыкновенный с элементами полосатости.).

В конце концов всё сложилось как нельзя лучше, даже мама со временем сильно к Гавриле привязалась, вот только звала его упорно Мурчиком. (У нее всегда так: сперва накричит, а потом накормит до отвала самым вкусным — видимо, для компенсации.) Однажды Яна застукала эту сладкую парочку на кухне: ее обычно такая практичная и рациональная мама скармливала Гаврюхе куски дорогущей сухой колбасы и горестно при том приговаривала: «Один ты меня понимаешь!..»

Но сегодня она находилась в менее добродушном расположении духа, Яна это сразу уловила по недовольно поджатому рту и чуть прищуренному оценивающему взгляду. Мама зачем–то поправила белоснежную кружевную салфетку на журнальном столике и смахнула невидимые невооруженным глазом пылинки:

— Конечно, она устала! Я же говорила: выбери что–то одно. Так нет, надо было всё сразу! В результате что? Гимнастику бросила, рисование бросила! Наплевала на всех!..

Яна схватила первый попавшийся журнал и уткнулась в него носом, но читать было невмоготу:

— Художку я не бросила! Просто у меня сейчас нет времени.

Мама ее не дослушала, перебила на полуслове:

— С музыкалки столько раз звонили, даже домой приходили! «Пожалуйста, ей надо заниматься, у нее абсолютный слух!»

Янка с чертовски высокомерным видом обронила, по–прежнему не поднимая головы от своего журнала:

— В первый раз слышу!

Если б она только знала, как ее, Марину, раздражает этот презрительный тон!

— А гимнастика? Вот так и останешься… подающей большие надежды. А жизнь пройдет!

Впервые за весь разговор Яна посмотрела ей прямо в глаза и довольно ехидно, в своей обычной манере, спросила:

— Интересно, ты это про меня говоришь? (Янка почти все свои остроумные реплики начинает с этого «интересно», словечко–паразит.)

— А про кого еще? — настороженно прищурилась Марина.

Дочка вскочила на ноги и взволнованно зашагала по комнате, точно ей на одном месте в упор не сидится. Ужасно надоедливая привычка, и в кого она такая нервная?.. Янка тем временем что–то с жаром доказывала, отчаянно жестикулируя. Марина с трудом заставила себя прислушаться:

— Слушай, я не виновата, что у тебя не получилось стать гимнасткой! Это твоя мечта, а не моя! Мне это не надо.

Мама не ответила, только посмотрела на нее непонятным, до странного неуверенным взглядом. Еще никогда, кажется, Яна ее такой не видела — она ведь всегда и всё знает лучше других… Помолчав, мама вздохнула с видом невинной страдалицы и мирно поинтересовалась своим самым обыкновенным спокойным голосом, каким приглашают вечером к столу:

— А что тебе надо?

Янка заколебалась: давно они не разговаривали по–нормальному, она–то уже и забыла, как это делается… Мама доверительным, почти что интимным тоном подбодрила:

— Ну давай, я слушаю!

«Рискнем!» — решилась Яна и осторожно, как на дымящемся вулкане, начала:

— Если тебе интересно… Я хочу… — она чуть–чуть помедлила, собираясь с мыслями: — Хочу быть обычным счастливым человеком, делать то, что мне нравится. Быть в гармонии с миром, с собой, чтоб внутри была тишина… — она приложила руку к груди и неожиданно точно плотину изнутри прорвало, слова полились страстным потоком: — Чтоб не надо было ни с кем соревноваться, я этого больше всего не люблю!.. Знаешь, какая у меня в детстве была мечта? Что когда–нибудь все люди будут жить в мире и согласии, все будут друзьями. Сколько людей на планете, столько и друзей. И каждый особенный, нету лучших или худших, каждый…

И осеклась, словно ледяной водой из–за угла окатили: мама иронично улыбалась прямо ей в лицо:

— Влияние твоего папы! Даже слова те же самые.

«В последний раз!.. — вспыхнув до кончиков ушей, с немым ожесточением снова и снова повторяла про себя Яна. — Больше так не попадусь!»

И молча вышла из гостиной, совершенно забыв про кота. Тот недоуменно–обиженно уставился ей вслед, затем мягко спрыгнул с дивана и преданно потрусил за хозяйкой, подергивая хвостом.