Энн Вулф - Колье Для Невесты
Нечего было делать из мухи слона. Элмер Айрон едва ли обратил внимание на автомат, который принимал у него заказ и нес ему роллы и саке. Так-то вот…
Мягкие, но тяжелые лапы Поля улеглись мне на плечи сразу же, как только я переступила порог квартиры.
– Любимый ты мой! – Я обняла собаку, бьющую меня по рукам шелковым хвостом. – Моя единственная радость!
Я присела на пороге и, вместо того чтобы расслабиться в обществе Поля, заревела в три ручья. Вся накопившаяся горечь хлынула из меня фонтаном слез, и, казалось, этот фонтан никогда не иссякнет. Пес жалобно заскулил; прижался ко мне пушистой белоснежной грудью и начал облизывать лицо теплым, шершавым языком.
Так остро свою никчемность я ощутила впервые. Я плакала от жалости к себе, от горького сознания собственной бездарности. Чудовищное одиночество, столько времени давившее на меня, нашло лазейку в моей беспомощности и выбралось наружу. Внутри меня разверзлась огромная пропасть отчаяния и бессилия, в которую грозили провалиться все жалкие остатки моей уверенности в себе. Спасти меня мог бы только человек, любимый и любящий, но никого, кроме сочувствующей мне собаки, рядом не было.
Я испытывала почти физическую боль от одиночества, на которое была обречена…, или сама себя обрекла, что в тот момент было неважно. Вокруг столько счастливых людей, думала я, всхлипывая и обнимая прижавшегося ко мне Поля, почему же меня некому поддержать, утешить? Почему на жалость и сострадание по отношению ко мне способна только собака? Почему?
Фонтан слез наконец иссяк, и Поль вылизывал последние следы преступной слабости с моего лица.
– Спасибо, – поблагодарила я пса и ласково потрепала его по шелковой шерстке. – И что бы я без тебя делала?
Я встала с порога, скинула куртку и собралась было отправиться умывать грязное от расплывшейся косметики лицо, когда Поль аккуратно ухватил меня зубами за юбку и потянул в сторону комнаты.
– В чем дело, Поль? – спросила я, как будто собака могла дать мне четкий и вразумительный ответ.
Поль оставил в покое мою юбку и направился в сторону комнаты. Я пошла следом за ним, пытаясь угадать, что же означает такое поведения. Мы зашли в комнату, и Поль слегка поддел носом трубку телефонного аппарата, стоящего на столе.
По всей видимости, он пытался сообщить, что кто-то звонил мне, пока я работала, а точнее, способствовала своему увольнению. Скорее всего, это папа. Мамины звонки я могла бы пересчитать по пальцам одной руки. Время сейчас было явно не детским, так что перезванивать не имело смысла.
Па наверняка уже видел десятый сон. Да и чем я могла его порадовать, кроме сообщения о том, что вылетела с очередной работы?
Стоп… Но папа вряд ли звонил бы в это время. Он ведь знает, в какое время я работала в «Тайных желаниях». Тогда кто же мог мне звонить? Неужели объявился хозяин Поля? Внутри у меня все сжалось. А я-то думала, что хуже быть уже не может. Господи, если ты не просто просиживаешь штаны на облаках, сделай так, чтобы у меня не отобрали собаку! Мои глаза снова наполнились слезами, и я с трудом удержалась от соблазна начать жалеть себя заново.
Да, я могла бы попросту сказать хозяину, что найденная мной собака снова убежала. Но Поль…
Я могла бы обмануть его хозяина, но не его самого. Слишком много для меня значило доверие этого пса.
Мои попытки удержаться от повторного «круговорота воды в природе» прервал телефонный звонок. Мне стало не по себе. Без особой надобности в такое время никто не звонит. Значит, что-то случилось у родителей! Я судорожно схватила трубку и чуть не уселась на пол от неожиданного счастья, свалившегося на мою бедовую голову. Благословенный телефонный провод донес до меня голос Мэй Хэджог, сгинувшей несколько лет назад в стране «травки и красного перца»!
Глава 5
– Ну что, будем полуночничать? – смеясь, спросила Мэй прямо с порога.
– Как ты изменилась, Мэй!
Она и вправду стала совсем другой: волосы, раньше отливавшие золотом, были коротко острижены и покрашены в черный цвет, черты загоревшего лица утратили прежнюю остроту, стали округлыми, мягкими. Во всем ее облике чувствовались сила и решительность, которые, хоть и присутствовали раньше в характере Мэй, не бросались в глаза так явственно.
Я крепко обняла подругу и буквально потащила ее в кухню. Мэй примчалась ко мне сразу после звонка. Проблемы с транспортом, как выяснилось, ее не волновали. Собственная машина позволяла ей не зависеть от расписания городского транспорта.
Поль внимательно обнюхал гостью, словно оценивая, стоило ли пускать ее в дом. Решив, по всей видимости, что опасность мне не грозит, он оставил нас беседовать в кухне и отправился спать.
– Какой у тебя чудный пес! – покосилась Мэй в сторону уходящего зенненхунда. – Давно исполнила свою голубую мечту?
– К моему великому сожалению, пес мне пока не принадлежит.
Мэй удивленно подняла брови.
– Потом объясню. Сначала расскажи о себе.
– Нет уж, сначала я попрошу у тебя прощения за поздний звонок и приезд.
– С ума сошла! Я безумно рада тебя видеть. К тому же я ведь знаю, что ты сова.
– Да уж, жаворонком я так и не стала, засмеялась Мэй. – Знаешь, твой папа сказал мне, что ты на работе, но я почему-то решила не сдаваться и названивала тебе каждый час.
– Я уже не работаю… – мрачно заметила я. – Но об этом тоже потом. Давай, рассказывай о своей стране «травки и красного перца». Несколько лет о тебе не было ни слуху ни духу, так что теперь я собираюсь услышать длинную историю, полную приключений, загадок и тайн.
– Ну…, с приключениями ты погорячилась, как-то невесело усмехнулась Мэй. – В основном это были злоключения…
Мужчина, за которого вышла замуж Мэй Хэджог, оказался типичным представителем домашних тиранов. Вернувшись на родину с сероглазой красавицей-женой, он первым же делом начал расставлять точки над «i». Кто приносит деньги в семью? Конечно же, Алонзо. Значит, кто хозяин в семье? Конечно же, Алонзо.
И кого должна слушать жена? Разумеется, Алонзо. О том, чтобы жена Алонзо работала, не могло быть и речи. Ее обязанности – ублажать мужа и заниматься хозяйством, а между делом рожать маленьких мексиканских отпрысков (до чего, слава богу, не дошло, потому что Мэй тайком от Алонзо предохранялась).
Роскошная «фазенда», о которой Алонзо прожужжал Мэй все уши до отъезда в Мексику, представляла собой огромный и старый деревенский дом. Для того чтобы навести в нем подобие порядка, Мэй пришлось несколько месяцев вкалывать как проклятой. Помимо этой развалюхи Мэй получила «в приданое» парочку дряхлых ослов и курятник. Ответственность за всю эту живность муженек взвалил на нее. Словом, вся «обеспеченность» Алонзо оказалась воображаемой. С милым рай и в шалаше, вздохнув, подумала Мэй и приступила к своим обязанностям.
