Пат Бут - Сестры
– Мне бы и вполовину меньше показалось безумием.
Но на самом деле она не боялась. Слишком устала, была взволнована и взмокла от жары; к тому же не знала, какой прием ее ожидает.
– Знаешь, я, пожалуй, попытаюсь заснуть. Доверяю себя водителю, – сказала она, прислонив голову к обшарпанной дверце бывавшего в переделках «Шевиимпла».
– Попробуй. Я разбужу тебя, как только мы въедем в Палм-Спрингс.
Через несколько мгновений она уже крепко спала.
Джули махала ей с балкона белого загородного дома, где они с матерью проводили лето. Она махала так приветственно, что Джейн хотелось немедленно мчаться по каменистой дорожке, обсаженной разросшимися, кроваво-красными цветами герани, и ворваться в прохладу старого дома, с его толстыми стенами, темной дубовой мебелью и лениво жужжащими мухами, чтобы, взбежав по ступенькам, броситься в объятия сестры, которую она совсем не знала. Но, подойдя поближе, Джейн увидела, что та размахивает клочком толстой оберточной бумаги, в которую они обычно заворачивали козий сыр. Ее большое, круглое лицо было нахмурено, по толстым щекам катились слезы, слезы гнева, ненависти и страдания. Джейн застыла на месте, а откуда-то издалека, от кактусовой лужайки, от сарая, где фермер хранил свои инструменты, донесся зовущий ее мамин голос.
– Не входи, Джейн. Туда не надо. Это не настоящая Джули – это всего лишь фотография, непотребная фотография. – Голос мамы был очень далек, но она все же закричала в ответ:
– Глупости, мамочка! – и все же побежала к дому, по серым ступенькам, в спальню с ее холодным каменным полом и высокими деревянными стенами.
Джули стояла у входа на балкон и обернулась, когда Джейн, запыхавшись, влетела в комнату. И вдруг, совершенно внезапно, она превратилась в облако, в клубы вонючего тумана, который тут же поглотил Джейн.
Стоя посреди ядовитого тумана, густого и влажного, с болезненными испарениями, Джейн начала задыхаться. Клубящаяся облаком Джули была повсюду – в легких, в горле, внутри самого ее существа. Если бы она могла закричать – издать хоть какой-нибудь звук – это бы означало, что она не погибла в жгучей паровой топке. Джейн открыла пошире рот, пытаясь изо всех сил глотнуть хоть немного воздуха, чтобы закричать.
– Помогите!
– Эй, с тобой ничего не случилось. Тебе просто приснился дурной сон.
– Что? М-м-м. Боже. – Обрывки головоломки сложились в цельную картинку. – Ох, дружище, это было жутковато. Я что, долго спала?
Она выпрямилась и собралась с мыслями. Правая рука ничего не чувствовала – она ее отлежала, пришлось слегка помассировать у локтя.
– Час или около того. Я как раз собирался тебя будить.
– Боже мой, ну и жара!
Безжалостная, злая жара и в самом деле проникала всюду, так что безопаснее было притрагиваться к предметам, залитым потом. Джейн чувствовала, как ручьи стекают у нее по шее и груди, липкие лужицы образовались на сиденье под ней, прозрачная от влаги блузка прилипла к телу.
Кондиционер не то чтобы не работал, но временами он отключался, и Пит уже принял отважное решение открыть окна в надежде, что ветерок хоть как-то освежит их и охладит машину.
Но это все равно что раскрыть ворота крепости полчищам апачей. Раскаленный воздух пустыни ворвался внутрь, как помешанный убийца, и теперь температура в салоне была не меньше ста десяти градусов по Фаренгейту, как и обещали по радио для района Коачелла-Вэлли.
Жара свирепствовала и снаружи. Джейн видела ее, ослепительно сияющую, расстилающуюся по земле, уничтожающую все живое, удушающую, губительную. На другой стороне скоростного извилистого шоссе пустыня, казалось, совсем сдалась на милость победителя и стала покорной слугой солнца, малодушно подхихикивая его жестоким шуткам и выжидая, когда наступит вечер и ее остролистые колючие цветы и жесткие кустарники вновь оживут.
– Да-а, вот это и есть пустыня. Как она тебе?
Джейн во все глаза смотрела на лежавшую за окном пустыню – она тянулась от шоссе на Сан-Бернардино к самым горам. Странное, волнующее зрелище; после привычных ее глазу холмов и равнин Англии оно напоминало лунный пейзаж. Казалось, нет ничего привлекательного, никакой зелени на этой угрюмой, бесплодной земле, но в испепеленной, выжженной щетине сквозили гордость и насмешка над легким существованием ее родной земли. «Я, может, и не хороша, зато выжила, – казалось, говорила пустыня. – Я вытерплю все и буду вечно, хотя все вокруг заставляет меня умереть». И, словно усиливая вызов адского солнца, там и сям обжигали глаза своим блеском пересохшие русла рек, всполохи пурпура, белые и рубиновые пятна дикорастущего олеандра и жутковатое серебро обуглившихся деревьев.
– Это… величественно, – ответила наконец Джейн.
Она вновь думала о Джули. Какие силы черпала отсюда ее сестра? Почему Джули, невероятное богатство которой позволяло ей жить где угодно, выбрала эту местность? Из-за ее уединенности? Из-за ее злобного противостояния ветру и небу? Из-за ее драматичного контраста с землей, на которой родилась Джули?
– Мы будем в Палм-Спрингс через десять минут. У тебя есть адрес сестры?
– Да, где-то был. – Джейн приподнялась с липкого сиденья и с огромным трудом влезла в карман сырых, облепивших тело, как кожа, джинсов. Господи, следовало бы все же носить бюстгальтер. Хотя к черту его! Грудки-то ведь хороши! Наконец она извлекла бумажку:
– Это называется «Палм-Каньон». Нужно ехать на Лас-Палмас, а дом террасами спускается с отрогов Сан-Джасинто. Это довольно большой дом, судя по картинкам в журналах. Думаю, его легко найти.
– Палм-Каньон – главная достопримечательность. Я неплохо знаю район Лас-Палмас. Без проблем. – Питер Партон уже терял свою пассажирку. – Как будешь в Лос-Анджелесе и вдруг заскучаешь, разыщи меня. – Он протянул ей карточку и постарался не слишком заглядывать в ее глаза, аквамариновые, как море у Карибских островов, где он служил на флоте. Глаза… да и вся она. Целый час, пока она спала, парень наслаждался прекрасным зрелищем.
– Я иногда снимаюсь, да и сценарии пишу в свободное время. Такси – это так, для заработка. – Если она из Англии, может статься, она и не слышала ничего такого. На фабрике грез нет людей, которые не подошли бы друг другу.
Но Джейн была уже не с ним. Симпатичный парень, с ним приятно поболтать, но она уже двигалась дальше, участвовала в иных представлениях.
– Это интересно, может, я и загляну, – не очень убедительно пообещала она, мысленно возвращаясь к тому сновидению, которое только что напугало ее. Конечно, ее отчасти беспокоил предстоящий прием Джули, но лишь самую малость. То, как сестру воспринимают другие, мягко говоря, ее не волновало. Если и были трения между ее матерью и Джули, это едва ли могло затрагивать ее лично. Ей и было-то всего пять, когда сестра отправилась в Америку. Она отогнала мгновенный приступ сомнений и страха, естественное ощущение собственной неотразимости возобладало. Бедняжка Джули. Совсем одна во дворце, в раю, забитом безликими игрушечными мальчиками.
