Мара Фицчарлз - Музыка любви
Он отложил второе фото и потянулся за третьим — сияющая улыбкой Ханна держала на коленях двух очаровательных девочек — точные копии ее самой. И у каждой малышки — те же рыжие волосы, тот же цвет глаз и та же улыбка, как у нее.
Она сказала, припомнил Майкл, «я живу одна». Где же ее дети?
Совсем запутавшись, он поставил последнюю фотографию на стол. Чем больше он размышлял, чем больше узнавал о ней, тем более загадочной казалась она. В его руках она была нежной и ранимой, а когда загоралась, становилась неистовой и страстной любовницей, что очень ему льстило. И он, конечно, хотел ее. Его желание было таким сильным, таким безудержным, что почти путало его. Единственная вещь, которая что-то значила в его жизни, была его карьера. И достаточно странно, что единственной вещью, которая принесла ему почти такое же удовлетворение, были его чувства к Ханне.
Да, если она не та, за кого себя выдает, она может погубить и его карьеру, на которую он потратил много сил. Итак, что ему следует предпринять? Он вернулся туда, откуда начал вчера утром, пожалуй, лишь исключая вспыхнувшую в нем злость, которая теперь уже не иссушала его душу. Следует ли ему вернуться в спальню и задать Ханне все вопросы, которые так мучают его? Или лучше, прихватив свои туфли, бежать без оглядки, чтобы снова не попасть в ее сети?
Вопросы, вопросы, вопросы… Безусловно было только одно — его внезапно вспыхнувшая страсть и мелодия, рожденная этой страстью. Это было реально. Это было важно. Ничто не имело значения, кроме чувств, и их глубину измерить было невозможно.
Майкл снова бросил взгляд на фотографию Ханны и, невольно улыбнувшись маленьким девочкам, внезапно решил, что должен получить ответ на все вопросы. Он должен двигаться вперед. Он не хотел догадываться или строить предположения. Он просто спросит ее об отсутствующем муже и существующих детях.
Он повернулся кругом, ища куда-то запропастившийся туфель, его взгляд быстро прошелся по комнате и внезапно остановился на музыкальном центре. Майкл замер — наверху плеера стоял выставленный на всеобщее обозрение его последний альбом. Сбросив с себя оцепенение, Майкл продолжил расследование.
Опустившись на пол, он сгреб все кассеты и компакт-диски, рассматривая собранную Ханной коллекцию. И всюду он видел имя Шона Майклза… Теперь он все понял, и гнев снова затуманил его рассудок. Все, больше он не может, не хочет и просто не в состоянии видеть Ханну!
Ему необходимо побыть одному, чтобы подумать обо всем и привести в порядок свои чувства.
Он положил диски на пол, сунул ноги в туфли и быстро пошел к выходу.
Проснувшись, Ханна долго лежала, не открывая глаз, смакуя сладкие отголоски страстного, чувственного сна. Мгновения текли, и она наконец вспомнила, что в этом дивном сне она видела Майкла Девлина.
Она перевернулась на бок, чтобы теснее прижаться к нему, и вдруг обнаружила, что его нет рядом. Холодок страха пробежал по ее спине, усиливая хорошо знакомое чувство острого одиночества.
Она пыталась убедить себя, что сегодня нет никакой причины для подобных страхов и что слишком много времени миновало с той поры, когда щемящая тоска разлуки с Куином вызывала в ее сердце подобную боль.
Но все же эти чувства ожили в ней, и хрупкая мечта разбилась в беспощадном свете дня. Знакомое чувство одиночества, хмурая реальность правды… Она зарылась лицом в подушку, на которой еще недавно спал Майкл, вдыхая знакомый запах сандалового дерева. Единственный след, который остался от него.
Она не могла сказать, откуда она это знает, но была уверена, что он ушел. Не просто из спальни, а вообще из дома. Она кожей чувствовала его отсутствие.
Ханна шумно вздохнула, вспоминая нежность, с которой он смотрел на нее, сжимая в объятиях этой ночью. Достаточно было искры, чтобы желание поглотило их, превратившись в пламя неконтролируемой, безграничной страсти.
Она помнила ошеломляющие ощущения, которые возникали всякий раз, когда их губы соприкасались, когда соединялись их тела… И она сделала неожиданное открытие — такую полную, взаимную нежность нельзя назвать обычным сексом, чисто физическим влечением. Ханна уже побывала замужем. И это был не первый ее сексуальный опыт. Но то, что она испытала с Майклом, было совершенно новым, особенным, непохожим на то, что было у нее с мужем. Она была уверена, что Майкл был потрясен так же, как и она. И испытывал тот же шок от того, что произошло между ними и что не подчинялось никакому контролю.
Даже сейчас, когда она просто вспоминала, этого было достаточно, чтобы сильное желание вновь ожило в ней. Но, увы, Майкла не было рядом, чтобы утолить ее голод. Он покинул ее навсегда.
Как и в ту первую встречу, его исчезновение поставило ее в тупик и вызвало щемящую боль в груди. Что-то заставило его поступить так. Но что? Неужели после этой ночи он мог подозревать ее в каком-то злом умысле? Или существовало что-то еще, о чем она и не подозревает?
Вернувшись в свои роскошные бостонские апартаменты, Майкл Девлин засел за работу. Он должен был закончить новую песню — «Музыка ночи». Песня, которая родилась так естественно и так сильно волновала его. Но у него ничего не получалось. Все упиралось в Ханну. Когда ее образ, вдохновивший его на создание этой мелодии, вставал перед глазами, он напрочь заслонял собой все — и слова, и музыку.
Может быть, в этом не было ничего странного? Его первая встреча с Ханной Чандлер дала начало этой мелодии. Неудивительно, что в тот момент, когда его еще не терзали сомнения, Ханна и прекрасная мелодия слились воедино. Он не мог думать о ней, не вспоминая музыку той ночи, но и не мог писать музыку, не вспоминая об этой женщине. Они были неразделимы.
Майкл вздохнул. Ему хотелось работать, хотелось оставить позади все свое «неблагоразумие». Забыть, что он вел себя глупо, и продолжать жить так, как жил раньше.
Ханна — это только часть проблемы. Он не мог целиком свалить на нее вину за свое дурное настроение. Неудовлетворенность и крушение иллюзий отравляли ему настроение. Он не мог постоянно лгать себе, не мог превратить самообман в стиль жизни. Когда, спрашивал он себя, когда это случилось?
Ответ не заставил себя ждать: немногим более года назад. Когда его имя трепали в суде, а его личная жизнь была выставлена на всеобщее обозрение. Его убеждения были поставлены под сомнение, и он стал мишенью для злых языков.
Он вынужден был смириться, чтобы хоть что-то спасти от несправедливого осуждения.
Он не думал, что возможно отступить больше, чем он сделал тогда.
На какое-то время он отменил концерты. Но его агент вытащил его из затворничества, требуя, чтобы он продолжал выступать. Ему не оставалось ничего другого, как покориться, но, составляя расписание, он потребовал уменьшить количество концертов. В конце концов на него навесили ярлык затворника.
