Маша Царева - Блондинки предпочитают джентльменов, или Глупа, одинока, опасна
– Какую еще историю? – похолодев, спросила я.
– Про платье Одри Хепберн, – с очаровательной улыбкой ответил он, – на самом деле никакого платья у меня нет. Но это ведь нам не помешает… насладиться обществом друг друга?
Я стряхнула его потные ладошки со своей талии и отступила на несколько шагов назад.
– Как это нет?
– Вот так, – развел руками коллекционер, – послушай, если бы я знал заранее, что ты так увлекаешься модой, то непременно купил бы платье, чтобы произвести на тебя впечатление. Но я же не мог это предсказать… Но у меня есть утешительный приз.
– Перчатки и поясок? – обреченно вздохнув, спросила я.
Что ж, лучше что-то, чем совсем ничего. А уж если эти перчатки еще и кружевные и доходят до середины локтя… Тогда все не так уж и плохо.
– А вот и не угадала! Смотри! – Он кивнул в направлении уродливого кожаного кресла. – Как ты думаешь, кому оно принадлежало?
– Директору школы, в которой ты учился? – предположила я.
– Герингу, дурочка. Это кресло самого Геринга. У меня нет платья Одри Хепберн, зато есть кресло Геринга, а это, согласись, чего-то да стоит. Если хочешь, можешь в нем даже посидеть.
И только в тот момент до меня наконец дошло, что коллекционер-миллионер самым подлым образом заманил меня в паутину. Откуда выбраться будет не так уж просто, как это может кому-то показаться. Пусть он не отличается атлетичностью телосложения, пусть я на голову выше, но все-таки силы неравны, он ведь мужчина (если, конечно, человека, так поступившего, вообще можно назвать этим гордым словом).
– Конечно, хочу, – беззаботно сказала я. Надеюсь, что он не заметил, как у меня дрожали при этом губы. – Только мне кажется, что не стоит садиться на него в уличной одежде. Все-таки это антикварная, очень дорогая вещь.
Ларин просиял. Как и все самовлюбленные идиоты, он даже не заподозрил, что внезапная перемена в моем поведении может быть вызвана отнюдь не приступом сексуального влечения к тщедушному миллионеру.
– Наконец-то я слышу от тебя нечто умное, – сказал он, – а то я уже начал подумывать, что в анекдотах о тупых блондинках что-то есть.
Я с готовностью расхохоталась.
– Так ты мне дашь халат?
– Конечно, любовь моя. Можешь взять в ванной. Только у меня есть другая идея. Мне кажется, что в таком знаменитом кресле можно посидеть и голышом.
Я уже пятилась к двери.
– Вот этим ты и займись. А я пока приму душ.
Ларина не надо было просить дважды – он принялся расстегивать пуговицы рубашки так быстро, что я испугалась: а вдруг он разденется быстрее, чем я отправлюсь якобы на поиски душа?
Я рванула из комнаты прочь.
Это был явно не мой день. И только в одном мне невероятно повезло: мне легко удалось справиться с замками входной двери коллекционера-миллионера.
ГЛАВА 4
– Телевизионное правило выживания номер один. Не стоит безоговорочно верить героям интервью. Наши джентльмены, знаешь ли, любят приврать.
Так сказала мне Ада, когда я поделилась с ней леденящей кровь историей моих злоключений. Мы находились в редакционной комнате одни. Похоже, ей нравилось давать советы. Наверное, в один прекрасный день все мы вступим в возраст наставничества. Аде-то под (а то и за) шестьдесят уже.
– Но это звучало так убедительно! Видела бы ты, с какой скоростью я убегала из его квартиры! Чуть каблуки не переломала, – я сорвалась с места, чтобы наглядно продемонстрировать новой подруге, как оперативно я покинула миллионерское жилище.
– Хорошо, что не ноги, – усмехнулась моя добровольная наставница, – ладно, для первого раза ты неплохо справилась. У нас и кое-что похлеще случалось.
– Что? – живо заинтересовалась я. Всегда приятно послушать утешительные байки о тех, кто попал впросак еще более по-идиотски.
– Как-нибудь потом расскажу, – разочаровала меня Ада, – а сейчас внимание, внимание, к нам приближается слонопотам.
Я обернулась и обнаружила редактора Грушеньку, которая подкрадывалась к нам сзади, видимо желая подслушать мою историю о первом провальном интервью. Странная особа, она как будто бы не понимала, что с ее весом сложно строить из себя шпионку. Обнаружив, что ее маневр рассекречен, она ничуть не смутилась.
– Вот вы где, – равнодушно передернув пухлыми плечами, констатировала она, – слышала, вы не очень хорошо справились с новой работой.
Сопоставив факты, я поняла, что обращается она ко мне. Хотя смотрела Грушенька не на меня, а куда-то в сторону. Видимо, это был такой своеобразный метод унижения провинившегося корреспондента. Дешевенький, надо заметить, приемчик.
– Меня зовут Александра, – холодно сказала я.
– А мне наплевать, как тебя зовут! – прошипела редакторша. – Главное, что ты не умеешь работать.
– Это была ее первая съемка, – вступилась за меня Ада.
– Понабрали дилетантов, – поджала губы Грушенька, – я вообще не понимаю, что здесь устроил Волгин.
– Грушенька, но ты же и сама не родилась телевизионщицей, – усмехнулась Ада. Судя по всему, хамские выходки гневливой толстухи не злили ее, а забавляли. Может быть, происходило это потому, что Ада была гораздо старше Грушеньки и работала в программе дольше нее.
– Но и такой рохлей я никогда не была, – высокомерно ответила она.
– Но я прекрасно помню, как ты перепутала полки с кассетами, и вместо интервью в эфир отправился черновой материал, – со спокойной улыбкой возразила Ада. – Волгин с тобой целый месяц не разговаривал, а нашу программу чуть не закрыли.
– Было дело, – вдруг миролюбиво согласилась Грушечка, – а ты, помнится, как-то раз забыла надеть на работу юбку. В колготках и пиджаке пришла.
Ада по-девчоночьи звонко рассмеялась.
– Да, я тогда вечно не высыпалась и ничего не соображала по утрам. А помнишь, как ты смеха ради купила парик и темные очки, и тебя никто не узнал. И все про тебя сплетничали, а ты стояла рядом и слушала.
– Да, узнала о себе много нового и интересного. Очень рекомендую этот способ самопознания, попробуй тоже, тебе понравится.
– Да обо мне наверняка никто не сплетничает за спиной, – помолчав, Ада добавила: – А жаль, было бы так интересно послушать!
Я ушам своим не верила. Еще минуту назад Грушечка раздувалась от злости, как мультипликационная жаба – вот-вот и лопнет. А теперь они с Адой болтают, как две старинные подружки. Что происходит в этой редакции? Почему все так странно себя ведут?
В любом случае миролюбивая беседа – лучший предлог для того, чтобы потихонечку выкарабкаться из этого клубка змей. Моего отсутствия никто и не заметит.
Стараясь не привлекать к себе внимания, я попятилась в другой угол комнаты.
* * *Забившись в угол офиса, я оккупировала единственный свободный стул и мрачно уставилась в пустой блокнот. Мне предстояло написать закадровый текст к сюжету о коллекционере-миллионере. Многозначительно поведя бровью, Грушенька предупредила, что текст этот должен быть интеллигентным. Жаль, ведь я-то собиралась явить миру страшную правду: хваленый коллекционер – извращенец.
