Энн Оливер - За закрытыми дверями
– Так, значит, ты у нас психолог.
– Нет, я просто женщина.
И не поспоришь. Ему вдруг страстно захотелось поддаться искушению, вобрать в себя всю энергию женственности, которую она источала, попробовать на вкус ее губы, прикоснуться к ней. Вместо этого он саркастически улыбнулся:
– Мужчине нечего противопоставить такой мощной логике.
Клео хлопнула ладошкой по дивану:
– Ну вот, ты опять надо мной смеешься и ведешь себя так, будто мне шестнадцать.
– Тебе никогда не было всего шестнадцать.
И в этом корень всех проблем.
– Да что ты вообще обо мне знаешь? У тебя на меня никогда не было времени. Разве что на издевательства минутку находил!
– Это не значит, что я тебя не замечал.
– Замечают зубную боль и как-нибудь реагируют.
– Я отреагировал – ушел со сцены. – И переживал эту утрату так же тяжело, как будто это была смерть. – Дело не в тебе, а во мне. – Он увидел в ее взгляде муку. И недолго думая прикоснулся к ней. Можно мириться с ее злостью, но не со страданиями. – Я не хотел сделать тебе больно.
Клео смотрела на него. Глаза жгло. Мягкое прикосновение его руки, теплой и грубой, не облегчало боли в сердце. Как мог умный, разбирающийся в женщинах мужчина быть таким глупцом?
– Ты правда ничего не понимаешь, да?
Или он притворяется, отрицая то, что заметил бы и слепой, взглянув на нее? Надо смотреть фактам в лицо. Джек игнорировал ее, потому что в ней нет ни капли гламура. Но признать это слишком унизительно. И если она сейчас не сделает хоть что-нибудь, растворится в разочаровании и жалости к себе. Клео поклялась, что на этот раз не поддастся его влиянию. Но сердце отказывалось слушаться.
Она заставила себя выпрямиться, встала с дивана и пошла к двери, подальше от мужского тепла.
– Чего ты от меня хочешь? – бросил Джек вслед.
Клео обернулась. Дневное солнце сквозь окна лило свет ему на плечи. В темной футболке Джек казался воплощением ее самых сокровенных фантазий.
– Ничего. Совсем ничего. – «Если ты не готов дать мне это добровольно».
И, ужасно боясь чем-нибудь выдать царившее внутри отчаяние, Клео отвернулась. Прежде чем он ответил, убежала в комнату его отца, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Руку все еще жгло теплое прикосновение Джека.
Аромат одеколона, которым Джерри пользовался до самой смерти, казалось, пропитал в комнате все. На мгновение время повернуло вспять, и он вернулся. Снова сидел на диване лицом к окну. И Клео смотрела в окно. Сменялись времена года, летели дни рождения. А она ждала Джека.
Ее пронзила боль, подступили слезы. Упрямство двоих мужчин лишило их самого драгоценного момента в жизни, возможности попрощаться. Джек, должно быть, ошибается. Джерри не мог сказать, что не хочет больше видеть родного сына.
Воздух был теплым, но Клео потерла вдруг замерзшие руки. Срочно надо чем-нибудь заняться. Только тяжелая физическая работа могла унять набиравшее силу чувство разочарования, от которого можно взорваться.
Ванная Джерри. Не то чтобы там надо было убрать, в последние несколько дней Клео вылизала весь дом. Однако работа с водой всегда помогала избавиться от плохого настроения.
Через час, израсходовав полбутылки чистящего средства, Клео сняла резиновые перчатки, откинула с лица влажную прядку, взглянула в зеркало. Вид так себе. К счастью, рядом никого нет.
Вернувшись в спальню Джерри, она была поражена царившими там покоем и тишиной, и чтобы хоть как-то исправить ситуацию, тихонько включила проигрыватель. Битлы запели о вчерашнем дне. Она открыла окно.
Свежий ветерок тут же остудил лицо и шею. Клео опустилась на диван. Пальцы скользнули по мягкому шерстяному покрывалу, она поднесла его к щеке.
– Теперь ты свободен. Свободен от боли.
Клео не плакала у постели Джерри Девлина, когда он испустил последний вздох, слишком велико было горе. Она не плакала на похоронах, Джерри хотел, чтобы их превратили в праздник. Теперь глаза защипало от невыплаканных слез, она их больше не сдерживала. Они бежали по щекам, остывая под дуновением бриза.
Всхлипывания прервал щелчок поворачиваемой дверной ручки. Размазывая слезы по щекам, Клео представила Джека, стоявшего в коридоре. Одна рука на дверном косяке, босые ступни утопают в ковре, темные глаза внимательно смотрят на нее.
А она рыдает.
Крепче стиснув покрывало, Клео закрыла глаза. Она опозорена. Смущена. Разочарована.
– Уходи, Джек. – Он не ответил. – Не видишь, мне надо побыть одной.
Он выключил проигрыватель, и в комнате снова повисла тишина.
– Я повсюду тебя искал.
Воздух накалялся, Джек не уходил. Клео очень хотела, чтобы он в этот момент оказался в тысяче миль от нее. Впрочем, Джек все всегда делает наоборот.
Он положил руки ей на плечи и на мгновение сдавил их. От прикосновения она подпрыгнула, как кролик. Волнение охватило ее. Она чувствовала его запах, тепло, дыхание. Подушка дивана подалась вниз, когда он сел позади нее.
– Я должен был остаться здесь ради тебя, Златовласка.
– Должен был, но не остался. А я осталась. Ладно, проехали.
– Думаешь, ничего никогда не изменится, и люди, которые есть в твоей жизни, никуда из нее не исчезнут. А потом – бац, однажды утром просыпаешься, все изменилось, и уже поздно говорить то, что хотел сказать, поздно делиться мыслями и вспоминать счастливые времена.
Клео давно похоронила наивную романтичную мечту о том, как Джек однажды утром проснется и поймет, что все это еще может у них быть. Где она сама окажется к тому времени? Скорее всего, в доме престарелых.
Его ладони скользнули с ее плеч и сомкнулись перед ней. Она положила голову ему на плечо. В тот момент хотелось, чтобы он просто поддержал ее.
– У меня никогда не было отца, которого я хотела бы запомнить, – сказала Клео и удобнее устроилась в объятиях Джека, который крепче сцепил пальцы. – Не было отца, который проводит с тобой время и любит тебя такой, какая ты есть. Джерри дал мне все это.
– Я знаю.
Она почувствовала, что Джек немного изменил позу. Так, значит, он пренебрежительно окрестил ее Златовлаской просто потому, что ревновал к отцу.
– Мы оба знаем, что он слишком много пил. Любимая женщина сбежала, а сын… – Что она могла сказать о Джеке? Сначала казалось, он безразличен к нему, но с годами безразличие переросло в нескрываемую неприязнь. – Ты был груб, все время пропадал с друзьями или девушками.
– Ты не лучше.
Клео понимала: Джек имеет в виду плохую компанию, с которой она общалась, чтобы привлечь его внимание. Уж лучше так, чем оставаться совсем незамеченной.
– Я была несносна, признаю.
– Мы с тобой два сапога пара. Твоему отцу было плевать, как его поступки отразятся на дочери. А я из-за него потерял мать, которую очень любил.
