Лариса Кондрашова - Чужой муж
— «У Максима», — скрывая улыбку, сказала Наташа.
— Ценю ваш юмор, — кисло отозвался он, — но пока я не настолько кредитоспособен, чтобы везти вас в Париж.
— Вы подозреваете меня в подобной зловредности? У нас в самом деле есть такой ресторан. Небольшой, но очень уютный. И его директора зовут Максим. И группа танцовщиц у него есть. Такие, знаете ли, небесталанные девчушки.
— Чего только не увидишь в провинциальных городах! — Он всплеснул руками, привычно вздевая и свой кейс.
Ну конечно, мы из области, а тут — глухая провинция. А приедут москвичи, будут на областных глядеть сверху вниз. Так каждый на своей ступеньке снисходительно посматривает на нижестоящих.
— Поедем на такси?
— Зачем же, у нас все близко. Пройдем квартал вперед, завернем за угол…
— А там в темной подворотне нас не будут ждать двое или трое накачанных молодчиков?
— У нас здесь никого не бывает, — сказала Наташа. Раз уж он взялся цитировать советские фильмы, то и она не отстанет. — Ни ваших «коз», ни ваших «ностров».
Словом, Рудина веселилась прямо-таки изо всех сил. Хотелось хоть ненадолго забыть то самое событие, которое не давало ей жить как прежде и торчало в душе отравленной занозой.
В ресторане почти никого не было, так что им не пришлось ждать ни официанта, ни закусок. Все подавалось в темпе. Предложили даже горячее, но Павел счел нужным тормознуть этот скоротечный сервис.
— Мы бы хотели у вас немного посидеть, — вроде невзначай заметил он, и официант смутился от своей торопливости.
— Застоялся, — сказала Наташа.
Оказалось, что оба проголодались. В момент умяли все холодные закуски, так что Павел решился сходить на кухню и таки согласиться на горячее.
— Подольше посидим за десертом, — решил он. — Мне так редко удается остаться без дела и отдыхать просто так…
— А я представляла себе, что журналистам это удается делать чаще других, — заметила Наташа.
— Заблуждение всех непосвященных, — не согласился он. — Журналист всегда на работе, даже если кажется, что он всего лишь развлекается.
— Но тележурналист — это ведь другое дело. Вашего товарища с камерой поблизости нет…
Он оказался, как ни странно, вовсе не готов к долгому общению. Может, ему хотелось быстренько-быстренько затащить ее куда-нибудь, а вовсе не разводить турусы на колесах! Наташа недавно прочла это выражение в книжке кого-то из классиков и теперь, вспомнив, усмехнулась.
Павел с надеждой воззрился на ее лицо. Вот сейчас она скажет: пойдемте ко мне домой, я вся ваша!
А между тем было рано, седьмой час вечера, народу в ресторане не прибавлялось, оркестр не играл, так что в их разговоре в конце концов возникла пауза не то чтобы тягостная, но натянутая.
Вообще люди, находящие с ходу общий язык и его не находящие, — тема особая. Порой совершенно незнакомые люди, бросив всего одну короткую фразу, цепляются за нее и, как по лестнице, взбираются на вершины самого длинного и содержательного разговора. А случается, не о чем говорить между собой и самым близким людям.
К Наташе и Павлу это не относилось, но разговориться они никак не могли. Он попробовал рассказать анекдот — Наташа вымученно улыбнулась. Она хотела вспомнить что-нибудь остроумное — мозги будто заклинило. В конце концов Наташа решила, что все дело в ней. Это она не может расслабиться. Это на нее так повлияло недавнее событие, напрочь отбив природный юмор и способность к общению. Нечего было и длить эту неинтересную встречу.
— Простите, но мне пора домой, — сказала Наташа; хотя чего ей было делать дома-то?!
Павел нехотя согласился, и, рассчитавшись, они вышли из ресторана.
На улице не на шутку сыпал снег.
— Зима разгулялась, — сказал он, — если так и дальше пойдет, мы можем здесь застрять.
— Вполне, — рассеянно подтвердила Наташа.
Она невольно стала ускорять шаги, мечтая попасть в тепло своей квартирки. Что ей, в самом деле, дома поесть нечего? Зачем она согласилась на эту встречу, заведомо ведущую в тупик?
Правильно говорит Игорь Губерман:
Давно живу как рак-отшельник.И в том не вижу упущения.Душе стал тягостен ошейникПустопорожнего общения.
Однако ее спутник так не думал. Он вообще думал не о том, потому что едва они свернули за угол, как он прижал Наташу спиной к забору, схватил за шею и стал целовать.
Губы у него были холодные, жесткие, и Наташа ничего не почувствовала. Ни тепла, ни какого бы то ни было чувства. Как будто под этим густо сыпавшимся снегом ее стали насильно кормить мороженым. Осталось только ощущение стиснутой шеи, так что, вырвавшись, она сделала несколько поворотов ею туда-сюда, не думая о том, что для него ее движения по меньшей мере оскорбительны.
— У тебя такой мощный захват, — пробормотала она. — Будто ты вознамерился бросить меня на ковер.
«Или на сугроб», — хмыкнул внутренний голос.
— Кажется, я в тебя влюбился, — сказал Павел ей на ухо.
При этом он не знал, куда девать свой кейс, и потому опять стал прижимать к себе Наташу, но одной рукой, что получалось у него не слишком ловко. Наверное, она должна была как-то на его посыл ответить? Все-таки кормил-поил.
— Ты не обидишься, если я тебе кое-что предложу? — сказала Наташа.
Он сразу оживился и с надеждой посмотрел на нее.
— Не обижусь.
— В ресторане мне было неудобно говорить об этом, но теперь… Я бы хотела оплатить половину счета.
Она видела, как надежда в его глазах сменяется разочарованием.
— За что ты меня так?
— Видишь ли, я не могу отплатить тебе, к примеру, гостеприимством. Мы живем с мамой в однокомнатной квартире…
Все-таки не могла не соврать. Но вести сейчас к себе постороннего мужчину… да и вообще кого бы то ни было ей вовсе не хотелось.
— Это ничего, — горячо откликнулся он, — мы можем пойти ко мне в номер. Правда, я живу с оператором, но мы отправим его куда-нибудь погулять.
— Погода не для прогулок, — усмехнулась Наташа.
— Мало ли, пусть в баре посидит.
— Нет, давай в следующий раз. Мне еще маме укол делать.
Она сунула в карман Павлу пятисотенную купюру — из тех, которыми платила за ящик водки! — и осторожно прикрыла его рот ладонью, когда он попытался протестовать.
— Давай я хоть провожу тебя, — предложил он.
— Не надо, я уже почти пришла, — отказалась Наташа, — а твоя гостиница вон там. Видишь, огни светятся.
— Я бы и сам разобрался, — разочарованно буркнул он.
Генка Лукин, сосед Рудиной по лестничной клетке — не так давно именно ему пела дифирамбы Тамара Пальчевская, — любит напевать: «По-бабам! Пора-пора-по-бабам!»
