Серебряный развод - Олеся Рудая
— И что будет? — вызывающе, хамски вопрошает девица.
— Не смей, я сказал.
— А я ка-а-ак… Ай! Отпусти. — взвизгнула девица.
— Убери свои руки! Это не твое.
— И не твое. — зло ответила Снежка.
— Теперь — да. Но память — еще моя.
— Ага, поня-я-ятно! — Снежка кривит губы. — Ты ее до сих пор любишь! Жалеешь, что развелся!
— Заткнись. — Его голос звучит опасно тихо. Я узнаю эту интонацию. Он на грани.
— Вот почему ты передумал жить со мной!
— Передумал и все. Закрыли тему. — категорично отрезал Костя.
Что же делать? Войти как ни в чем не бывало?
Я сильно хлопнула входной дверью. В доме воцарилась тишина.
— Кто-нибудь есть? — громко кричу из прихожей.
Тяжелые мужские шаги приближаются. А я натягиваю непринужденную улыбку.
— О! Костя! Привет. Вещи собираешь?
— Привет, Нина. — он шел ко мне и собирался было обнять, как раньше, когда я приходила домой. Сила привычки. Не больше.
— А мы нажили целую кучу вещей.
— Это уже пятая партия! — восклицает Костя. — Я не уверен, что арендованного мной склада хватит. — рассмеялся он. А я улыбнулась в ответ.
— Здра-а-асте. — бросила Снежка, выходя к нам из комнаты.
— Подожди в машине, как и собиралась. — тут же пресек ее Костя.
Она прошла мимо меня, нарочито размашисто, словно королева, вышагивающая перед служанкой.
Ее взгляд скользнул по мне — холодный, оценивающий, полный того особого высокомерия, которое бывает только у очень молодых и очень глупых. Губы поджаты, нос слегка вздернут — целый спектакль из одного жеста: "Ты — прошлое."
И когда она фыркнула и отвернулась, я тихо рассмеялась.
Как же забавно она все еще пытается меня задеть.
Как будто мне есть до этого дело.
— Она так… катается от нечего делать со мной. — Косте было неловко за ее присутствие.
— Я пришла пройтись и, быть может, забрать что-нибудь.
— Да, проходи. Самое важное я еще не упаковал.
Я вошла в комнату.
Коробки, выстроившиеся вдоль стен, будто солдаты на параде. Каждая — с аккуратной надписью, как эпитафия на могиле нашего общего прошлого.
На полу — одна открытая. Я наклонилась.
Осколки.
Мелкие, острые, беспорядочно рассыпанные по дну. Так вот, что она расколотила… Скромная вазочка в горошек — та самая, что дети купили на сэкономленные карманные деньги. Помню их сияющие глаза, когда они вручали ее нам: "Мама, папа, это вам!" Все эти годы она красовалась на самом видном месте — хрупкий символ нашей семьи.
А теперь — груда черепков.
— Мне очень жаль, — Костин голос прозвучал приглушенно, будто из другого измерения. — Может, получится склеить?
Я провела пальцем по осколку.
— Ничего уже не склеить.
Тишина.
И вдруг — его лицо. Настоящее. Без масок. Без лжи. Просто человек, который наконец понял, что сжег мост в тот самый момент, когда сам оказался по ту сторону пропасти.
А я...
Я почувствовала, как что-то внутри тихо щелкнуло. Не боль. Не горечь.
Облегчение.
Он потерял нас.
А я — наконец обрела себя.
