Снова хочу быть твоей (СИ) - Маша Малиновская
— Это хорошо. А вот твоя жена, — подчёркивает голосом, будто у него это слово вызывает омерзение, — в этом мастерица.
Я сглатываю вставший в горле ком и сжимаю кулаки. Мужчины ведут себя так, словно меня рядом с ними в комнате нет, а сама я не решаюсь влезть в разговор.
Сева прищуривается и складывает руки на груди. Мощные мышцы напрягаются, и Руслан это хорошо видит. Каким бы козлом он ни был, думаю, он осознаёт, что ему достаточно одного удара Севы, чтобы отключиться на пару часов как минимум.
— Ты за этим приехал? — хмыкает Сева. — Чтобы сказать, что моя жена лгунья?
— И ещё вот за этим, — у Руслана натягиваются желваки. Говорит он спокойно, но я прекрасно знаю, как это спокойствие его обманчиво.
Открыв полу пиджака, Руслан изымает из внутреннего кармана бумажный конверт и протягивает Севе.
— Что это? — Сева кивает на конверт.
— Подтверждение того, что я четыре года воспитывал не своего ребёнка, — отрезает он. — Тест ДНК. Сделал по совету своего адвоката в независимой лаборатории. Дома много биоматериала мальчика. Твой тоже удалось раздобыть, уж не обессудь. Мальчик твой. Как и лживая сучка. Просто знай, какая дрянь у тебя под боком.
— Осторожнее в выражениях, — вижу, как лицо Севы принимает жёсткое выражение.
— Ты ещё это осознаешь, — ухмыляется Руслан. — Знаешь, лгать мужчине целых пять лет с учётом беременности, что ребёнок его… на это способна только настоящая сука. Теперь она — твоя проблема. И потом не говори, что я не предупреждал, дружище.
— Волки твои друзья, — шипит Сева сквозь зубы, и я понимаю, что он на пределе. Он вырывает конверт из рук Руслана, а тому указывает на дверь. — Вали давай, пока у меня окончательно терпение не лопнуло. И помни, что я сказал тебе по телефону.
Удивительно, но Руслан даже не спорит. И где только подевался его крутой нрав?
Или нрав этот проявляется только рядом с более слабым?
Окинув меня взглядом, полным ненависти и угрозы, он уходит.
Я вздрагиваю и зажмуриваюсь, когда Сева с силой толкает дверь, захлопывая её.
Не двигаюсь с места. Я словна к полу приросла. Мышцы окаменели.
Сева вскрывает конверт и разворачивает вложенный лист с результатами. Пробегает по нём глазами, нахмурив брови.
— Комбинированный индекс отцовство… количество аллелей… Вероятность отцовства девяносто девять целых девятьсот девяносто девять.
Сева поднимает на меня глаза и смотрит тяжело и внимательно, припечатывает буквально, а у меня сердце биться перестаёт.
Нет-нет, я не готова признаться сейчас!
Не так! Он не должен узнать вот так! От Руслана…
— Лиза, что это значит?
18
Сева сжимает в руках листок с результатами. Его взгляд пронизывает меня насквозь. В горле пересыхает, и я уже знаю, что больше не могу тянуть. Взгляд, тяжёлый и неотвратимый, словно магнит, притягивает мой, я буквально теряюсь под его напором.
Не могу говорить, не могу дышать.
— Лиза, — повторяет он уже медленнее, голос становится твёрже, с металлической нотой. — Что это значит?
Он снова смотрит на листок, а я понимаю, что дальше молчать не получится. Я открываю рот, но слова застревают в горле. Мне нужно что-то сказать, что-то объяснить, иначе его доверие будет разрушено окончательно.
— Я… я… — глотаю ком в горле, пытаясь собрать мысли воедино. — Сева, это неправда. Этот тест… его подделали.
Он молчит, не отводя от меня взгляда, и его напряжение передаётся и мне. Страх нарастает с каждой секундой, но я понимаю, что должна продолжить.
— В этой лаборатории есть мои знакомые, — говорю я на одном дыхании, чувствуя, как по спине стекает холодный пот. Ложь прокатывается по моим губам словно яд. — Они… они могли изменить результаты по моей просьбе. Я об этом и говорила, когда пришла к тебе с просьбой, помнишь?
Сева продолжает молчать. В тишине комнаты я слышу только стук собственного сердца. Громкий, который отдаётся в ушах.
Артинский медленно кладёт листок на стол и, будто не обращая внимания на мои слова, задаёт новый вопрос:
— Я думал, речь шла о тесте, который мы прикладываем к ходатайству. Ты знала, что твой бывший муж решил провести тест дополнительно?
Его голос слишком ровный, слишком спокойный, и это пугает меня больше всего. Я отчаянно киваю, стараясь не выдать свой страх.
— Да, — отвечаю. — Мне позвонили из лаборатории и сказали.
От лжи, в которой я запутываюсь, словно в липкой, противной паутине, на языке начинает горчить. Я словно в болоте тону в ней, и любая попытка выбраться делает только хуже, топит только сильнее.
Если скажу сейчас правду — Сева рванёт. Я вижу это по его глазам, и мне становится страшно. Мне очень стыдно перед ним, всё нутро пылает, но страх оказаться с сыном на улице и без помощи сжигает ещё сильнее.
Я не справлюсь одна. Не смогу. Руслан сожрёт меня. Отнимет сына и вышвырнет.
Или… а что если и Сева захочет отнять Ромку? Как реальный отец он может попытаться, и у него получится.
Между двух огней я не выживу.
Я не могу потерять Рому. Сын — самое ценное, что есть у меня. Самое дорогое. Из-за него я буду лгать, как бы мне самой ни было противно от этого.
Я обязательно всё скажу Севе. Когда это будет более безопасно.
Упаду в ноги и буду умолять о прощении. Стерплю что угодно.
Но не сейчас. Сейчас — слишком рискованно.
Поэтому да, я снова лгу. Слова сыплются одно за другим, но внутри я чувствую, как холод пробирается глубже. Он не верит. Я вижу это в его глазах. Или, по крайней мере, начинает сомневаться.
Его молчание тянется, и я чувствую, что земля уходит из-под ног. Сева медленно отворачивается и идёт к окну, и его движения кажутся слишком спокойным, как будто он взвешивает каждый шаг. Его глаза больше не сверкают той мягкостью, что была всего несколько минут назад.
— Лиза, — говорит он наконец, глядя на меня сверху вниз, обернувшись. — Ты ведь сказала бы, если бы…
От его слов у меня подкашиваются ноги. Но я не успеваю ничего ответить, потому что Сева уже уходит в спальню, и дверь за ним закрывается.
Я выдыхаю и тяжело опускаюсь на диван. Закрываю лицо дрожащими руками и качаю головой.
Говорят, после смерти нам воздаётся по заслугам. Кто-то попадает в рай, а кто-то в ад.
По делам его ему воздастся…
Но мой ад уже сейчас жжёт так, что не стерпеть. За мой грех, за эту ужасную ложь.
Мы