Желанная для него - Ани Файер
— Заткни хлебало, иначе убью! — сжимаю кулаки надвигаясь на него медленной походкой.
— Я вызову ментов! Тут, вон, сколько свидетелей! — угрожает мне Анькин хахаль. — Эти старые дуры всё расскажут полицаям, и тебя посадят, когда я напишу заяву!
— Ярочка, — вдруг спрашивает меня одна бабка на лавке, — это что за наглый малец такой?
— Анькин бывший, тёть Вер, — отвечаю любопытной бабульке.
— А-а-а, ясно… Пиши, пиши заяву, милок. Только камер тут нет с прошлой недели, что-то меняют они там, да и ты такой и пришел сюда: грязный и побитый. А кто тебя так, мы уж не знаем, сам виноват, — улыбается мне тётя Вера. Хмыкаю, довольно и благодарно кивая ей.
— Ах вы старые… — поднимается этот дебил, отряхивая джинсы.
— Валил бы ты отсюда, пока на ногах держишься! — советую ему, перебивая, пока за бабулек не пришлось заступаться.
— Иди-иди, любезный! — встревает тётя Люся. — А то на скорой увезут! С нашим Яром лучше не спорить, — хихикает она.
— А обувь! — орёт Макс.
— Лови, ушлёпок! — кричит Сладкова, скидывая его кроссовки прямо ему в руки.
— Всё равно будешь моей, Анька! — грозит тот пальцем ей в окно.
— Иди пока цел! — надвигаюсь на него.
— Она — фригидная тварь! Бревно! — показывает он пальцем в окно пятого этажа, где уже исчезла Анюта. — Ты будешь пыхтеть, а она даже не отреагирует на тебя! У неё там просто ведро!
— Ну, всё, гнида, ты нарвался! — цежу я, собираясь отпиздить его по полной.
— А-а-а-а… — заорал Анькин муженек, распугивая детей в округе, удирая от меня.
— И чтоб я тебя здесь больше не видел, падаль! — удар в зубы, когда хватаю его, нагнав. — Усёк?! — ещё один удар и тот начинает скулить.
— Она не стоит этого… — плюётся он кровью, — ёбаная шлюха.
— Раз не стоит, какого хуя приперся за ней?! — спрашиваю.
— Люблю я её, понял!? — снова выплевывает кровавую слюну на асфальт. — Моя она! Приворожила меня эта блядь!
— Раз любишь, отъебись от неё! Она терпеть тебя не может! Особенно после того, что ты сделал! Ты ей изменил, урод! Как вообще? Чего тебе не хватало? Живи новой семьёй, где у тебя уже растет ребёнок! И я уверен, что она тебе уже говорила об этом! — последние мои вразумительные слова. — Иначе, не ручаюсь за себя…
— Она… она… — начинает он говорить, снова пытаясь подняться.
— Поосторожней! — предупреждаю его.
— Она, блядь, лучшее, что у меня было! Я люблю её! — орет он мне в лицо, когда поднимается на ноги. Жалко его, честно. Не ожидал такого. Хотя сам прекрасно понимаю, что лучше и не бывает. Только вот он давно упустил свой шанс! Без обид!
— Ты всё проебал! — останавливаю его, когда он пытается снова пройти мимо меня к подъезду. — Теперь моя очередь быть с ней!
Макс машет руками, пытаясь попасть в меня кулаком. Но руки мои длиннее. Упираюсь ему прямо в грудь, когда тот отчаянно пытается ударить меня в лицо. — Хватит! — останавливаю его, вознеся свой кулак вверх, угрожая.
Тот яростно пыхтит, снова вытирая тыльной стороной ладони кровь из носа.
— Повезло тебе, сопляк… — последнее, что он говорит, хватая свои кроссовки, что валяются возле бабулек у лавки.
— Так его, Ярчик! — говорит тётя Вера, поддерживая меня. — Давно пора нашу Аньку захомутать!
— А ты говорила про какой-то сериал! — тянет тёть Люся. — Это лучше любого сериала!
Провожаю удаляющуюся фигуру Анькиного бывшего и поднимаюсь наверх.
Глава 7
Анна Сладкова
Боже! Боже! Боже!.. Что ж мне делать-то? Сердце колотится, как никогда, от вида того, как Яроаслав надавал тумаков Максу. Тот весь грязный, драный, как побитая собака выполз из подъезда. Причем, переживала я вовсе не за своего бывшего благоверного, а за бойца Федорцова, хотя прекрасно понимала, что жертва здесь вовсе не он.
Но вот стою, смотрю в окно, держа кроссовки Максима в трясущихся руках, и довольно улыбаюсь, как Чеширский кот. Так тебе и надо, скотина такая! Будешь знать, что не стоит совать свою пипку, куда не попадя! Хотя… Если бы я об этом не узнала, то так бы и осталась, скорее всего, с этим жалким козлиной. Не счастливая. Не любимая. И без возможности обрести все это с кем-нибудь другим. Квашня, в общем.
Всё, что не делается — всё к лучшему, как говорит наш добрый люд.
И ведь слышу ж всё, что несет этот урод, обсирая меня, на чем свет стоит, следя за этой перепалкой, от которой теплеет в душе от осознания, что я небезразлична Ярославу.
— А обувь! — неожиданно орёт Макс, отступая.
— Лови, ушлёпок! — отзываюсь тут же, метя ему в лобешник. Но мне не повезло, каждую единицу от своей пары тот словил метко, крепко прижав серые кроссовки к груди, будто это что-то ценное и самое дорогое в его жизни.
Вижу, как Яр гонит Максима за придомовую территорию, выпроваживая того за шлагбаум.
Теть Вера и теть Люба, наши бабушки-сплетницы, но глубоко уважаемые всем двором, вторят Федорцову, поддерживая его. Удивили они меня, честно признаться. Обычно эти «милые» бабульки любят показать свое недовольство всем и вся. Но Ярослав с Лёшкой всегда были с ними вежливы, помогали доносить тяжелые пакеты из магазина и всегда давали им повод для сплетен.
С нетерпением жду Яра, чтобы поблагодарить. Иду в коридор, от нервов перебирая пальцы рук, неловко заламывая их. А Ярослав залетел в квартиру, словно вихрь, тяжело дыша, и вижу снова этот испепеляющий, полный ненависти взгляд.
— Что? — спрашиваю, становясь в позу.
— Ничего! — рявкает Федорцов, хватая свою сумку, что висела на вешалке.
Ну вот и поговорили! Снова! Он не выносим! Вечно недовольный и злобный козёл! И как я могла повестись на такого?!
— Нет, уж! Что не так? — спрашиваю у него, останавливая.
— Да всё так, Сладкова! — цедит тот сквозь зубы, выходя из квартиры.
— Хватит, Яр! — кричу, выбегая вслед за ним. — Достал! Ты всё время молчишь и злишься на меня! Что я сделала опять? Хоть бы раз набрался смелости просто поговорить!
— О чем? — смотрит на меня, сверля своими серыми глазами, тыкая пальцем на кнопку лифта. — Как тебе? Понравилось сосаться с ним? М?
— Придурок! — смахиваю слезы обиды, что катятся рекой из моих глаз, и хлопаю входной дверью, с грохотом закрывая её.
Ну
