Обычная история - Юлия Резник
— Да ебись ты с кем хочешь, Таирчик! Только от меня отстань, а?!
И все. Что-то хрустнуло внутри от ее слов. Надломилось. Я вывалился из дома на улицу, чувствуя, что если останусь, могу ей и втащить. Сел на скамейку у подъезда, вдохнул жадно, сжимая и разжимая кулаки, и едва ли не до утра так просидел, гоняя по кругу мысли, перебирая в памяти воспоминания, которые почему-то казались фальшивыми.
А когда здесь уже более-менее обустроился, трахнул… одну. И в процессе с удивлением понял, что чужая баба старалась мне понравиться гораздо больше родной жены. Что интенсивность ощущений никак не зависит от чувств, и что мне просто по кайфу вот так… вообще себя не сдерживая, эгоистично, когда неважно — кончит барышня или нет, потому что нет никакой нужды этой левой телке доказывать, как верно она поступила, в свое время выбрав тебя — зеленого, с пустыми карманами, а потом таскалась за тобой с двумя детьми по городам и весям.
Откат наутро пришел. Почему-то стало самому от себя тошно. Все казалось неправильным. Словно я все же предал…. Или Ляську, или себя — не суть.
С тех пор сексуальное напряжение я предпочитаю сбрасывать в ведомственном спортзале. А то, что оно зашкаливает, видно по моей раздавшейся вширь фигуре. Я таких банок у себя не помню, даже когда служил в спецназе.
Пока я зависаю в картинках прошлого, Катя провокационно ведет бровью.
Даю себе еще пару секунд, чтобы принять решение. Нравится ли мне она? Скорее да, чем нет, хотя я и предпочитаю более пышные формы. Хочу ли я воспользоваться ее предложением? Да нет, конечно. Ясно же, что ей движет. Мне ее по-отечески хочется пожурить, а не разнузданно оттрахать. Даже не представляю, какой в ее душе сейчас ад.
Сплетаю наши пальцы. В ее глазах мелькает и исчезает тут же, будто его и не было, облегчение. Это она зря… Я молча возвращаю ее руку ей же на колени и сдаю задом. Щеку справа жжет, потому что эта пигалица сверлит меня ненавидящим взглядом. Не реагирую. В ней говорят обида, уязвленное женское самолюбие. Но это пройдет.
Включаю музыку. Какое-то время еду, занятый своими мыслями, и не сразу понимаю, что из динамиков льется откровенная дичь. На миг подвисаю, потом вспоминаю, что это Ляська репертуар выбирала. Нахмурившись, тычу пальцами в бортовой компьютер, чтобы сменить плейлист, когда Катя громко и насмешливо фыркает. Кошусь на нее… Сидит, подтянув тощие длинные ноги к груди, когда только разуться успела?
— Нормально сядь.
— А что так? Вас что-то смущает?
— Отвлекаешь, — прохожусь взглядом по ее ногам, прежде чем снова сосредоточиться на экране. Наконец, нахожу свой плейлист. Постукиваю пальцами по рулю в такт забористому биту. Ляська смеется над моими вкусовыми пристрастиями. Говорит, я моложусь, слушая рэп, не в силах смириться с надвигающейся старостью. А я себя, во-первых, не считаю старым, а во-вторых, большинство из тех, кого я слушаю, уже давно выросли в известных артистов, тексты которых через сотню лет будут изучать на уроках литературы, как сейчас изучают Бродского.
Прохожусь ладонью по щеке, стряхивая Катин взгляд. А она все смотрит и смотрит…
— Что? — усмехаюсь.
— Это же Мирон, да? Новый альбом? Давайте весь послушаем, а?
— Не хочу отвлекаться от дороги. Там надо выбрать…
— А вы не отвлекайтесь. Я сама все сделаю.
Дергаю плечом, мол, валяй. Катя, поджимает под себя ноги и с видимым воодушевлением приступает к поиску нужного, не понимая, какой шикарный обзор мне открывается в таком положении на ее нежную грудь.
— Что? Совсем не нравлюсь? — кривит губы, не отрывая взгляда от экрана.
— Это неважно. Все равно ничего не будет.
— Почему?
— Потому что тебе это не надо, хотя ты сейчас так не думаешь.
— Говорите за себя, — поджимает губы Катя, с чувством выполненного долга откидываясь в кресле.
— Мне это не надо тем более, тут даже спорить не буду.
— Значит, все-таки не нравлюсь.
— Значит, вообще не мыслю подобными категориями. Я женатый человек.
— Кого это останавливало?
Звучит горько. И как будто устало.
И опять на меня накатывает жалость. Ну что за дура, а? Вот куда она лезла? Зачем? Да про ее муженька все было понятно, еще когда он попросил местами с ним поменяться. Какой нормальный мужик так поступил бы? В обратную сторону, да. Это я могу представить. Но вот чтобы так… Он козел. А она дурочка. Молодая была, глупая. Любила, наверное, сильно.
— Слушай, Кать, не все же такие червяки, как твой бывший. Сейчас тяжело тебе, это понятно. Но когда-то оно отболит. И все наладится. Ты еще встретишь того самого.
Катя в который раз фыркает. Чувствую себя идиотом — не мастак я в таких разговорах, чего уж! Но я действительно думаю, что все у нее сложится. А даже если и нет — нужно сделать так, чтобы она в это поверила. Для дела так лучше будет.
— Ты, главное, не спеши в койку к кому-нибудь прыгать.
Опять кошусь на ее грудь. Не нравится, говорит… Ага. Так не нравится, что в паху уже тянет. И мысли всякие в голове, которые я гоню.
— А может, я хочу наверстать упущенное, — смеется, чиркая по мне колючим взглядом. — Что в этом плохого? Или вы из тех, кто считает, что только мужику можно все?
— Я считаю, что тебе надо бы соблюдать субординацию, — чеканю каждое слово. — А ежели тебя действительно интересуют мои взгляды на жизнь, то да… Я бы со стыда сгорел, если бы мои дочки переходили от одного мужика к другому, как знамя победы! — рявкаю. Вывела-таки меня, коза, на эмоции. Теперь сидит, обхватив ладонями плечи, глазищами синими хлопает. И смутившись, отворачивается к окну, шмыгнув носом.
— Простите.
Тут же смягчаюсь:
— Кать, я понимаю…
— Не-а. Нет. Не понимаете.
— Ладно, — чешу в затылке. — Может, ты и права.
— Будут рекомендации, что говорить психологу, чтобы получить допуск?
— Не пытайся ничего скрыть. Все равно не получится. Говори как есть, обо всем, что чувствуешь. Как такового запрета на эмоции нет. Все мы живые люди.
— Тогда чего мне опасаться?
— Выводов. Все усложнится, если комиссия решит, что твои эмоции
