Ненавижу Волкова! (СИ) - Алиса Северова
Двери лифта распахиваются, и я пулей вылетаю в стерильно-белый коридор. Несусь по указателям, чуть не сбивая с ног медперсонал и редких посетителей. Плевать, кто и что подумает! Сейчас меня волнует лишь одно — скорее добраться до Алекса.
Перед дверями реанимации тормозю как вкопанная. В широкое окошко вижу ряд одинаковых коек, опутанных проводами и трубками. Возле одной из них суетятся врачи в зеленых халатах и масках. Сердце екает и проваливается в пятки. Неужели это Лешка?! Господи, только бы с ним все было в порядке!
Беспомощно озираюсь по сторонам, пытаясь найти хоть кого-нибудь из персонала. Наконец, замечаю усталую медсестру, читающую какие-то бумаги на стойке регистрации.
— Простите, — сбивчиво лепечу, подлетая к ней. От волнения начинаю заикаться. — М-мне нужен Алексей Волков, он попал к вам с автоаварией. Скажите, как он? Что с ним? Он… Он жив?
Медсестра смеряет меня хмурым, оценивающим взглядом. Цокает языком и качает головой:
— А вы ему кто? Родственница? Что-то не припоминаю вас в списках contactных лиц.
Судорожно сглатываю, лихорадочно соображая, что сказать. Блин, ну не поверит же она, что я невеста или типа того? По мне же видно — обычная подчиненная, ни кольца, ни статуса.
— Я… Его девушка, — выдавливаю, постаравшись придать голосу как можно больше уверенности. — И коллега по работе. Очень переживаю, хочу знать, все ли с ним в порядке.
Медсестра вздыхает и устало трет переносицу. Всем своим видом демонстрирует, как я ее утомила со своими расспросами.
— Послушайте, девушка, — чеканит она, многозначительно кивая в сторону окошка. — Видите вон тех людей в зеленом? Это врачи. Они сейчас делают все возможное, чтобы спасти вашего молодого человека. У него тяжелые травмы, состояние критическое. Так что лучший способ ему помочь — не мешать персоналу работать.
У меня темнеет в глазах от пугающих намеков. Тяжелые травмы? Критическое состояние? Господи, да что же это такое! За что моему милому, доброму Леше такие страдания?
— И… И что же теперь? — растерянно моргаю, комкая в руках бахрому шарфа. — Когда я смогу его увидеть? Поговорить с ним? Мне нужно сказать ему кое-что важное…
Медсестра окидывает меня почти сочувственным взглядом. Только теперь замечаю, какая она усталая и измотанная. Наверное, тяжело вот так вот — постоянно видеть боль, кровь и смерть. И при этом утешать толпы перепуганных родственников.
— Понимаю ваше беспокойство, — мягко произносит она, слегка коснувшись моей руки. — Но сейчас ничего нельзя сказать наверняка. Подождите в коридоре, никуда не уходите. Как только будут новости о его состоянии — я вам сообщу.
Киваю, как болванчик, не в силах вымолвить ни слова. В горле стоит ком размером с кулак, на глаза наворачиваются слезы. Господи, да за что же это все? Чем мы провинились перед небесами, что на нас обрушилось столько несчастий?
Медленно бреду к жестким пластиковым креслам, плюхаюсь на сиденье. Бездумно смотрю в одну точку, комкая в пальцах несчастный шарф. В голове звенящая пустота. Ни единой мысли, ни проблеска надежды.
И только теперь, оставшись в одиночестве, понимаю весь ужас ситуации. Ведь если с Лешкой что-то случится, если он не выкарабкается — я этого просто не переживу. Умру от горя и чувства вины, от осознания того, что не успела попросить прощения. Сказать самое главное — что люблю его, несмотря ни на что.
Слезы текут по щекам, но я не пытаюсь их останавливать. Да и какой смысл? Сейчас мне как никогда нужно выплакаться. Излить в рыданиях всю боль, страх и отчаяние. Иначе эти чувства просто разорвут меня изнутри.
И я плачу. Горько, надрывно, до опустошения в груди и звона в ушах. Плачу, уткнувшись лицом в колючую бахрому шарфа. Раскачиваюсь взад-вперед, как психическая, что-то бормоча себе под нос. Молю Бога, Вселенную, кого угодно — лишь бы Леша выжил. Лишь бы открыл глаза, лишь бы снова улыбнулся своей чудесной, лучистой улыбкой.
Проходит час, другой — а я все сижу в коридоре, комкая несчастный шарф. От слез опухли веки, в голове гудит, как с похмелья. Но мне плевать на свой внешний вид. Сейчас меня волнует лишь одно — когда же, наконец, станет известно хоть что-то о состоянии Алекса?
Наверное, я задремала, потому что вздрагиваю, когда на плечо ложится тяжелая мужская ладонь.
— Ника? — раздается над ухом до боли знакомый голос.
20
Сонно моргаю, фокусируя взгляд на лице Макса. Надо же, все-таки приехал… И судя по его усталому, измученному виду — мчал сюда сразу из офиса. Впрочем, чему я удивляюсь? Это же его родной брат, как-никак! Естественно, Максим будет сходить с ума от волнения.
— Привет, — хрипло произношу, неловко поднимаясь с кресла. — Ты как? Держишься?
Он криво усмехается, пожимая плечами. В глазах — бездна тоски и боли.
— Не очень, если честно. Врачи пока ничего не говорят. Состояние тяжелое, прогнозы неутешительные… Черт, да я места себе не нахожу! Лешка ведь мой младший, я за него в ответе. А тут…
Его голос прерывается, плечи поникают. Господи, кажется, Макс вот-вот расплачется! Первый раз вижу его таким — слабым, потерянным, совершенно раздавленным. Сердце сжимается от острой жалости.
— Эй, ну ты чего? — шепчу, порывисто обнимая Волкова. Обхватываю руками поперек груди, утыкаюсь лбом ему между лопаток. — Держись, слышишь? Все будет хорошо. Леша сильный, он справится. Ему сейчас наша поддержка нужна, а не вот это вот всё.
Макс судорожно выдыхает. На секунду его ладонь накрывает мои сцепленные пальцы. Всего лишь мимолетное прикосновение — но от него по телу пробегает электрический разряд.
Внезапно остро, почти физически ощущаю его близость. Жар мужского тела, запах одеколона вперемешку с больничными ароматами. Черт, да что же это такое? Его брат в реанимации, а я, дура, о всякой ерунде думаю!
Смущенная собственными мыслями, резко отстраняюсь. Отхожу на шаг, нервно одергивая пиджак. Макс оборачивается. Смотрит на меня в упор, пытливо и напряженно. Будто пытается отыскать в моих глазах ответы на какие-то очень важные вопросы.
— Спасибо, что приехала, — бесцветно произносит он, отводя взгляд. — Лешке повезло с такой девушкой как ты. Ты правда его любишь, да? Несмотря на вчерашнюю ссору и… все остальное?
Меня бросает в жар от стыда и вины. Ну конечно, Макс помнит про наш секс. И явно корит себя за то, что "увел" девушку
