Запрет на любовь (СИ) - Джолос Анна
Что блин? Серьёзно?
— Как это по-мужски, оскорблять девушку, — усмехаюсь, глядя ему в глаза.
— Ты сомневаешься в моей гендерной принадлежности?
— Нет, в наличии интеллекта.
— Слышь ты, — наклоняется ближе, и между нашими лицами остаётся всего сантиметров пять. — Поосторожнее на поворотах. Острой на язык себя считаешь?
— Угадал, — едва заметно киваю.
— Прибереги его до того момента, как встанешь на колени, — угрожая, травит взглядом.
— Это, Ромасенко, случится разве что в твоём сне, — рикошетом по слогам проговариваю, и его лицо багровеет от злости.
— Шухер! Географичка ползёт, — громко объявляет Чижов.
— Или валишь на хрен из этой школы самостоятельно…
— Предпочту второе или, — перебиваю, не дослушав.
— Я предупредил тебя, стукачка.
— Окей.
— Ромасенко, что там такое? Был звонок. Немедленно займите своё рабочее место! — ругается пожилая старушка, вошедшая в кабинет.
Филатова, склонившись в три погибели, удирает к себе.
— Вы-то почему не на своём, Марь Семённа? — нагло дерзит Максим, неторопливо прогуливаясь до своей парты.
— А? — переспрашивает учительница, не расслышав.
— Глухая карга. Вы, говорю, почему не на своём? — орёт он громче. — Четыре минуты урока прошло, — указывает пальцем на часы.
— Была у медсестры, — зачем-то отчитывается перед ним женщина. — Давление подскочило.
— Ей уже гроб примерять, а она всё на работу прётся.
Придурок.
— Вы ж говорили, что тот год последний? Что на пенсию уходите. Типа баста, завязываете со школой, — подаёт голос Зайцева, жующая жвачку.
— Ой, да я бы с превеликим удовольствием Вас, троглодитов, не видывала больше. Да только пенсия какая у нас? Смешарики… — кладёт на стол старый кожаный ридикюль. Извлекает из него бумажный журнал, платок, очешник. — Сейчас отметим отсутствующих и начнём урок. Так. Поехали. Абрамов?
— Нет его.
— Прогуливает?
— По уважительной причине отсутствует.
— Что ещё за причина?
— Менты прессуют, — тихо произносит один из футболистов.
— Мария Семёновна, Абрамов отсутствует по заявлению родителей, — докладывает Филатова.
— Спасибо, Полиночка.
— Спасибо, Джугашвили, — язвит Ковалёва.
Дурной пример заразителен.
Нельзя позволять подобное и давать слабину.
— Фамилию произноси правильно, жертва аборта, — чеканю ледяным тоном.
— Что ты там сказала? — таращится на меня, поперхнувшись своим негодованием.
— Что слышала.
— Совсем оборзела, овца!
— Ковалёва, вы мне мешаете! — учительница стучит ручкой по столу.
— Меня оскорбляют вообще-то! — возмущается блондинка.
— Тихо, Вик, позже с ней разберёмся, — успокаивает её подруга.
— Котов здесь?
— Да.
У меня вибрирует телефон.
Леван: «Как дела, Тата? Ты не ответила на сообщение»
Леван: «И так и не позвонила»
Блин, точно. Я совсем забыла о том, что обещала ему на вокзале.
Леван: «У тебя всё в порядке?»
«Привет. Да. Просто переезд, новая школа. Сам понимаешь…»
Леван: «Как тебя приняла семья матери?»
«Нормально»
Леван: «Жаль, что нельзя было забрать тебя к нам»
«Ты сам знаешь мнение отца на этот счёт»
Леван: «Не переживай, летом точно заберу (подмигивающий смайл)»
«Что бы это значило?»
Дурой прикидываюсь.
Леван: «Предложение буду делать, ты же помнишь»
И нет, он не шутит.
«Как сам?»
Леван: «Всё хорошо, но уже скучаю по тебе дико»
«И я (грустный смайл)»
— Записываем тему. Коэффициент увлажнения.
— Максимальный. Когда Ромасенко в классе, — демонстрирует свой пошлый юмор сын директрисы.
А эти идиоты и рады. Смеются.
Стадо баранов.
— Вы записали тему? Хватит паясничать, товарищи выпускники!
«У меня урок. Напишу тебе позже, хорошо?»
Леван: «Буду ждать, Тата»
Леван: «Не пропадай. Начинаю волноваться, когда ты долго не выходишь на связь»
Блокирую экран, поднимаю с пола тетрадь, учебник и ручку. Смотрю на доску.
Как так случилось, что я со всеми этими событиями забыла позвонить ему?
Поясню.
Леван Горозия — мой жених. Он тоже грузин. Ему двадцать один и он учится в Высшей школе бизнеса МГУ. Наши семьи очень давно знакомы. Отцы вместе начинали общее дело в Тбилиси и ещё там решили, что непременно должны поженить нас в будущем.
Хочу ли я замуж?
Не знаю. Но если и выходить, то, пожалуй, да. За Горозию.
Мы знаем друг друга с детства. Долго дружим. И существуем, как пара, уже год. Леван — серьёзный, умный и амбициозный парень. Я ему доверяю. Он меня уважает и бережёт. Отец его обожает. Родня Горозии давно уже считает меня своей.
Что ещё нужно для хорошего союза?
Мне на стол прилетает бумажный шарик.
Разворачиваю, читаю.
Растягиваю губы в улыбке и поднимаю взгляд на Ромасенко.
Он всё никак не угомонится. Всерьёз решил меня запугивать.
Ну ладно, одиннадцатый А. Война, значит, война…
Глава 11
Марсель
— Сонь, это чё за бомжацкий вариант? — смеюсь, глядя на младшую, старательно выкладывающую микроскопические порции икры в тарталетки. — Побольше клади.
— Отстань, я сама знаю, сколько надо, — недовольно бубнит мелкий гном.
— Зайчик, этого и правда мало, смело набирай ложку для каждой, — оценив результат, просит старшая. — Да, вот так. Ты умница!
— Э-эй! Не воруй! — умница по обыкновению грозит мне кулаком, когда я тырю и закидываю в рот ту самую тарталетку, за которую её похвалили.
— Марсель, помоги достать утку.
— Ты уверена, что она пропеклась? — тянусь ко второму шедевру, но получаю по пальцам от злобного поварёнка.
— Ай.
— Да, я уверена. Тащи быстрей сюда свою задницу.
Дёргаю Мелкую за хвост и иду к Милане, склонившейся к духовке.
— Чё ты там высматриваешь? Готова, видно же.
Цокает языком и закатывает глаза.
— Доставай и ставь противень сюда на доску.
— Полотенце дай, командир.
— Прихватки есть вообще-то, на.
— Не вздумайте уронить её, — строго наказывает София со своего места.
— Убери его отсюда, — аккуратно приоткрываю дверцу.
— Санта, уйди, пш-ш! — Милана отгоняет собаку, вечно сующую всюду свой любопытный нос.
— Найс, — вдыхаю аромат сочной запечённой птицы.
Пахнет зачётно.
— Вообще, это же ужасно, — заводит Мелкая.
— Ты про что? — Мила закрывает дверцу духовки.
— Мы собираемся съесть сородича Яго. Это неправильно.
— Яго — попугай.
— Но тоже птица, — приводит веский аргумент.
— Он так не считает, — усмехаюсь, вспоминая, как это чудило залаяло на днях. — Сгони Элвиса со стула. Не хватало потом нажраться его шерсти.
— Я вычёсывала его вчера.
— А сегодня ты его подержишь, — ставит перед фактом Старшая. — Нам надо постричь ему когти.
— Идите лесом. Я в этом больше не участвую.
В прошлый раз так получил по хлебалу этим самым когтём, что месяц царапина заживала.
В жопу подобные эксперименты.
— Пробуй салат на соль, — Милана тычет мне ложкой в рот. Чуть по зубам не получаю, вовремя его открыв.
— Ещё.
— Мало, да?
— Ещё дай говорю, не распробовал.
— На.
Дубль два.
— Да. Мало.
— Добавляю. Бли-и-и-ин! Ну нет! Твою за ногу! — хнычет и рычит, закинув голову назад.
— Чё такое? — через плечо заглядываю в салатницу. — Рукожоп, — констатирую, глядя на горку соли.
— Крышка от солянки отвалилась. Елы-палы! Чё терь всё выкидывать?
— Стой, верх сними.
— Куда ты той ложкой, с которой ел! — шикает она недовольно.
